В мае прошлого года российский суд приговорил инженера Андрея Бубеева к двум годам и трем месяцам колонии-поселения за репосты в социальной сети «ВКонтакте». Речь шла о размещении им на своей странице статьи публициста Бориса Сомахина «Крым — это Украина» и картинки с изображением тюбика трехцветной зубной пасты и надписью «Выдави из себя Россию». Бубеева обвинили в публичных призывах к нарушению территориальной целостности России и в экстремизме. Следствие вело ФСБ.
Впрочем, произошло это в то время, когда Бубеев уже находился в СИЗО. И стало вторым уголовным делом против инженера. Дело в том, что еще в 2015 году, по заявлению одного из пользователей «ВКонтакте», Бубеева обвинили в размещении на своей странице в соцсети материалов, которые «возбуждают ненависть к русским и гражданам Российской Федерации». Тогда мужчину объявили в федеральный розыск, и он был задержан целой группой спецназа у родственников на даче.
Андрей Бубеев вышел на свободу 23 августа, и, буквально через неделю, вместе с женой Анастасией и 5-летним сыном, уехал в Киев. Сейчас мужчина занимается оформлением украинского паспорта.
— В Киеве вы впервые? Как вам город?
— Вызывает просто неописуемый восторг. Большой, спокойный, европейский. Пока, в основном, гуляем по Майдану, Крещатику (нас тут относительно недалеко временно приютили).
— А кто приютил, у вас здесь есть друзья?
— Нет, по сути, это были абсолютно чужие для нас люди. Пока я был в плену, моя жена с ними познакомилась. Это неравнодушные киевляне, которые раньше нас вживую и не видели. То есть уезжали мы, практически, в никуда.
— Читала, что до 10 класса вы с семьей жили в Харькове…
— Абсолютно верно. Кстати, из-за этого у меня есть шанс на украинское гражданство. Оказывается, что по законодательству, если на момент распада Советского Союза люди жили на территории Украины, они автоматически признаются гражданами Украины.
Наша семья тогда еще жила в Харьковской области, так что выходит, что я — гражданин Украины. Посольство Украины в Москве мне это подтвердило, выдали соответствующий документ, в котором об этом написано. Так что я приехал в Киев не просто как беженец, а как гражданин Украины. На самом деле, это меня спасло, ведь, в противном случае, я не смог бы выехать из России легально — загранпаспорт российская система мне бы не дала. Теперь у меня первая задача — это оформить украинский паспорт и найти временное, скромное жилье. А дальше будем восстанавливать нормальную человеческую жизнь.
— До того, как попали под следствие, вы вообще интересовались политикой?
— Я интересовался политикой достаточно активно и считаю, что всем нужно интересоваться. Если человек не интересуется политикой, то политика интересуется им, просто потому, что кто-то другой решает за него его судьбу.
Когда начались известные события на Майдане в Украине, я каждый день смотрел прямые эфиры, а если возможности не было — смотрел в записи. С тех пор я нахожусь больше в украинской медийной жизни, нежели в российской.
— Вы один из немногих россиян, кто говорит «в Украине», а не «на Украине». Когда и почему начали говорить правильно?
— Как раз в 2013-2014 годах. Начал так говорить, потому что сами украинцы так говорят. Да и вообще, даже по логике, это правильно. Вот, к примеру, страна Узбекистан. Мы же не говорим — «на Узбекистане»? А почему тогда говорить «на Украине»? Здесь нельзя отмазываться о якобы благозвучии.
Мы очень переживали за ребят у вас здесь. Когда началась эта позорная война, появились эти «ДНР/ЛНР», случилась оккупация Крыма, мы прекрасно понимали, на чьей стороне правда, и что происходит. Конечно, пытались как-то эту правда донести хотя бы ближайшему кругу общения, словесно, но достаточно активно я высказывался в соцсетях, «ВКонтакте», в каких-то группах. Не как блогер, а просто как обыкновенный пользователь. Получалось так, что противостоял большинству. Когда всей вот этой толпе, для которой «Крым — наш», я говорю: «Ребята, это оккупация, называйте вещи своими именами». А мне в ответ, мол, ты враг России, враг народа.
