Что такое граница? Граница — это, когда ты больше не можешь пойти в туалет, потому что на пыльной дороге, в нескольких метрах от твоего дома и на пути к отхожему месту, внезапно появляется колючая проволока. Или когда ты работаешь в поле, возле которого похоронены твои родные, а потом приходят люди и возводят забор вокруг этих могил. Граница — это когда зимой ты идешь в свой сад, чтобы нарубить дров, и появляешься снова только через пять дней с разбитым лицом.
При этом в некоторых местах она уже не представляет собой ряд столбов зеленого забора, нет проволочной сетки, только воздух, который мерцает на жаре. «Мы пойдем в обход, не хотим провоцировать русских», — говорит Ганс-Генрих Шнайдер (Hans-Heinrich Schneider) другим мужчинам из его команды. Ему 66 лет, и он на самом деле живет в Бонне. Он мог бы на террасе их дома вместе с женой есть жареные колбаски из Мекленбург — Передней Померании, которые они оба так любят. Вместо этого он в своих коричневых походных ботинках стоит в грязи размокшей проселочной дороги между деревнями Дици и Гугутианткари в Грузии. Шнайдер сторожит границу.
Ладно, сейчас он ищет в грязи место, где вчера ночью застрял его патруль. Половина первого, 34 градуса в тени. Августовское солнце выжгло все дороги до каменного состояния, но несколько крестьян полили поля, не сказав об этом. Песок с чавканьем засасывается под колеса двух голубых джипов, на которых приехали Шнайдер и его люди. На обоих джипах развевается флаг Европейского союза.
Здесь в Грузии, стране с четырьмя миллионами жителей, расположенной между Россией и Ираном, между Европой и Азией, ЕС должен следить за сохранением мира, осуществляя пограничный контроль. У его наблюдателей нет оружия, только бинокли, приборы ночного видения и камеры с огромными объективами. Они прибыли в страну после войны, продлившейся восемь дней в августе 2008 года. Тогда грузинские войска сражались против южноосетинских и российских войск за контроль над Южной Осетией, территорией с 75 тысячами жителей на севере Грузии, у южной границы России. Грузинская армия проиграла, и Россия признала Южную Осетию как государство. Грузия считает ее незаконно оккупированной территорией.
30-тиметровый излом в заборе — его самый большой успех
То есть граница — действительно граница? Да, говорит правительство Южной Осетии. Без этой границы их страна была бы лишь тем, чем ее видит большая часть мира: частью Грузии. Да, говорят правительства России, Никарагуа и Венесуэлы; тихоокеанское островное государство Науру тоже признало Южную Осетию. По оценкам наблюдателей ЕС, Россия разместила 4,5 тысячи солдат, которые ясно показывают, насколько серьезно ее «да». Нет, говорят политики в столице Тбилиси и большинство грузин, это не граница, а линия оккупации. Грузинское правительство избегает всего, что могло бы показать, что оно воспринимает Южную Осетию как другую страну.
Поэтому сегодня утром, когда его джип ехал по направлению к забору, которым отмечена линия между Грузией и Южной Осетией, Ганс-Генрих Шнайдер не видел ни одного грузинского пограничного поста или солдата, исключительно только обычных полицейских. Он остановился не на армейском контрольно-пропускном пункте, а у маленьких серых домиков с наклонной крышей, на которых большими черными буквами написано «Полиция». На английском, чтобы это было понятно всему миру.
Чем ближе подходишь к границе, тем больше полицейские начинают выглядеть, как солдаты. Пистолеты сменяются автоматами, а автоматы — автоматическими винтовками. Там, где уже виднеются зеленые щиты, на которых россияне и южные осетины большими белыми буквами написали «Государственная граница», тоже на английском языке, грузинские мужчины в синей униформе носят гранаты на поясе. Спецназ МВД.
Примерно в 50 метрах от того места, где Ганс-Генрих Шнайдер рассматривал грязь, на совершенно ровном заборе внезапно появляется излом, как будто его собирались повернуть налево. Он тянется на протяжении примерно 30 метров, затем забор снова делает изгиб и продолжается в том же направлении, как и прежде. Этот излом — крупнейший успех Ганса-Генриха Шнайдера. «Да, это связано с могилами, — говорит он. — Это действительно вызвало гнев».
