Петербург — самый красивый город к востоку от Парижа

Интервью с журналистской и писательницей Иоанной Чечотт, выпустившей книгу «Петербург — город сна».

— Newsweek Polska: Говорят, что Петербург строил сам дьявол.

— Иоанна Чечотт (Joanna Czeczott): «Дьявол», «антихрист», то есть царь Петр I, который основал этот город в начале XVIII века. Он хотел даже не реформировать страну, а полностью ее изменить. Царь ненавидел старую Россию, презирал ее отсталость и приверженность православию, он стремился сделать ее западным государством и претворял свои мечты в жизнь с революционным размахом. Этот «антихрист» появился не на пустом месте. Петровским переменам предшествовала реформа Православной церкви: обряды унифицировали с греческими, ввели троеперстное крестное знамение. Общество бунтовало, говорили, что грядет конец света. Петр подтвердил их опасения. Еще в римские времена предсказывали, что однажды на троне воцарится антихрист: и вот он взошел на трон Третьего Рима, как называли Москву.

— Петр поддерживал образ безумца: он устраивал многодневные оргии, создал Всешутейший и Всепьянейший собор во главе с князем-папой. Кроме того, появилась Кунсткамера — антропологический музей, в котором посетители могли увидеть деформированные человеческие плоды или наблюдать за проведением вскрытия. Представления были призваны показать, что болезнь возникает не от греха.

— Он пренебрегал дипломатическим протоколом, был грубым и доводил до крайности все, чем занимался. Если он пытал, то лично: колесовал или поджаривал человека на огне. Когда он решил построить город, он отправился инкогнито на Запад и устроился работать на верфь. Он сам, не обладая соответствующими знаниями, проектировал дома в своем городе, а инженеры приходили в отчаяние от его чертежей. Петр был творческим и разрушительным правителем с неиссякаемой энергией. В петербургском мифе до сих пор главенствуют две эти силы: с одной стороны, город убивает, в нем невозможно жить, с другой — он дает вдохновение и толкает вперед.

— Мой петербургский знакомый называет Петербург «городом на костях» и гордится его историей.

— Я разговаривала с профессором Евгением Анисимовым, который занимается исследованием петровских времен. Он говорит, что Петербург создал базу для идеи ГУЛАГа. Вначале он был городом-тюрьмой: на время строительства новой столицы каторжников вместо Сибири ссылали сюда, а первые корабли, появившиеся на Неве, были заполнены рабами. В это место силой свозили рабочих, ремесленников, купцов, делая их пожизненными петербуржцами, которые были лишены права сменить место жительства. Рождался перенаселенный город, жизнь в котором подчинили себе мужчины, там процветала проституция и росло количество женских самоубийств. Количество приезжающих, инструменты и деньги, которые им выдавались, тщательно регистрировались. Учет смертей при этом не велся. Меня пробирает дрожь, когда кто-то гордится тем фактом, что город был построен на костях, и говорит, что когда создается нечто важное, человеческая жизнь не имеет значения. Легкость, с которой восточные правители проливали кровь, стала их отличительным качеством.

— Новые кости, которые укрепили фундамент города и его мифа, принесла блокада Ленинграда во время Второй мировой войны, которая продолжалась больше 800 дней.

— Этот опыт сформировал мировоззрение современных петербуржцев: почти каждый, с кем мне довелось говорить, рассказывал, что кто-то из его предков погиб во время блокады. Мнения, что Ленинград следовало сдать немцам и спасти тем самым жителей, приравниваются там к святотатству.

— В книге Вы приводите цитаты из дневников: «Съели жареную кошку, она была очень вкусной». В то время появилось 22 рецепта блюд из травы.

— В Петербурге сильны традиции польской диаспоры. Как «наши» появились в северной российской столице?

— Можно назвать конкретную дату: 1772 год, то есть первый раздел Польши. В тот момент контакты польских элит со столицей империи активизировались. Они надеялись сохранить свое имущество на востоке или даже склонить царскую администрацию отказаться от раздела. Как пишет Людвик Базилов (Ludwik Bazylow) в своей книге «Поляки в России», в Петербург отправились, например, князья Чарторыйские, которые хотели что-нибудь выторговать у царицы. Они спрашивали Ксаверия Браницкого (Ksawery Branicki), целовать ли им руку Екатерине II, а тот отвечал: «Целуйте все, что она прикажет, лишь бы она отдала вам ваше имущество». По оценкам Базилова, в определенный момент в Петербурге жило 250 тысяч поляков. Они не стали там основным национальным меньшинством, этот город с самого начала был многонациональным, так что граждане Речи Посполитой не играли там самой важной роли.