— Против вас было возбуждено два уголовных дела. Давайте, по порядку: в августе 2015 вас осудили за репост на свою страницу «ВКонтакте» записей из групп «АТО», «Азов», «Вести Русского мира». Как вы, в принципе, попали в поле зрения спецслужб? Читала, что на вас донес кто-то, с кем вы вступили в спор в социальной сети. Это так?
— Да, именно эти оппоненты. Просто они не нашли ничего лучшего, чем меня «удалить». Я был для них раздражающим фактором, потому что говорил, как есть, а не так, как удобно слышать.
— Откуда вы узнали, что на вас донесли?
— Так я читал дело, в котором это было записано. Кстати, по тверскому телевидению показывали репортаж, где человек с закрытым лицом, не называя имен, но, в принципе, не стесняясь, рассказывал, что в России подобным «стукачеством» занимаются. Есть целые подразделения, финансируемые государством, которые называются «кибердружина». По своей сути, это интернет-провокаторы и стукачи, которые выявляют так называемых неблагонадежных к власти личностей. Эти подразделения занимаются тем, что провоцируют различные споры в Интернете, а потом, когда люди выходят из себя и говорят что-то резкое, отправляют информацию с их ответами в соответствующих силовые органы.
— Какие-то 30-е годы в современной обработке.
— Абсолютно верно, хотя мало кто верит. Да, в России пока еще не 37-й год, еще никого не расстреливают, еще выпускают, но скоро — будут расстреливать…
— Когда вы узнали о том, что вас объявили в розыск, какова была реакция? Было ли просто поверить, что спецслужбы реально вами интересуются?
— Когда люди совершают какие-то преступления, они знают, почему их ищут. Я же не понимал, о чем вообще речь. Конечно, я уже давно знал, что в российской внутренней политике все «грустно», но не мог представить, что настолько. Если бы мог — уехал бы раньше.
На самом деле, мы уже и так подумывали о том, чтобы уехать семьей из России. Особенно задумались, когда Немцова убили (российского оппозиционера Бориса Немцова расстреляли недалеко от Кремля в феврале 2015 года, — УНИАН). Если проводить аналогии с Советским союзом, то сначала убили Кирова (руководителя ленинградской парторганизации убили в 1934 году, — УНИАН), потом покатились массовые репрессии. И вот, прошло порядка ста лет, а сценарий остался прежним.
— Когда вас арестовали, что говорили соседи, знакомые? Они ведь должны были понимать, что вы — никакой не экстремист.
— Так меня же именно соседи, собственно, и сдали. Когда я приехал на дачу к родным, они позвонили в милицию и сказали, что видели меня. Конечно, перед этим им правоохранительные органы «напели», что я чуть ли не убийца и все такое. Но даже потом, когда меня арестовали, и соседи реально узнали, что виной тому моя позиция, поддержка Украины, они не пожалели. «Правильно все, ничего себе, до чего дожил», — вот примерно такой была их позиция. При обыске у вас нашли армейские патроны, которые, в итоге, «пришили» к делу.
— Объясните, что это все-таки были за патроны и откуда они у вас?
— Тут меня подвело мое хобби. Я вообще охотник, стрелок-спортсмен, оружие у меня было легальное и зарегистрированное. На руках оружие уже более десяти лет, никогда не было никаких инцидентов. У меня четыре карабина, один из которых Сайга, грубо говоря, огражданенный автомат Калашникова. Он того же калибра, что и армейский. И есть охотничье патроны такого же калибра, что и армейские. И вот я как-то выменял такие у ребят, или купил где-то, уже и не помню точно. Они так красиво летают, что я, человек, который варится в оружейном хобби, не смог устоять, держал в заначке.
Когда проводились обыски, их нашли, и «нарисовали» мне еще ст.222 РФ «Незаконное хранение боеприпасов». Кстати, по факту, эта статья ничего на суде не дала, добавили два месяца в общий срок. То есть, если бы не было так называемой экстремисткой деятельности, эти патроны бы не были нужны никому.
— На следствии по первому делу вы полностью признали вину и пошли на досудебное соглашение. Почему?
