Политики утверждают, что латышскость — это то, что нуждается в защите. Они лелеют светлый образ Улманиса и мешают возглавить вузы Латвии мировым авторитетам, не владеющим госязыком. Они прикрывают экономические и социальные проблемы национальным флагом и тратят кучу времени на обсуждение вопроса «может ли русский стать латышом». И таких выбирают. Насколько все это совместимо с современным открытым миром, попытались разобраться эксперты, собравшиеся на дискуссию «Демократическая латышскость» Фестиваля общения Lampa в Цесисе.
В словаре есть два понятия, которые на русский язык переводятся как «латышскость» — latvietība и latviskums. Первое — это особое мировоззрение, исходящее из языка, культуры и воспитания. Второе — особенности живущей на территории Латвии общины, которые могут меняться под влиянием внешних факторов, оставаясь узнаваемыми на протяжении длительного времени. Оба эти слова для большинства латышей не то, что важные, а базисные, с ними связывается выживание нации.
Между тем, если быть откровенными, то от обоих понятий не только веет вековыми традициями, но и попахивает плесенью. К тому же не ясно, какое отношение к этим сакральным понятиям могут иметь представители других национальностей, живущих в Латвии. Берут ли их в число избранных? Надо ли им это? А если не берут, то что из этого следует? Выносит ли это «несвоих» в категорию другого сорта? Какого?
Повестку дня перед собравшимися экспертами и публикой огласил политолог Ивар Иябс: «Сложилось впечатление, что латышскость находится на перепутье. С одной стороны, у общества возник большой спрос на идентичность. Это видно в разных проявлениях. В том числе в востребованности продуктов и дизайнерских объектов с латышской символикой… С политической арены слышно, что латышскость — это то, что нуждается в защите, что мы никому не отдадим, чему не позволим угрожать. С другой стороны, это конфликтует с тем, что латыши становятся частью глобального мира, открытыми и современными людьми. Но от политиков мы слышим про опасности и светлый образ Улманиса, чей авторитарный переворот праздновался даже в парламентской фракции… Как все это соединить и как наша важная ценность латышскость будет выглядеть лет через 50?«
Всем скептически и цинично настроенным в отношении заявленной темы Ивар Иябс предъявил статистику, которая подтверждает: осознание принадлежности — важнейший человеческий ресурс. Когда ученые задались целью выявить, что общего у всех Нобелевских лауреатов, оказалось, что все они очень позитивно относятся к своим корням. «К примеру, если лауреат — китаец, он никогда не боится подчеркнуть, что он китаец, — пояснил Иябс. — И в этом смысле идентичность нельзя считать чем-то слишком традиционным и принадлежным к 19-му веку. Все это работает и по сей день».
Что такое латышскость и с чем ее едят?
Эксперты сошлись во том, что язык, культура и традиции — неотъемлемая часть и основа латышскости. Согласились и с утверждением доктора психологии Лиги Рупертс, что любому человеку знание, кто он есть, дает дополнительные силы и уверенность — ему с этим легче жить. А вот дальше мнения начали расходиться.
Покинувший на днях Национальное объединение депутат Илмар Латковскис задался вопросом, что происходит с латышскостью у молодежи, которая говорит на латышском языке с сильным акцентом и крепкими словцами?
Историк Каспарс Зеллис признался, что как бы он того ни хотел, но в Латвии никак не получается уйти от латышскости, как этнической категории, и перевести ее в категорию политической нации, как это сделали немцы, которые легко называют germans турецких переселенцев.
Сам историк латышскость прежде всего идентифицирует с культурой и сетует, что последнее время все меньше научных работ публикуется на богатом латышском языке, все серьезное пишется на английском и немецком, переводить на латышский — дорого, а аудитория мала. На широкую же латышскую аудиторию ученые, как правило, вынуждены вещать на «вульгарном, легко понятном, я бы сказал плебейском языке», что ведет к постепенному вырождению языка.
Латковскис подтвердил, что «быть латышом — дорогое удовольствие». По его наблюдениям, понятие кровной принадлежности для латышей — действительно, «очень традиционное — оно живет в народе». При этом, поиронизировал политик, «если у самых ярых националистов взять анализ крови, может открыться, что ничего там такого уж латышского нет».
Всем очень нравилось, когда рядом с фамилией победившей на «Ролан Гаррос» Алены Остапенко писали «latvian».
Как обозначить живущих в Латвии нелатышей?
Если в русском языке разделяют слова «латвиец» и «латыш», то в латышском языке нет отдельного понятия, которое могло бы обозначить принадлежность человека нетитульной нации к стране Латвии.
Руководитель латвийского филиала IT-компании Accenture и член правления «Общества за открытость Dots» Максим Егоров рассказал о личном опыте: когда его спрашивают по-английски «What is your nation?», он не видит другого ответа, как «Latvian» — по названию своего государства. При этом на латышском языке Максим предпочитает идентифицировать себя, как гражданин Латвии, раз уж одного слова нет.
По мнению Каспара Зеллиса, все же нет особой необходимости в каком-то специальном слове: «Не только мир очень пестрый, но и сами латыши — пестрые. И если мы будем делить людей, как в политике, где правоцентристов зовут «настоящими латышами», а левые — вроде как латышскость потеряли, то мы быстро вернемся к риторике национального клуба 20-го века… Этот поезд ушел».
Могут ли русские быть частью латышскости?
