Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Беседа с Сергеем Шнуровым: У нас в Госдуме сидят настоящие панки

Популярнейшая рок-звезда России рассуждает о сотой годовщине Октябрьской революции, алкоголе как топливе для цивилизации, и группе Modern Talking.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Питер — что-то абсолютно нереальное. Архитектура, сумрак белых ночей, особый воздух: все это создает атмосферу, которая позволяет чувствам играть в безумные игры. То, что написал Карл Маркс, в Германии никого не интересовало. Но мы были достаточно сумасшедшими, чтобы это реализовать. Наша сегодняшняя жизненная реальность — прямое следствие Октябрьской революции.

44-летний Сергей Шнуров, которого все называют Шнуром, в России суперзвезда и enfant terrible (человек, смущающий всех неуместной откровенностью) одновременно. Песни его группы «Ленинград» — светлый микс из ска, панка, шансона и рэпа — набирают на Youtube до сотни миллионов просмотров. Хотя бывший воспитатель детского сада, кузнец и студент философского факультета и собирает большие стадионы на концертах, он по-прежнему относится к андеграунду родного города Санкт-Петербурга. Мы встречаемся с ним на заключительном этапе его короткого турне по Германии.


Frankfurter Allgemeine Zeitung: Товарищ Шнуров, как можно к вам обращаться? Сергей Владимирович, или господин Шнуров, или президент Шнур?


Сергей Шнуров: Хотя я и присвоил себе титул «первого председателя земного шара», я не настаиваю на полном обращении. Я остался скромным, а товарищем я не был никогда. Для Вас — просто Шнур.


— 100 лет Октябрьской революции или 20 лет группе «Ленинград» — какой юбилей важнее?


— Конечно, революции. Даже если сегодня не очень хотят это слышать, Октябрьская революция принесла России всеобщее бесплатное образование, сделала преодолимыми социальные границы и — об этом нельзя забывать — обеспечила большой прогресс в области медицины и оказания медицинской помощи. Моя группа «Ленинград» ничего такого не делала.


— Но разве музыка «Ленинграда» 
— не лекарство для людей?


— На самом деле то, что мы с 18 людьми устраиваем на сцене, — не совсем музыка, скорее, это искусство дикого перфоманса с использованием музыкальных инструментов. Конечно, и это дает лечебный эффект, это примерно такое же лекарство, как и водка: помогает от всех болезней, но ненадолго.


— Своим новым петербургским национальным гимном «В Питере — пить» вы поставили этому лекарству музыкальный памятник, на Youtube видео набрало 50 миллионов просмотров. Вы сказали, что сочувствуете Владимиру Путину, потому что, хотя он и мог бы выпить, но немного и только когда никто не видит. Существуют ли проблемы, которые не может решить водка?


— Целая куча. Если за окном —20 градусов, ты можешь бухать, сколько хочешь, теплее от этого не станет.


— Но тогда холод не так чувствуется.


— Но проблема температуры не решится, ничто не улучшится.


— Вы — популярнейшая рок-звезда России. Если бы вам пришлось сниматься в рекламе, что бы вы выбрали: рекламу бренда водки или антиалкогольной кампании?


— Алкоголь — древнейший в мире наркотик, топливо нашей цивилизации. Мой дед, безупречный коммунист, переживший Великую Отечественную войну ветеран, с гордостью носивший орден Ленина и медаль Героя Советского Союза, каждый свой день начинал с небольшого стакана водки. Он выливал его в тарелку, клал сверху кусочки хлеба и все это съедал ложкой. Так он заряжался.


— В прессе пишут, что вы выступаете обычно в состоянии алкогольного опьянения.


— Если так написано в газетах, значит, это правда. Вам ли не знать?


— Сегодня есть два всемирно известных мужчины из Санкт-Петербурга: Путин и вы — кто важнее?


— Вы забыли лауреата Нобелевской премии по литературе Иосифа Бродского! Ваш вопрос выдает вашу некомпетентность, я не буду на него отвечать.


— Тогда попробуем так: когда идешь по Санкт-Петербургу, на сувенирных стендах видишь в основном три вещи — футболки со Шнуровым, чашки с Путиным и миниатюры соборов. Это та троица, которая нужна сегодня России?


— Будем оценивать реальность по ассортименту сувенирных лавок? В Берлине на всех полках с сувенирами — медведи. Где в городе живут медведи?


— Возможно, мы с удовольствием смотрели бы на Бориса Ельцина в роли танцующего медведя в берлинском зоопарке.


— Никаких шуток про Ельцина! Мы, россияне, уважаем этого человека. Он не был холодным аппаратчиком КГБ, как Путин, он был простым алкоголиком, который сумел стать главой государства. Работа приводила его в безумный стресс, тогда он хватался за водку. Каждый русский это понимает.


— За последние 100 лет ваш родной город сменил три названия: Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, Санкт-Петербург — почему ваша группа называется «Ленинград»?


— Мы выбрали это название в то время, когда ни один житель города больше не хотел иметь ничего общего с этим ненавистным коммунистическим лейблом, на голосовании было решено вернуть старое имя Петербургу. Но я родился в Ленинграде, это название написано в моем паспорте, у меня нет причин плевать на свое детство. Сегодня со словом «Ленинград» связывают в основном группу, а не город, который назывался так почти 70 лет. Для молодежи Ленин больше не является исторической фигурой, а чем-то мистическим, доисторическим.