— Мой адвокат, это был защитник от государства, ввел меня в заблуждение. Тогда я в юридических делах вообще был несведущим, вырванный из обычной жизни, отсидел два с половиной месяца на централе в клетке… Тут приходит адвокат и говорит: «Что ты, давай, признавайся, тебе или штраф «нарисуют» или «условку» — выйдешь, и забудешь все, как страшный сон». Я согласился.
Да, по букве закона выходит, что я признал вину, хотя, по сути, я себя не считаю виновным. В чем я виноват? В том, что на «белое» говорил «белое», а на «черное» — «черное»?
А вот по второму делу, когда меня обвиняли в призывах к нарушению территориальной целостности Российской Федерации, за то, что я разместил текст статьи «Крым — это Украина», понял, что меня просто решили похоронить, и уже начал протестовать, просто уперся.
Кроме того, по второму делу я никогда бы не признал вину, чтобы мне не обещали. То есть, если я признаю свою вину за призыв к нарушению территориальной целостности России, значит, я должен признать, что Крым — это Россия. А я этого никогда не признаю, потому что это неправда. Да я и по первому делу не признавался бы, если бы был нормальный адвокат.
— Как так получилось, что второе дело «нарисовалась» тогда, когда вы уже сидели в СИЗО?
— Мою одну и ту же страницу сначала исследовал Следственный комитет — вел дело, нашел преступления в своей компетенции, отработал свои «звездочки». А потом подключилось ФСБ, и эти же материалы рассмотрели своими глазами — нашли уже другие преступления. То есть, по сути, меня судили два раза двумя судами и дали два срока, которые сложили, за одно и тоже. Это же нарушает любую логику и даже Конституцию России!
Когда мне уже начали крепить второе дело, моя супруга начала бить во все «колокола». Так, она достучалась до известного человека Алексея Лебединского (российский композитор, — УНИАН), который у себя в Facebook разместил ее призыв о помощи. Вот тут на нас уже обратили внимание оппозиционные СМИ, правозащитники в Москве, а правозащитная организация «Агора» предоставили адвоката, Светлану Сидоркину. Ей отдельная огромнейшая благодарность. Все, что можно было сделать, она сделала. Хотя, конечно, в судебной системе России ничего нельзя сделать — это обвинительный каток.
— Ваш общий срок был 2 года и 3 месяца в колонии общих поселений. Вы же за это время, насколько я знаю, успели посидеть в трех местах.
— Да, в реальности из этого срока год и три месяца я отсидел в СИЗО, фактически, в бетонном склепе. Потом долго дело шло, но все-таки я попал уже в колонию-поселение, пробыл там месяца четыре, был надуманно признан злостным нарушителем. Последние полгода — в колонии общего режима.
— Сокамерники, работники колоний относились к вам, как к «врагу народа»?
— С сокамерниками у меня практически никаких проблем не было. Более того, все удивлялись, неужели за репосты сажают? Удивлялись даже сотрудники СИЗО. «Да, ну, не может быть, нужно самому страницу проверить…», — вот что-то примерно такое приходилось слышать.
Общее отношение сотрудников было более въедливое, чем к остальным. Это не была прямо ненависть, но выделяли, относились хуже, чем к другим заключенным. Как я понимаю, это была не их личная инициатива, а, скорее, приказ/рекомендации тех, кто продвигал мое дело (ФСБ или Следственный комитет).
— Вас избивали?
— Практически нет, мне повезло. Пару раз попадало. К примеру, когда переезжал в колонию на общий режим, но там так всех «встречали», а не только меня.
— Российский правозащитный центр «Мемориал» признал вас политическим заключенным. Принято считать, что в таких делах очень помогает общественное внимание. Вам помогало?
— Морально, да. Важно было само ощущение, что меня не забыли, заживо не похоронили. Очень приятно было, когда незнакомые люди писали слова поддержки, открытки присылали. Больше всего, конечно, писала жена, но с централа на поселок я привез около трех килограмм писем, две огромные папки. Из-за рубежа писали, из Германии, Швеции, из Украины тоже.
— В заключении вам разрешали видеться с женой?