Максим Егоров признался, что тема латышскости его смущает: «Когда мои коллеги говорят «мы, латыши», у меня в голове сразу возникает вопрос: причисляете ли вы к этому «мы» также русских и представителей других национальностей, живущих в Латвии?«
По наблюдениям Максима, если европейские государства и создавались изначально на национальной основе, то самыми сильными из них стали те, в становлении которых принимало участие большое количество эмигрантов, и где удалось отойти от приравнивания государственной идентичности к одной этнической группе… «Это разделение политической нации и национальности надо сделать очень осознанно, иначе даже таким конструктивным и осознанным людям, как я, трудно понять, желанны ли в этом обществе люди русской национальности или те, кого многое связывает с русской культурой?«
Надо ли писать национальность в паспорте? Какую?
В Регистре жителей Латвии каждому человеку в обязательном порядке вписывают национальность, в паспорте — по желанию. В любом случае, стать латышом, не имея таковых в родословной, сегодня нереально. Депутат Сейма Андрей Юдин предпринимал попытку закрепить в Законах возможность для граждан Латвии идентифицировать себя латышами, если они знают язык и культуру и сами этого хотят — предложение не прошло.
По мнению Максима Егорова, в паспорте вообще нет необходимости писать национальность. «Если смотреть на ту же Америку, то там национальность не пишут, там все — американцы. Если говорят italian american, chinese american — это исключительно про культуру, которую человек принес в Америку… Если все время пытаться привязывать государство к одному этносу, не сойдется технологически. Кроме того, лет через 5-10 лет можно будет переводить что угодно на какой угодно язык — языковое разделение уйдет само собой».
По мнению бизнесмена, одну из важных ошибок, которую допустил народ, в политическом секторе позволили вести бесконечную торговлю латышскостью. «Есть люди, которые могут все делать или не делать ничего, потому что они политически защищены голосами. Как только что-то может их подвинуть, они сразу поднимают вверх национальный флаг. И мы им это позволяем. Пока этот флаг успешно используется с двух сторон, политики это делают».
Его поддержал и Матисс Грицманис: «Нам стоит провести нечто вроде реформации в религии — сделать государство секулярным в национальных вопросах. Это не меняет того, что латышскость очень важна не только для латышей. Ведь в ней заложены традиции, из которых выросла вся культура Латвии».
Илмар Латковскис признался, что голосовал против предложения Юдина. «Почему? Потому что вопрос национальности не решается политиками. Законом не описать, кто будет латышом, а кто — нет. На мой взгляд, национальность в паспорте вообще не нужна, но поскольку для многих это — важно, то будем уважать. Пусть пишут, если хотят».
Драматург Матисс Грицманис сообщил, что тема вызывает у него когнитивный диссонанс: «В моем паспорте есть флаг Праздника песни и множество латышских символов. Такие же паспорта у тех, у кого не записана национальность «латыш» — значит, они тоже связаны с этими символами? С одной стороны, мы движемся к единой системе образования, хотим, чтобы все были лояльны Латвии, но в то же время возможности выбрать не даем. Мне кажется проблематичным этнический концепт. Вы же слышите на какой смеси языков говорят школьники в транспорте. И при этом рассуждать на полном серьезе, что писать в паспорте про два-три поколения — это звучит по-дурацки».
Не снижает ли латышскость конкурентоспособность Латвии?
По наблюдениям Максима Егорова, Латвии трудно обеспечить качественные и хорошие учебные программы вузов исключительно на латышском языке. Особенно в такой новой и стремительно развивающейся сфере, как IT. «На днях ЛУ закончили 67 бакалавров компьютерных наук — для меня это трагедия, — признался он. — В былые годы их было 100-110. Чисто экономически качественную долгосрочную программу им обеспечить трудно».
Недавно он принимал участие в конференции Северных страны, где собралось по 150-200 бизнесменов, представляющих четыре государства. Только представители Финляндии говорили по-фински, остальные — на английском, сказали, что так им легче и так проще с литературой. «У финнов политическое позиционирование языка похоже на латышей. Они сделали все, чтобы провести конференцию по-фински. И у них получилось», — заметил бизнесмен.
Латковскис считает, что нужно особое мастерство — сохранять латышскость, в том числе и методами защиты, но не скатиться в провинциальность, в том числе и не замыкаться на одном языке — знать три-четыре. По мнению Матисса Грицманиса, некие достижения по этой части у Латвии есть: политикам удалось добиться того, что понятие латышскости ассоциируется с понятием европейскости, а Латвия — с Европой. В странах второго и третьего мира латвийское образование считается европейским — там это большая ценность. «Хотя, конечно, нам надо многое делать для повышения качества образования».
Итог дискуссии подвел Каспарс Зеллис: «Зачастую мы используем латышскость как контраргумент страхам глобализации и всего нового. Это ощущение угрозы так же старо, как латыши. Они впервые почувствовали себя под угрозой еще во времена младолатышей, когда все говорили: если сейчас же не возьмемся — ассимилируемся. И потом, если вспомнить Атмоду, когда число латышей было самым большим в истории, главным мобилизующим фактором стало ощущение угрозы нации. До сих пор это ощущение от нас никуда не делось. С одной стороны, это чувство мобилизует и сплачивает общину. С другой стороны, ощущение угрозы не делает нас симпатичными для тех, кто мог бы к нам присоединиться: зачем мне идти в латыши, если в 70-х годах они вымрут?!
