5 декабря 2011 года я присутствовала в толпе народа в центре Москвы на Чистопрудном бульваре. Рядом со мной находились мой отец и коллеги российского издания журнала Forbes, где я была волонтером. Это был день после парламентских выборов в России. В машине, по пути следования на демонстрацию, мы беседовали о видеоматериалах о фальсификации выборов, которых в интернете можно было множество.
Отец был возмущен и пессимистично настроен. Здесь нам ничего не изменить к лучшему, а жизнь проходит, — говорил он. Недавно ему исполнился 51 год. Он даже говорил, что мне лучше уехать за границу. Но я хотела остаться. Через три недели мне предстояло работать над статьями из Москвы для издания WELT.
Тогда у меня было такое чувство, что ни о чем лучшем я и мечтать не могла. Я была рада стать свидетелем времени. Из моего окружения я знала многих, кто очень верил в возможность что-либо изменить. В Москве царило настроение подъема. Впервые после 90-х годов сразу десятки тысяч людей вышли на улицу. Они требовали новых выборов.
Прежде всего они возмущались тем, что Владимир Путин принял решение о рокировке, то есть решил поменяться местами с Дмитрием Медведевым и снова стать президентом. Многие тогда не хотели безучастно наблюдать это. Они объединялись в политические группы, собирали деньги на новые демонстрации, становились наблюдателями на выборах или хотели даже выдвигать себя кандидатами на коммунальных выборах.
Возможность документировать результаты последующих лет казалась мне важной задачей. Для меня стало возможным писать статьи о моей стране для читателей в Германии и занимать при этом необходимую дистанцию, больше наблюдать и больше давать высказываться другим людям.
Никак не могла предположить тогда, как часто в течение предстоящих пяти с половиной лет мне придется писать о различных формах насилия. Писать о физическом насилии, о войне. Писать о политическом насилии, о произволе, о постоянном, неослабевающем давление, которое часто кажется незаметным. О давлении, меняющем психику людей и вселяющем в них среди прочего веру в то, что они не могут ничего изменить.
Волны репрессий
В мае 2012 года начался третий президентский срок Путина в Кремле. После протестов последовала реакция, и в последующие годы были намечены пути развития российской внутренней и внешней политики. Через несколько месяцев после вступления Путина в должность парламент страны принимал один репрессивный закон за другим. С регулярностью в несколько дней появлялись сообщения об обысках, арестах, расследованиях или судебных процессах.
Часто происходили волны репрессий. Оппозиционер Алексей Навальный однажды был приговорен к реальному сроку наказания, потом отпущен, чтобы получить возможность принять участие в выборах мэра Москвы. Перед Олимпиадой в Сочи бывший олигарх Михаил Ходорковский и девушки из панк-группы Pussy Riot были освобождены. Только это не должно было сбивать с толку в мыслях о направлении, в котором развивалась страна: еще дальше от Запада, от демократии.
За эти пять с половиной лет Россия стала другой страной. Она аннексировала Крым, отправила солдат на Восток Украины и в Сирию. Только незначительное число граждан возмутилось и вышло на улицы в знак протеста против войны. Большинство поддержало агрессивную внешнюю политику. Народ ликовал в 2014 году по поводу аннексии Крыма.
Известная тайна «Восточная Украина»
К моему жуткому опыту относится и то чувство в последние годы, когда в 2014 году по возвращении из зоны военных действий на Восточной Украине в Москву, столицу империи, которая вела эту войну, мне приходилось убеждаться, что большинство людей любой ценой хотели избегать этой темы.
По сей день российские солдаты находятся в Восточной Украине. В России это стало уже всем известной тайной. В своих поездках я спрашивала людей по этому поводу, и везде — в Сибири, на юге России или на Дальнем Востоке — они почти всегда знали кого-то, кто воевал в Украине, воюет до сих пор или погиб там.
Моментальный снимок того времени: радостная толпа при открытии Зимних Игр в Сочи. Спустя несколько дней на Майдане в Киеве: раненых во время стрельбы выносят в холл отеля «Украина», где располагался импровизированный госпиталь. Потом видно, как переносят все больше с правой стороны на левую сторону лобби — туда, где лежат трупы.
Через несколько дней в Крыму: взволнованная женщина рассказывает мне на улице, что черные снайперы из США на границе с Крымом заняли позиции, и она боится их и «фашистов» из Киева. Другие люди были сбиты с толку, когда в столице Симферополе и перед украинскими формированиями появлялись русские солдаты без знаков различия.
Некоторые русские солдаты сами в недоумении, ведь украинских приятелей и соседей они знают очень хорошо. В населенном пункте Перевальное они днем наблюдали за украинским подразделением, а ночью заходили туда тайно, чтобы зарядить у украинцев свои мобильные телефоны и помыться.
Спустя несколько недель в Донецке: две студентки говорили, что им, собственно, все равно, кто здесь управляет и куда относится их область, к России или к Украине, — «главное, чтобы не было войны». Однако война начиналась и до сих пор полностью не остановлена.
Одновременно с внешней агрессией в России шли поиски внутренних врагов. Оппозиционер Борис Немцов был застрелен перед Кремлем. Одна за другой разрушались независимые редакции — Lenta. ru, Forbes, РБК. Некоторые коллеги были в отчаянии, но многие нашли возможность продолжать и основать новые СМИ.
Также многие активисты продолжали действовать дальше, несмотря на давление. Весной этого года на улицу снова вышли тысячи молодых людей, чтобы выразить протест против коррупции. Они сопротивлялись произволу полиции. В масштабах всей страны они — меньшинство, но они не хотят сдаваться.
Эталоны 1968 года
Когда мне нужен источник надежды, то я вспоминаю двух женщин: диссидентку Людмилу Алексееву и интеллигентку Ирину Прохорову. Обе помнят Советский Союз и понимают ценность небольших свобод. Они пытаются рассмотреть текущее развитие в исторической перспективе.
Диссиденты, протестовавшие, например, в 1968 году на Красной площади против ввода советских войск в Прагу, не могли поверить, что диктатура падет в обозримом будущем. И несмотря на это продолжали действовать.
Распад Советского Союза, изменение общества и переосмысление советского наследия представляет собой длительный процесс с неизвестным исходом. В настоящий момент большинство позволяет манипулировать собой, играет с постимперскими рефлексами и не верит, что их политическое участие позволит повлиять на ситуацию. Будет ли так всегда?
Что будет после Путина?
В предстоящем году Владимир Путин опять сделает так, что он останется на своем посту. Шесть последующих лет, до 2024 года, он будет править в России. Уже сейчас возникает вопрос: что будет потом?
Построенная им система — без политических конкурентов, с раздутым аппаратом спецслужб, все более запуганными региональными элитами и сильно централизованной властью — сильно ориентирована на его личность. Россия может существовать и без Путина, только никто в кругах элиты не отважится сейчас громко задать вопрос, как в таком случае могла бы выглядеть страна.
Но именно по этой причине будет важно в предстоящие шесть лет наблюдать за российской политикой и обществом — послушать голоса элит, посмотреть на сложную борьбу за власть и внутриполитические дискуссии. От этого будет зависеть и внешнеполитическая ориентация страны, отношение к соседям и ко всему остальному миру.
Стоит снова полемизировать со страной, с ее регионами и людьми — во всем их своеобразии. Пессимизм моего отца подтвердился — пока. Однако поиск того, как может быть по-другому, продолжается.