Это было в мае 2013 года. Тогда Шнайдер тоже был шефом полевого бюро мониторинговой миссии в Гори. Это родной город советского диктатора Иосифа Сталина и один из трех городов, из которых наблюдатели из ЕС выезжают на патрулирование, южноосетинская столица Цхинвал находится в 30 километрах к северу. Тогда, в мае 2013 года, российские солдаты позвонили на «горячую линию».
Официально грузинское правительство, с одной стороны, и российская армия и южноосетинские политики, с другой, друг с другом не общаются. Для этого есть «горячая линия». Тот, у кого возникают проблемы, звонит людям из ЕС. А они потом звонят другим. Грузинские крестьяне угрожают южным осетинам, сказал тогда звонивший по телефону. Когда Ганс-Генрих Шнайдер прибыл на место, он увидел грузинских крестьян, грузинских полицейских, российских солдат. Крики, угрозы, кулаки, автоматы. Все звонят, россияне — в Москву и Цхинвал, грузины — в Тбилиси.
Крестьяне вступили в спор с несколькими строителями, которые собирались устанавливать очередные столбы забора. Потому что забор отделил бы их от пяти могил их родных, говорит Ганс-Генрих Шнайдер, «конечно, их это взволновало». Но противоположная сторона пришла в ярость. «Еще шаг, и ты пожалеешь», — угрожал ему заместитель начальника южноосетинских погранвойск. Когда Шнайдер это рассказывает, слегка наклонив голову набок и улыбаясь, это звучит как крестьянский конфликт, соседская ссора в бранденбургской деревне. Только здесь из-за такого местного балагана может начаться война.
«Я попытался их утихомирить», — говорит Ганс-Генрих Шнайдер. Он звонит одному российскому офицеру, стороннику жесткого курса, говорит Шнайдер, но они доверяют друг другу, называют друг друга по именам. Ганс говорит Юрий, Юрий говорит Ганс. Через час-два Ганс-Генрих Шнайдер прибыл к захоронению, вечером, около семи часов он возвращается. Забор продолжили строить, но в обход могил. Ганс-Генрих Шнайдер помог грузинам вернуть несколько метров их земли. У крестьян появился доступ к могилам. Все хорошо.
Но правительство в Тбилиси не было счастливо
«С их точки зрения, я как бы вынудил их вступить в переговоры с русскими о прохождении границы и тем самым ее узаконил», — говорит Ганс-Генрих Шнайдер. Чем больше о границе говорят, тем больше она ею становится. Превысил ли он свои полномочия? Наблюдатели из ЕС должны заботиться о том, чтобы обе стороны больше общались друг с другом, создавать доверие. Но не принимать ничью сторону. «Службой в соответствии с инструкциями это точно не было», — говорит Ганс-Генрих Шнайдер.
Но он и не хочет служить по предписаниям. Он свободнее, чем другие, потому что мог бы уйти на пенсию. Заботиться об альфтерском спорт-клубе с 700 членами, легкой атлетикой, ездой на велосипеде, волейболом. Он — директор, сам занимается бегом дважды в неделю, но в своем возрасте больше не участвует в марафонах. У него нет карьеры, которую можно потерять, и он не хочет строить новую. Угрожать Шнайдеру тяжело.
Только если кто-нибудь знал бы о его страхе, что скоро ему придется навсегда уехать домой.
Его жена уже давно хочет больше видеть его в Бонне. С тех пор как некоторое время назад у нее появились проблемы с сердцем, и она сама поехала к врачу на велосипеде. Они заключили сделку. В следующем году, когда она пойдет на пенсию, он тоже закончит службу. Он поджимает нижнюю губу и слегка прикусывает ее передними зубами. Он говорит: «Это будет тяжело».
Из Национальной народной армии в бундесвер
Здесь, в Гори, он на джипе объезжает границу ради сохранения мира, а в Бонне — только на «смарте» за покупками, можно было бы сказать сейчас, но это было бы пошло. Как много людей, которые становятся старше, чувствуют страх Ганса-Генриха Шнайдера исчезнуть. Когда дети в 2009 году покинули дом, он спрашивал себя, что должно быть дальше. Он был капитаном фрегата военно-морского флота ГДР, командовал минным тральщиком. В последние дни социалистической диктатуры он был начальником штаба четвертой флотилии народного военно-морского флота, следил за тем, чтобы не пропадали боеприпасы и сотрудники службы госбезопасности во флоте сдали свое оружие. И даже маленький пистолет, который сотрудник Штази сначала не хотел отдавать.
