В течение последних шести месяцев в частных беседах я интересовался у действующих и бывших сотрудников контрразведки: «Кто следит за тем, чтобы Россия не подрывала основы нашей демократии?» Ответ всегда был один: «Не знаю, но надеюсь, кто-то все же за этим следит». Однако учитывая, что президент Дональд Трамп отказывается признавать вмешательство России в президентские выборы 2016 года, я не уверен в том, что кто-то вообще этим занимается.
Расследование связей России и Трампа, которым занимается специальный прокурор Роберт Мюллер (Robert Mueller), набирает обороты. И вероятность предъявления обвинений президенту и его соратникам стала главной новостью в США. Это потому, что Трамп вызывает так много противоречий. Однако уголовное преследование и нарастающий гнев общественности не могут помочь предотвратить более масштабную угрозу, которую представляют собой Россия и ее президент Владимир Путин.
Угроза со стороны Москвы не является пустой. Она обернулась самой настоящей операцией, направленной против США, — операцией, которая, вероятнее всего, началась задолго до того, как Трамп стал президентом. Русские не только проникли в ряды ближайших соратников Трампа, но и использовали социальные сети, чтобы распространять фейковые новости, и даже, возможно, взломали наши системы для голосования.
После окончания предвыборной гонки США не приложили почти никаких усилий к тому, чтобы укрепить нашу систему защиты от подобных операций. Мы так и не услышали призывов увеличить бюджет разведывательного сообщества, чтобы оно могло эффективно противостоять России и другим угрозам для США. Многие полагают, что мы можем нанести поражение Москве, просто убрав Трампа с поста президента. Но это опасная затея.
Я очень хорошо понимаю ту угрозу, которую представляет собой Россия. В 1989 году офицер советской разведки зашел в кабинет моего отца в Нью-Йорке. Этот человек, который работал на советскую миссию ООН, хотел заниматься вполне легальными делами — по крайней мере, так думал мой отец. Мой отец, иммигрант из Пакистана, владел небольшой подрядной компанией, которая снабжала американское правительство книгами и материалами для исследований. Поэтому, хотя человек, находившийся в кабинете моего отца, был скорее исключением из правила, то, о чем он просил — информация, касающаяся нераспространения ядерного оружия и контроля над вооружениями — было чем-то совершенно привычным. Однако уже через 20 минут два спецагента ФБР уже просили моего отца оказать им помощь в слежке за русскими. С их одобрения мой отец должен был продолжить вести дела с врагом и передавать ФБР те сведения, которые ему удастся раздобыть. Это стало началом долгих отношений между русскими, ФБР и моей семьей, которые завершились только в 2009 году.
Мой отец своими глазами видел, какое воздействие на шпионские игры России оказали распад СССР и окончание холодной войны. После распада СССР офицеры разведки из уже российской миссии в ООН начали приходить в офис моего отца, подхватывая игру в той точке, в которой из нее вышла советская разведка, и занимаясь поисками той же самой информации. Они продолжали рассматривать США сквозь ту же призму холодной войны. Мы все равно оставались их врагами.
Но американская разведка смотрела на русских немного иначе. В 2005 году я начал работать на ФБР против России как двойной агент. Пока мои кураторы и я были полностью сосредоточены на нашем старом противнике времен холодной войны, вся остальная Америка была обеспокоена проблемой терроризма и «Аль-Каиды» (террористическая организация, запрещенная на территории РФ, — прим. ред.). Агенты, с которыми я работал, были преданными своему делу и профессиональными патриотами, но им не хватало поддержки и ресурсов. Я часто шутил над старыми автомобилями, на которых они были вынуждены ездить, а они смеялись или ворчали в ответ. Эти агенты вели борьбу, которая, по мнению остальных американцев, уже была в прошлом. Поэтому как могло ФБР потратить больше средств на эту борьбу, когда на нас только что напал враг? Не могли.
Бюро занималось контрразведывательными операциями, но это нельзя было назвать их главным приоритетом. В то время, когда я работал на них, со мной связался военный атташе из другой страны и пригласил меня на встречу с ним. Пока я сидел в его консульстве на Манхеттене и пил чай, атташе сообщил мне, что он ищет «человека в Вашингтоне, с которым я мог бы связаться». После этой встречи я сообщил ФБР все ее подробности и стал ждать указаний касательно того, что делать дальше. Прошло несколько недель, но я так и не получил от бюро никаких инструкций. Наконец один из агентов уныло сообщил мне, что «агент, отвечающий за эту страну, не станет перезванивать мне». Я больше не разговаривал с тем атташе и так и не узнал, с кем я должен был его свести. Это была упущенная возможность.
Москва редко упускает возможности. Беседы с офицерами российской разведки всегда были напряженными и отрезвляющими. Русские не верят никому и ничему. Тактика, которой они пользовались, чтобы избежать слежки ФБР, была простой, но чрезвычайно эффективной. К примеру, русские обычно завершали каждую мою с ними встречу, вручая мне меню или карточку другого ресторана. Потом, спустя неделю или около того, мне звонили и приглашали меня на обед. В конце обеда все повторялось. Мы никогда ничего не обсуждали по телефону или электронной почте. Их строгая приверженность принципам безопасности диктовала им, что все общение должно быть личным. Это значило, что, если ФБР заранее не знало о том, где мы должны встретиться, бюро приходилось прикладывать массу усилий для того, чтобы следить за нами. Русские уже отточили свое мастерство, а агентам ФБР приходилось прикладывать усилия для того, чтобы не отставать от них.
Когда моя работа против русских под прикрытием подошла к концу, я стал гораздо больше беспокоиться по поводу этого дисбаланса. После окончания холодной войны довольно несложно понять, почему с политической точки зрения оправдать расходы на контрразведку стало очень трудно. Но никто не сообщил об этом русским. Поскольку возможности ФБР постепенно иссякают, русские получили шанс атаковать нас.
После их операции, направленной против американских выборов, США так и не признали провал своей контрразведки и не попытались устранить ее недостатки. Пока президент США продолжает называть вмешательство России «мистификацией» и «фейковыми новостями», та наша слабость, которой Россия так успешно воспользовалась, чтобы подорвать основы нашей демократии, не будет устранена. Если вмешательство России в выборы 2016 года чему-то нас научило, то тому, что мы обязаны вернуть контрразведку ФБР на тот уровень, на котором она находилась в 1989 году, когда агенты ФБР зашли в кабинет моего отца: ФБР должно обнаруживать и отражать угрозу в течение 20 минут.
Навид Джамали — автор книги «Как поймать русского шпиона» (How to Catch a Russian Spy), мемуаров о его работе в ФБР в качестве двойного агента. Сейчас он является офицером разведки резерва ВМС США и старшим научным сотрудником Программы национальной безопасности в Исследовательского института внешней политики (Foreign Policy Research Institute).