— Самое богатое последствиями политическое событие последнего столетия произошло в Санкт-Петербурге, в то же самое время Казимир Малевич совершил революцию в живописи своим известным «Черным квадратом», балетная школа города имеет мировое значение, Гоголь и Достоевский творили здесь — почему этот город такой особенный?


— Питер, как город называют местные жители, — это что-то абсолютно нереальное, начиная с нездорового плана Петра Великого выстроить целую столицу на болоте. Итальянские архитекторы пытались построить город средиземноморских дворцов, хотя по полгода термометр показывает 10 градусов ниже нуля. Архитектура, сумрак белых ночей, особый воздух, все это создает климат, который позволяет чувствам играть в безумные игры. То, что написал Карл Маркс, в Германии было лишь странной концепцией, которая никого в действительности не интересовала. Но мы были достаточно чокнутыми, чтобы это реализовать. Наша сегодняшняя жизненная реальность — прямое последствие Октябрьской революции, произошедшей 100 лет назад.


— Вы известны своими остроумными и провокационными текстами песен. В вашей последней песне «Кандидат» говорится, что водка и взятки — скрепы России. После того, как Боб Дилан получил Нобелевскую премию в литературе, рассчитываете ли вы тоже когда-нибудь получить такой шанс?


— Меня это не интересует. Насколько я знаю, премия составляет всего миллион долларов. В 90-е годы меня бы это определенно интересовало, но сегодня уже нет. Дилан тоже не поехал. Кроме того, мои тексты написаны на «русском мате»…


— …на нецензурном разговорном языке, который официально вне закона, но его понимает каждый русский, и почти все используют, особенно те, кто его запрещает…


— … и в литературных кругах он едва ли приемлем. Они бы заблеяли: «Он не знает настоящего русского языка» — и были бы правы. Мне важно только то, что все меня понимают. В нашей стране практически в каждой семье есть кто-то, кто или сидел в тюрьме или был в армии, что в общем-то одно и то же. Поэтому все понимают мои тексты — и маргиналы, и академики, и партийные бюрократы. Мат является неотъемлемой частью нашего родного языка, даже если он запрещен в СМИ законом, и мы постоянно из-за этого получаем запреты на выступления.


Есть интересная теория, почему российское контрнаступление на немцев началось неправильно: сначала офицеры отдавали приказы на правильном русском, и все продвигалось очень вяло. Но когда они заорали матом, фашистов удалось прогнать.


— Кстати, об изгнании: ваше турне по Германии привело вас в страну, в которой в бундестаге сейчас впервые значительно представлена праворадикальная партия.


— Я почти не слежу за международной политикой и понятия не имею, что там происходит. Я не политик и не таксист. Если бы я был им, то я сразу прочитал бы Вам краткую геополитическую лекцию. Никто не сделает это лучше таксиста, которым я не являюсь. Я всего лишь певец.


— И композитор, аранжировщик, исполнитель, актер, телеведущий. И вы считаетесь самой высокооплачиваемой рок-звездой в России. О чем идет речь в ваших песнях?


— О политике, коррупции, религии, сексе.


— А как бы вы описали альтернативную сцену Санкт-Петербурга, на которой вы выросли?


— Как депрессивно-идиотский алкопсихоз.


— Мы, немцы, принесли вашему народу безграничные страдания: мы напали на вашу страну и лишили жизни миллионы человек. Но что, возможно, было еще хуже: мы послали в Россию группу Modern Talking. Войну вы выиграли, но против вторжения Modern Talking Россия, кажется, бессильна.


— Это тактическое отступление. В действительности мы все еще проверяем Modern Talking.


— В течение 30 лет.


— Наши компетентные органы проверяют все крайне тщательно и основательно.


— Когда в Германии они не могли уже продавать пластинки, Дитер Болен и Томас Андерс собирали в России стадионы и были первыми в чартах. Андерс выступал в кремлевском дворце десять раз — так часто, как ни один деятель культуры.


— На это нужно смотреть так: Modern Talking была первой западной группой, пластинки которой можно было продавать во времена перестройки в конце 80-х, они стали суперзвездами. Это было хорошее время, когда пал железный занавес, полное надежд и прекрасных мечтаний о будущем. Сегодня это вызывает ностальгию: когда играли Modern Talking, на столе всегда была колбаса.


— Какие еще немецкие группы слушают в России?


— Rammstein, конечно. И, пожалуй, Scorpions.


— А Tote Hosen?


— Tote Hosen? Никогда не слышал.


— В 2010 году панк-рокер Йон Гнарр (Jón Gnarr) был выбран мэром своего родного города Рейкьявика. Когда вы станете мэром Санкт-Петербурга?


— Никогда. У нас давно в Госдуме сидят настоящие панки и творят с нашей страной, что хотят. Радикальнее, чем они, быть не получится.


— Но от Путина давно уже не слышно новых CD.


— Да, он заметно затих, я тоже удивляюсь. Но это не настоящая проблема, которая меня волнует.


— Какая самая большая проблема России?


— Самая большая проблема России состоит в том, что она не замечает проблем.


— Уже сто лет в Санкт-Петербурге не было революций. Когда начнется следующая?


— Когда это не сможет дальше продолжаться, тогда снова и начнется. Но я пока не знаю, буду ли я в этом участвовать. Как президент земного шара, возможно, я буду лишь наблюдать сверху. Но если родина меня позовет, я последую ее призыву.