Шнайдер построил карьеру военного, хотя его сестра, занимавшаяся семиборьем, в 1956 году после внутригерманского спортивных соревнованиях спряталась в автобусе западных немцев среди спортинвентаря и бежала в Унну. После падения Стены военная служба контрразведки допросила его, работал ли он на Штази. Его принимают в бундесвер, он узнает, что значит внутреннее руководство и что электрика на кораблях НАТО работает от сети с напряжением в 440 вольт, а не в 380, как это было в ГДР.
В 1993 году его семья переезжает в Бонн, Шнайдер работает на Министерство обороны. В 1999 году он организовывает международную встречу высокопоставленных военных в штаб-квартире в Сараево, позже он прибывает в Киев в качестве заместителя военного атташе в посольстве Германии. Как такому человеку остановиться? «Я боялся, что буду сидеть в 58 лет где-нибудь, и никто о тебе и не спросит», — говорит Ганс-Генрих Шнайдер. Но его спросили.
Весной 2009 года он сидел в итальянском ресторане возле Жандармского рынка в Берлине. Его пригласил человек из Министерства иностранных дел, они были знакомы и раньше. Он спросил Шнайдера, не хочет ли он отправиться в Грузию, Европейский союз ищет еще людей. Через три дня после своего увольнения на пенсию Ганс-Генрих Шнайдер приземлился в Тбилиси. С тех пор он повторяет, что здесь в Грузии его третья работа. «Они сказали, ты нам нужен, — говорит Шнайдер. — Разве могло с тобой, старым дуралеем, случиться что-то лучшее?»
Как выглядит граница? Представь себе, ты стоишь на лугу с желтыми цветами. Поперек него проходит забор из тонкой зеленой металлической сетки, на строительных рынках в Германии его продают как «ограждение из сварной сетки с двойной горизонтальной проволокой». Метр на два стоит в Оби 35 евро 99 центов. Позади него следы тяжелой транспортной техники, русские тоже патрулируют территорию.
Или ты идешь по проселочной дороге и видишь, что что-то блестит, колючая проволока мягкими витками извивается справа из кустов и снова исчезает слева среди веток, сучков и листьев. Возможно, у тебя есть сад, а потом вооруженные люди вырывают твой забор из земли и переставляют его на 40 метров дальше. Теперь это государственная граница, говорят они. Забудь о своем саде. И если тебе нужны дрова или овощи из твоего сада, то ты попадешь в тюрьму и придешь домой с синяками.
Это произошло с Амираном Гугуцишвили и Тиной Бидинашвили. Он — сейчас ему 70 лет — был директором фабрики, которая занималась упаковкой фруктов, она — ей 65 лет — учительницей математики. Они живут недалеко от места захоронения, в одном-двух километрах. С тех пор, как их дом в 2008 году сгорел из-за обстрела, они со своим сыном и внучкой живут в старом одноэтажном грязно-белом здании школы в Гугутианткари. Внутри в одном помещении сложено все, что они спасли из своего дома, и многое, что нашли, так как никогда не знаешь, что для чего может сгодиться. В другом — стоят кровати и старая печь.
Четыре года назад, весной, пришли люди с «калашниковыми», они переместили их забор и объявили его государственной границей. Тогда супружеская пара познакомилась с Гансом-Генрихом Шнайдером, патруль ЕС позвонил ему в бюро, на следующий день он приехал и попытался помочь. Многого он не смог, но спустя месяц ему удалось отпугнуть нескольких мужчин, которые хотели украсть металлические шпалеры из сада. В феврале этого года Ганс-Генрих Шнайдер снова получил звонок. Амиран Гугуцишвили исчез.
Красные кровавые пятна на лбу
Он хотел достать дров, в старой школе было холодно. Гугуцишвили снова показывает, как он это сделал тогда, в первую февральскую неделю этого года: забор из проволочной сетки, за которым начинается Южная Осетия, проходит непосредственно вдоль стены дома, в котором раньше жил его сосед. Колючая проволока легла на дороге к его туалету, прямо поперек участка, больше он здесь не живет. Амиран Гугуцишвили протиснулся между забором и стеной и стал продвигаться шаг за шагом. Гугуцишвили знает, что ему нельзя на ту сторону, в Южную Осетию. Те, кто там у власти, не разрешают въезд из Грузии. Они его схватили, он пропал на пять дней, он вернулся после того, как друг семьи заплатил две тысячи рублей на неофициальном КПП. Это примерно 32 евро, обычный штраф за незаконное пересечение границы.
