Пока путинская Россия и западный мир постепенно приближаются к началу новой холодной войны, фокус дебатов в США сместился в сторону нескольких предложений о том, как можно сдержать Россию. Однако один аспект этих дебатов зачастую от многих ускользает. Речь идет о цене.
К несчастью, цена сдерживания может оказаться чрезвычайно высокой. С 2007 по 2016 год, хотя ежегодные глобальные военные расходы выросли на 215 миллиардов долларов, страны НАТО, включая США, понемногу сокращали свои расходы на оборону. Чтобы обратить эту тенденцию вспять, потребуется тратить миллиарды долларов ежегодно. Нам стоит остановиться на минуту и спросить себя: зачем Западу нужно истощать свои ресурсы, если Россией правит не Сталин — или подобные Гитлеру лидеры, одержимые идеологиями, ориентированными на мировое господство — а, скорее, банда клептократов, которые хранят свои деньги в западных банках, покупают недвижимость на Западе, обучают своих детей в западных университетах и имеют заграничные паспорта и даже разрешения на временное проживание.
Эти люди не стали бы управлять Россией так, как они это делают сейчас, если бы они действительно стремились к господству в мире или хотя бы в регионе. Сейчас они правят так, чтобы извлечь материальную выгоду из владения корпорацией под названием Россия. Если они встречают на своем пути препятствия, это вызывает у них досаду. В периоды роста (к примеру, с 2000 по 2007 год) или стабильного восстановления экономики (с 2009 по 2011 год) Россия представляла собой довольно «цивилизованную» страну, но, когда наступали тяжелые времена (2008 год или 2014-2015 годы), она начинала вести грязную игру. Как будто Кремль пытался компенсировать нехватку финансовой выгоды выгодой политического характера.
Все это наводит на мысль о довольно необычном решении нависших над Западом проблем, касающихся России. Если Россия ведет себя не столько как рационально организованное современное государство, сколько как «корпоративная», страна, которой владеют местные клептократы, тогда ее поведение стоит рассматривать не как государственное, а как межкорпорационное. А в корпоративном мире лучший из возможных шагов, которые стоит предпринять в отношении маленькой, но агрессивной компании, — это попытка ее купить и включить ее в состав более крупного делового конгломерата.
Разумеется, существуют еще частные активы, а также доходы, получаемые от государственных унитарных корпораций, но даже если мы удвоим упомянутую выше цифру, мы получим всего 1,1-1,2 триллиона долларов. В то же время нам необходимо учитывать размеры активов, принадлежащих «настоящим» иностранным инвесторам (то есть офшорным компаниям, не принадлежащим россиянам) и бизнесменам, которые не захотят продавать свои компании ни при каких обстоятельствах. Поэтому давайте остановимся на сумме в 1 триллион долларов.
С 2008 года стоимость этих активов в долларах упала почти на две трети: 19 мая 2008 года, когда рубль был еще сильным, общая сумма акционерного капитала российских публичных корпораций составляла 1,52 триллиона долларов. Отрицательная динамика вряд ли порадовала российский правящий класс. Я бы еще добавил, что до настоящего момента активы, контролируемые элитой, имели положительную прибыльность в размере 10-12% их рыночной стоимости — или примерно 65-85 миллиардов долларов ежегодно.
По какой-то причине эта цифра совпадает с объемами оттока чистого капитала (по данным Банка России, с 2008 по 2016 год объемы оттока капитала в общей сложности составили 644,7 миллиарда долларов). Это значит, что владельцы компаний стараются извлечь максимальную прибыль из России. Угадайте, что произойдет, если всем этим людям предложить «справедливую» цену за их собственность — к примеру, 2 триллиона долларов, что в 30 раз превышает их чистый ежегодный доход?
Элита российской политики и бизнеса ведет себя так, будто она уже не надеется на стабильность в ближайшие 30 лет. На самом деле подавляющее большинство представителей этой элиты подготовилось к тому, чтобы уже завтра потерять все свои российские активы. Станут ли эти люди вести жесткий торг, если серьезный покупатель предложит им хорошую цену? Я в этом сомневаюсь.
Но насколько большая сумма — 2 триллиона долларов? Это меньше половины той суммы (4,79 триллиона долларов), которую США уже потратили на бессмысленную войну в Ираке. Это примерно два военных бюджета США (в 2017/2018 финансовом году военный бюджет США составит 824,7 миллиарда долларов). Можно еще вспомнить, что баланс Федерального резерва увеличился на 1,45 триллиона долларов всего за два месяца 2008 года, когда правительство решило спасти крупные американские банки. Неужели это настолько большая сумма? Не думаю. Более того, 2 триллиона — это десятая часть федерального долга США или та сумма, на которую этот долг увеличивается каждые два года. Ее вряд ли можно назвать высокой ценой за устранение величайшей экзистенциальной угрозы, нависшей над США.
Нам не стоит думать об этих 2 триллионах долларов как о деньгах, которые нужно потратить и забыть.
Покупка России станет лучшей инвестицией, которую американское правительство когда-либо делало. Стоимость российских компаний серьезно занижена и составляет лишь небольшую часть стоимости их американских аналогов. Если в России когда-нибудь появится более ответственное руководство и более прозрачная судебная система — другими словами, если Россия однажды станет более «нормальной» страной — эти активы вырастут в цене как минимум в пять раз. В 2008 году Министерство финансов США приобрело контрольный пакет акций страховой компании AIG за 40 миллиардов долларов, а затем продало его в конце 2012 года, получив прибыль в 23 миллиарда долларов. Но в случае с Россией прибыль может оказаться гораздо выше.
Такая сделка может оказаться выгодной для всех сторон. Можно предположить, что до заключения этой сделки все представители России получат иммунитет от судебных преследований за совершение финансовых преступлений, что все деньги, лежащие на условно-депозитных счетах, будут освобождены от любых проверок, и что участники сделки, продающие активы стоимостью более 20 миллионов долларов, получат паспорта западных стран или разрешения на постоянное местожительство. Таким образом, все коммерческие дела российской бюрократии завершатся миром, а не перемирием. Те деньги, которые Запад потратит на эту сделку, останутся внутри западных экономик и будут реинвестированы в недвижимость, акции и другие активы в развитых странах. Западные компании получат огромный новый рынок, открытый перед всем миром и стремящийся стать «цивилизованным»: гигантские запасы ресурсов и талантов. Разумеется, наибольшую выгоду извлекут российские граждане, поскольку эта сделка позволит вернуть в Россию закон и прозрачность.
Большинство проблем России объясняется тем, что ее руководство долгое время старалось обогатиться, притворяясь современной, следующей букве закона политической элитой. Единственная сложность, с которой Россия сталкивается сегодня, — это отсутствие у элиты возможности легализовать свое богатство в глобализованном мире. Только это и ничто другое заставляет Россию враждебно относиться к западному миру. Если Запад сможет изобрести инструмент, который решит эту проблему, он сможет заручиться поддержкой России и ее народа — народа, в сущности, европейского — получив ключевое преимущество в нашем беспокойном мире.
Кто-то может сказать, что этот проект слишком нереалистичен, потому что в нем должны соединиться политика и бизнес. Я могу с этим согласиться, однако, возможно, нам все же стоит попытаться его реализовать, поскольку политика и бизнес уже тесно переплелись в фигуре человека, который сейчас занимает пост главы Белого дома.
