Я живу в самой маленькой коммуне Швеции, в деревне с населением в четыре человека. Вот так. И да, мы все — родственники.
Когда об этом рассказываешь, у собеседника в голове сразу возникают определенные картинки, ассоциации. Четыре человека в лесу. Все — родственники. Ни единого уличного фонаря на многие километры.
Вдобавок выясняется, что мое последнее (и единственное) законченное образование — это средняя школа, причем я еле выбралась оттуда с неудовлетворительными оценками по рисованию, домоводству, физкультуре, предмету по выбору и еще нескольким дисциплинам (если бы можно было получить двойку за перемены, то я бы и ее получила, потому что с переменами у меня было хуже всего). А английский я учила по большей части без всякой системы — по телепрограммам, компьютерным играм, текстам песен и отдельным мероприятиям. Вот когда эта информация просачивается наружу, люди начинают кое-что понимать.
Мне пришлось научиться свежевать лис и водить трактор, но я до сих пор толком не знаю, как обходиться с турникетами в метро. Вот теперь я выгляжу идиоткой?
Или чужаком.
А кто такие чужаки? Может, быть чужаком — то же самое, что быть идиотом? Когда я была маленькой, мы, конечно, смеялись над городскими, которые ничего не понимали. А еще — над людьми из южных стран, которые не умели ходить по льду (в чем у них не было возможности поупражняться). Но ведь эти новоприбывшие так смешно поскальзывались!
Кому-то следовало бы нас, хм, образумить. Удивительно, но мало-помалу я сама стала пытаться усвоить некоторые вещи, например, как образумиться и как понять, что это слово вообще значит.
Я обнаружила, что мир полон книг. В конце концов, я осторожно подкралась к литературе, которую в ином случае, вероятно, глотала бы без разбору.
Такой возможности у меня не было.
Никто не говорил о книгах или писателях. Это был другой мир. Во мне вырос барьер, и довольно высокий. Я была уверена, что Джейн Остен или Джеймс Джойс, в особенности в оригинале, — это для «других», более «утонченных» людей. Я боялась, что меня обсмеют еще у кассы, если я куплю или возьму в библиотеке что-то подобное. Ведь я даже не училась в гимназии! Тоже мне!
Да, я в это верила. Такие, как я, — хуже других.
Откуда я это взяла? Кто мне сказал? Не припомню, чтобы хоть раз слышала, что некая литература — лишь для «других».
Никто не говорил, что соевое латте — не для таких, как я, но я вообразила, будто это само витает в воздухе. Сгущается. Будто такие вещи не подходят, ну, тому, кто хоть раз водил трактор. Да, я все еще немного тупица.
Но вот уже несколько раз за последний год мои новые знакомые говорили, что их удивило, насколько «нормальной» я оказалась, когда они узнали меня получше. Они просто-напросто поражались, что я — настоящий современный человек!
То есть, они ожидали иного?
Да. У нас у всех есть предрассудки.
Но я понимаю. Правда, понимаю. Я же сказала, нас в деревне — всего четверо, и мы все — родственники, и никакого уличного освещения у нас нет…
Интересный факт: средний доход жителя Бьюрхольма — 14 001 крона в месяц, четырнадцать тысяч и одна крона. На 48% ниже ежемесячного дохода в среднем по Швеции.
Стина Стур — писатель, живет в деревне Балолиден под Бьюрхольмом, лен Вестерботтен.