Миссия ЕС насчитала в среднем 134 задержания в год с 2011 года. В прошлом году были схвачены девять человек во время поиска дров для костра, еще девять навещали семью. Но Амиран Гугуцишвили не один из обычных случаев.
На фотографиях того времени он с синяками под глазами, доходящими до щек, с красными кровавыми пятнами на лбу и почти лысой головой. Неправительственная организация в Тбилиси хочет обратиться по этому поводу в страсбургский суд по правам человека. Теперь ее муж слышит еще хуже, чем раньше, говорит Тина Биджинашвили. У него чаще остается открытым рот, иногда он не замечает, что к нему обращаются.
Правительство Южной Осетии не говорит, что оно думает по этому поводу, во всяком случае, не отвечает на запрос от редакции taz. Пограничник, который возле захоронений сказал Гансу-Генриху Шнайдеру, что он не должен делать следующий шаг, сказал ему также, что Амиран Гугуцишвили, конечно, может посещать свой сад. Просто он должен проехать 400 километров до России, а потом с севера въехать в Южную Осетию.
«Абсурд, как в ГДР», — говорит Шнайдер. На 75-летие его матери он и его сестра должны были решить, кто из них пойдет к ней. Офицеру Национальной народной армии (NVA) было недопустимо праздновать вместе с беженцами из республики. Несмотря на это, он встретился со своей сестрой тайно в лесу.
«Таких, как я уже немного осталось», — говорит Шнайдер. Людей, которые были так же связаны социалистической системой, и все же умудрялись двигаться внутри нее. Тип людей, которые поэтому понимают невзгоды Амирана Гугуцишвили, но также понимают и поведение российского офицера. «Российские сухопутные войска», — говорит Шнайдер с немецким акцентом на принятом в NVA языке. Он говорит на этом жестком русском языке из ГДР, он дребезжит, как будто очень большая коза мочится в металлическое ведро. «Я могу поддержать беседу на русском языке, — говорит он и смеется над сравнением с козой, — речь ведь идет о поддержании нити разговора».
Граница, исчезнет ли она когда-нибудь? Ганс-Генрих Шнайдер сидит на террасе своего дома в Бонне, за садом он видит здания старого МВД. Идет последняя неделя августа, он на несколько дней останется дома, а потом снова вернется в Грузию, он делает так все чаще. Он откусывает ростокскую жареную колбаску без оболочки и говорит: «Мы, пожалуй, уже не решим проблему с ABL». Ах да, Европейский союз дал этой границе название административная линия раздела (administrative boundary line), сокращенно ABL. Попытка дать нейтральное обозначение тому, что нейтрально назвать нельзя.
Русские вложили много денег в территорию вдоль этой линии, построили базы, которые, по оценкам наблюдателей из ЕС, могут вместить в себя гораздо больше солдат, чем там сейчас находится. У Южной Осетии стратегически выгодное положение, от Цхинвала до турецкой границы примерно 160 километров, до иранской — 500-700 километров.
Шнайдер считает, что грузины правы, оккупация Южной Осетии незаконна. Но также он думает, что грузинская политика абсолютного нежелания вести переговоры вредит не российской армии и южноосетинскому правительству, а людям, которые живут вдоль границы. Грузия не может признать Южную Осетию, но надо добиться урегулирования, которое бы упростило местным жителям пересечение границы. «Пожалуй, проблему мы уже решить не можем, — говорит Ганс-Генрих Шнайдер, — но если ты можешь поспособствовать тому, чтобы такой Гугуцишвили когда-нибудь снова смог попасть по ту сторону забора к своему соседу, это было бы уже что-то».
А он сам? Он поедет в Бонн в следующем году. Сад, дом, община, дел много. «Может быть, я смогу быть наблюдателем на выборах, — говорит Ганс-Генрих Шнайдер, — что-то такое, чтобы я не уезжал на длительный срок».
Даниэль Шульц, 38 лет, руководит отделом репортажей и журналистских расследований. Он провел отпуск в Грузии. Коллега из Литвы рассказала ему эту историю на крыше в Тбилиси.
