Бандера и Шухевич не могли не воскреснуть в Украине. Но это ровным счетом ничего не значит.
У тех, кто способен найти Украину на глобусе, есть свое представление о том, какой страна должна быть. Проблема лишь в том, что это представление чаще всего не имеет ничего общего с реальной Украиной. Именно это роднит Москву и Варшаву, украинских левых и украинских ультраправых.
Камнем преткновения для всех стала символика новой страны. Проспекты Романа Шухевича и памятники Степану Бандере, уличные лозунги и новая эстетика. Из «левого» лагеря звучит недовольство новыми штандартами. А из «правого» — веет недоумением, потому что обилие «правого символического» сопровождается проигрышем «правого электорального».
Это яркий пример того, как перемены опережают рефлексию. Хотя в новой ситуации нет ничего удивительного.
Потому что исторически Украина была полем конкуренции двух проектов.
По одну сторону был русский имперский, а позднее — советский. По другую — украинский этнический.
Майдан обнулил оба.
Именно тогда им на смену пришел украинский политический проект.
Тот, который про ценности и идеологию. Который во главу угла ставит патриотизм действия.
На войне и не может быть иначе: твоя идентичность определяется тем, чьей победы и чьего поражения ты желаешь по итогу противостояния. И тем, что ты готов ради этого делать.
Но собственного набора символов у нового проекта попросту не оказалось.
А потому в своей битве с империей новая Украина на штандарты стала водружать наследие украинских националистов. Потому что другой эстетики под рукой не было.
Именно так на украинских улицах оказались Степан Бандера и Роман Шухевич. Их реинкарнация была неизбежна — хотя бы потому, что они символизировали идею вооруженной борьбы за независимость.
Но все разговоры о реинкарнации «этнонационального» или «протофашистского» — лучший маркер (не)адекватности дискуссии.
Наследование символического вовсе не означает наследование инструментального. Проводить параллели стоит лишь с точки зрения общности цели — обретения независимости — но не с точки зрения методов.
Украинские левые, которые требуют героев в белоснежных одеждах, не хотят понимать того, что война — это еще и эмоции.
Если бы российская пропаганда делала упор не на Степана Бандеру, а на, допустим, Евгения Коновальца — то, вполне возможно, что проспект его имени сегодня оказался бы в Киеве.
Потому что сила действия равна силе противодействия.
Потому что смена топонимики порой напоминает водружение флага. И если твой противник сражается против какого-то символа, то именно этот символ может оказаться в центре твоего пантеона.
Примерно так же, как снос памятников Ленину в Украине обеспечил монументальное долголетие Владимиру Ильичу в самой РФ.
А украинские этнонационалисты оказались в другой ловушке.
Новая Украина приватизировала у них эстетику, отказавшись при этом брать на вооружение этику.
И тот же лозунг «Слава Украине — Героям слава!», который еще в 2013-м был закреплен за носителями этнического проекта, внезапно стал общегражданским. И стал звучать из уст людей, фамилии которых совершенно не обязательно заканчиваются на украинские окончания.
В этой же ловушке непонимания оказались и те западные соседи Украины, для кого сегодня 20 век оказался важнее 21-го.
Протесты официальной Варшавы по поводу старых-новых имен и флагов — это ведь ошибка оптики. Потому что часть польского общества никак не поймет, что воюющая страна всегда сосредоточена на настоящем. А прошлое может использовать лишь в качестве символического донора.
Но Украина не ищет в собственном прошлом набор готовых рецептов для государственного строительства, а потому попытка подменить разговор о будущем спорами о прошлом в ней вызывает недоумение.
Символы перестали быть равны идеологии.
Тождественность формы не означает тождество содержания. Роман Шухевич и Степан Бандера для современной Украины перестали быть реальными историческими персонажами. А стали «сферическими» и «в вакууме».
Скорее всего, через несколько десятилетий символический пантеон Украины пополнят новые имена. Те, кто останутся моральными авторитетами, выдержав испытание временем. И те, чьи имена сегодня страна читает в мартирологах.
Это неизбежно для страны, которая занимается нацбилдингом в режиме прямого эфира.
Но для этого нужна самая малость. Выиграть войну.