— Какие фамилии можно было встретить в списке жителей?

— Их немало, я уделила особое внимание Чечоттам. У семьи моего мужа были владения на востоке и много детей, которых отправляли учиться и работать в Петербург. Один из предков Чечоттов руководил психиатрической лечебницей, еще один был связан с горной промышленностью.

— Как выглядит ситуация сейчас?

— У Союза поляков была большая квартира в центре города. Там проводили уроки польского языка, занятия для маленьких детей и встречи для взрослых. Когда на Украине начался конфликт, а ЕС ввел против России санкции, туда пришли представители пожарной инспекции и заявили, что двери в квартире слишком узкие, а стул у компьютерного стола не соответствует нормам. Кроме того, они заявили, что здание требует ремонта, и Польский дом следует закрыть. Чтобы провести ремонт, нужно согласие всех жильцов дома, а получить его невероятно сложно. Вдобавок понадобятся несколько дорогих экспертных заключений и масса печатей.

— Чем современный Петербург может удивить Запад?

— В первую очередь архитектурным ансамблем. Возможно, каждое здание по отдельности не представляет собой выдающееся произведение искусства, но вся планировка города в целом, его характерное устройство с уровнем каналов, расположением построек и церквей — это архитектурный памятник. Также Петербург — это столица балета, классическая форма которого пережила даже социалистическую революцию. Это город Достоевского, «Преступления и наказания», крупнейших политических идей, искусства самого высокого уровня, а еще разводных мостов.

— На одном из них анархисты однажды изобразили фаллос. Мост развели, а «произведение» оказалось ровно напротив здания ФСБ — путинской службы безопасности.

— Это нашумевшая «большая эрекция» арт-группы «Война», на которую не успела отреагировать полиция. Другие достопримечательности? Например, клуб «Пурга», где каждую ночь устраивают новогоднюю вечеринку. Очень живописны каналы, которые тоже связаны с разрушительно-созидательными петербургскими стихиями. Их создали, чтобы защитить город от наводнений, которые посещали его каждый год. Сейчас Петербургу уже ничто не угрожает: в Финском заливе появилась защитная дамба. Задумана она была еще 200 лет назад, а закончил ее строительство Путин.

— С этим городом связана невероятно популярная в России группа «Ленинград», у которой есть песня «В Питере пить».

— Она могла бы стать гимном города. Речь в ней идет не столько о выпивке, сколько о стиле жизни, который американский ученый Алексей Юрчак называет «существованием вне системы». Смысл в том, чтобы отмежеваться от политики и закрыться в собственном мирке. Существование вне системы — это диагноз социального явления, а группа «Ленинград» воспевает его, как идеологию «по***». В клипе даже звучит фраза, что Пушкин советовал «Послать все на ***». Так что пусть все туда идет, а человек сможет жить сам по себе.

— Как это проявляется?

— Профессор Юрчак описывает поколение петербургской интеллигенции 1980-х годов: тогда было модно устраиваться на работу в котельные и дежурки — места, которые позволяли находиться внутри системы, но оставаться для нее незаметным и писать философские трактаты или устраивать дискуссии на любые темы. Это видно и сейчас. В 2000-е годы на протестные демонстрации выходили 100-300 человек. Меня это очень удивило: как так, у вас установился тиранический режим, а вы не протестуете! А петербуржцы вместо этого писали диссертации о метатексте или работали над симфониями. Потом я поняла, что они нашли свой кусок свободы «вне», а Петербург можно назвать столицей внутренней эмиграции.

— Чем современные петербуржцы отличаются от остальных россиян? Раньше город считался оазисом свободы для гомосексуалистов.

— Представители ЛГБТ-сообщества, с которыми я разговаривала, рассказывали, что ситуация меняется. В начале 2000-х годов город был толерантным, на улице можно было увидеть целующиеся однополые пары, туда стекались гомосексуалисты со всей страны. Но действие встретило противодействие: появился закон о запрете пропаганды гомосексуализма, на основе которого сформировалось негативное отношение к лицам нетрадиционной сексуальной ориентации.

Стоит отметить, что несмотря на это Петербург остается российской столицей ЛГБТ. Однако открытость и приверженность либеральным ценностям — это не единственное, что отличает петербуржцев от остальных россиян. Они пестуют свою инаковость, миф о «культурной столице», «окне на Запад». На тему «петербургского самосознания» социологи пишут целые труды, а мои собеседники говорили, что «им хотелось бы сбежать из России всем городом». Но самое интересное в Петербурге — это то, что он не смог бы существовать без России, ведь во многих отношениях он выступает ее отражением. Это заинтриговало меня, когда я там училась, и продолжает интриговать до сих пор.