— Когда сидел в тверском централе, то нет. Я там сидел не в обычной камере, а на спецблоке для особо опасных (видимо, чтобы не рассказывал людям правду, за что сижу). И хотя по закону свидания не были запрещены, была такая негласная установка. Все происходило так: если приходит кто-то из родных на свидание, им говорят, что человек находится в штрафном изоляторе за нарушение. И в этот же день, чтобы не нарушать отчетности, в этот изолятор, в итоге, и сажают. Так что увидеться было невозможно, более того, чем чаще родственники будут приходить, тем чаще человека будут в изоляторе держать.
Потом, когда уже в колонии поселений сидел и в колонии общего режима, то в установленном порядке разрешали видеться.
— Я знаю, что вы писали стихи в колонии…
— Да. Одно стихотворение о моем взгляде на то, куда катится страна, в которой я сидел, называется «Поезд дураков». Оно о безумном поезде под названием «Российская Федерация», где не только машинист сумасшедший. И это — самое страшное. Грубо говоря, если завтра инопланетяне похитят руководство России, то население ему замену выберет не лучше, а то и хуже…
Мы уехали не только потому, что нас репрессивная машина прессует, а потому, что мы со своими взглядами жили в окружении зомби, людей, которые жаждут крови. Мы для них — враги, Украину они считают врагом, они накачаны ненавистью и сами ее продуцируют. Я даже не знаю, как это остановить.
— Как думаете, вы навсегда уехали из России?
— Думаю, что да. По крайней мере, до тех пор, пока там все не изменится. Однако для этого должны пройти десятилетия. Сегодня — это зомбиленд. У меня нет второй жизни, чтобы туда возвращаться.
Там атмосфера такая, я ее прочувствовал на себе, видел своими глазами. Мы не просто уехали — мы, фактически, эвакуировались. Ведь уже даже на вокзале нас чуть ли снова не арестовали: задержали безо всяких объяснений, забрали документы, держали минут сорок, куда-то звонили, советовались. В итоге, не нашли все-таки, к чему прицепиться, и им пришлось нас отпустить. При этом, практически прямым текстом сказали, что подобное с нами будет часто. Для нас это стало последним «звонком», после которого мы просто уехали.
— У вас сохранился аккаунт в «ВКонтакте» и вообще, после заключения, вы остались активным пользователем социальных сетей?
— «ВКонтакте» меня нет, какой в этом смысл? Ту мою страницу, до этого никому неизвестный профиль «Андрей Бубеев» с двенадцатью друзьями, внесли в список запрещенных экстремистских материалов на всей территории России. Более того, сделали это, когда и странички уже не было, ведь ее еще раньше «убила» сама администрация соцсети. Это все, конечно, смешно.
В Facebook я есть, отказываться от социальных сетей не собираюсь. Из-за чего — из-за неадекватности какого-то отдельно взятого государства и режима? Я собираюсь активно присутствовать в Интернете, Украина, насколько я знаю, свободная страна. Я же не был никаким экстремистом. Просто им нужен был показательный процесс, чтобы другим неповадно было.
— Когда в Украине запретили «ВКонтакте», многие россияне назвали нас, напротив, несвободной страной. Как вы относитесь к этому запрету?
— Скажу честно, я, в принципе, запретил бы вещание с территории России сюда. СМИ России — это один орган жесткой и грубой пропаганды. В Украине, к сожалению, насколько я вижу, противодействия такой пропаганде нет. Ей можно противодействовать только подобными инструментами, но любое нормальное государство на таком не повернуто. Так что лучше все [российское] глушить для себя. Тем более, что «ВКонтакте» — полностью государственная вещь, выполняющая заказы российских спецслужб.
— Вы уже думали, что будете делать дальше? Планируете остаться в Киеве или осваиваться где-то в другом месте?
— Хотелось бы, конечно, зацепиться в Киеве. Здесь и по работе мне будет проще устроиться, ведь я могу и по технической специальности работать, занимался всеми видами электрики. Кстати, тут меня еще в блогеры записали. Хотя я блогером никогда не был на самом деле, но, если судьба определила в блогеры, может, теперь и стану, почему нет [смеется].
