В прошлом году я посетил древний, красивый город польских королей — Краков. Все в городе дышит культурой и историей, христианством и западной цивилизацией. И поэтому во время моих прогулок по древним улицам я никак не мог отделаться от мысли о том, что становится уделом других крупных западных городов. И когда на телеэкране мелькали кадры, сделанные во время теракта на Рамбле в Барселоне, я думал о том, что беззащитные пешеходы в Кракове тоже могли бы стать вполне очевидной целью для еще какого-то джихадиста, захотевшего вести священную войну с неверными.
Тем не менее, ни один турист или житель Кракова не кажется напуганным тем, что на центральной площади старого города Rynek Główny вдруг появится переживший травму ребенок-беженец без сопровождения, который примется наносить людям ножевые удары. Да, на тесной пешеходной Флорианской улице не видно ни единого бетонного блока, которые должны помешать теракту. А почему их нет? Неужели польские власти настолько же легкомысленные, как и власти Франции, Швеции и Испании? Неужели они наступают на те же грабли?
Разумеется, никто не может утверждать, что ножи, топоры, бомбы и огнестрельное оружие в руках получившего отказ в предоставлении убежища человека так же, как когда-то в Швеции и в Финляндии, не потребуют и польской крови. Но риск очень невелик — он практически невероятен.
Так же невероятно и то, что уличные банды молодых парней из мусульманских семей лишат государства его власти в районах польских городов, где они на деньги, выплачивающиеся в качестве пособий, могут вести межплеменную войну в духе своих предков и сделать жизнь законопослушных граждан небезопасной.
В Кракове уличная банда в духе «Loyal to Familia» едва ли была бы встречена факельным шествием с призывами к диалогу, усилению интеграции и прекрасными мольбами жителей о том, чтобы «вернуть наш Краков».
Нет, в Кракове Loyal to Familia, Black Army и Black Cobra (датские уличные банды, состоящие преимущественно из иммигрантов, — прим. ред.) вряд ли смогли бы увидеть рассвет следующего дня, поскольку стихийная инициатива низов безо всякого выкручивающего руки общего песнопения «вернула бы Краков». Владельца магазинов, шоферы такси, дорожные рабочие, дворники, футбольные фанаты, студенты, гиды и туристы из других польских городов превратили бы банды в польское национальное блюдо из капусты и сосисок, даже без помощи полиции, и так быстро, что активисты правозащитного движения и адвокаты — завсегдатаи кофеен даже не успели бы прийти бандитам на выручку.
В Польше на улицах не видно ни паранджи, ни никабов, в детских садах нет халяльной пищи, тут нет разделенных на зоны для мужчин и зоны для женщин плавательных бассейнов, в школах нет рамадана, нет мечетей, таких, как мечеть в Гримхёй, и ни единого вернувшегося с войны в Сирии джихадиста, который бы получал пособие, жилищную субсидию и лечение от посттравматического стресса, вызванного перенесенными страданиями. Почему? Потому что в Польше нет Йеллерупа (Gjellerup), Воллмусе (Vollsmose), Русенгордена (Rosengården), Брэдфорда (Bradford) или les banlieus de I'islam (исламских пригородов). Польша не направила ни одного мусульманина, имеющего польское гражданство, в черные исламские бригады в Сирии. В Польше ни одному журнальному карикатуристу, служащему тюрьмы, школьному учителю, социальному работнику или избранному народом политику не приходится опасаться за свою жизнь, не говоря уже о том, чтобы просить государство предоставить ему защиту полиции.
Разве это не похоже на ту Данию, знакомую когда-то датчанам? То есть Данию до появления закона об иностранцах 1983 года, когда каждый политик, даже сам премьер-министр, мог еще ездить на работу в Кристиансборге (здание датского парламента, — прим.ред.) на велосипеде?
Суд ЕС хочет сейчас наказать Польшу за то, что она не принимает 6000 мусульманских просителей убежища, которым хватило средств добраться до Италии и Греции. Поляки спрашивают, почему их сегодня заставляют очертя голову бросаться в ту же историческую катастрофу, которая, как они могут слышать и видеть, разрушает Европу? Почему такие исторические жемчужины, как Краков, должны превращаться в то, что мы знаем на примере больших городов Западной Европы?
Поляки — один из тех народов в Европе, кто больше всех любит ЕС. Но всему есть предел, говорят поляки. Никто не говорил им, что они после 500-летней борьбы с монголами, мусульманами и марксистами вдруг должны будут платить за войну племен и религиозный хаос, к которым они не имеют никакого отношения, поскольку происходят они в тысячах километров от их собственной страны, так много испытавшей.
71% поляков отказываются принимать мусульманских просителей убежища мигрантов. 51,2 % (против 37,6%) говорят, что готовы выйти из ЕС, если аппарат ЕС попытается принудить их к этому. Цифры говорят сами за себя, и даже самым не склонных к компромиссам бюрократам ЕС следовало бы заставить это понять.
Прежде, чем Дания присоединится к хору голосов, порицающих Польшу, нам следует спросить себя самих: почему датчанин сегодня чувствует себя в большей безопасности на Флорианской улице в Кракове, чем на Рамбле в Барселоне или Стрёгет в Копенгагене.
Ни одна европейская страна не пострадала во время нацистской оккупации больше, чем Польша. Вместе с тем поляки с гордостью и полным правом могут утверждать, что Польша была страной, в которой не было таких коллаборационистов, как Видкун Квислинг в Норвегии, Фритц Клаусен в Дании или Филипп Петен во Франции. Тем не менее, брюссельские бюрократы чувствуют себя вправе учить поляков тому, как тем себя вести!
Мортен Мессершмидт — Датская народная партия, депутат Европарламента
