Генри Марш — знаменитый нейрохирург, который ездит по миру, обучая врачей своему нелегкому ремеслу. Роберт Маккрум сопровождает его на Украине, когда тот пытается спасти жизнь 11-летней Виктории.
Рано утром мы присоединились к команде одетых в зеленую форму нейрохирургов. В прохладе операционного зала чувствовалась нервная дрожь, неизбежная перед сложной операцией. В детской больнице, расположенной в пригороде Львова на улице Орлика (Западная Украина), на столе под галогенной лампой нас ожидал пациент под наркозом.
Бесчувственная, она была похожа на труп. Только холодные вишневого цвета ногти служили живым напоминанием о том, что перед нами девочка. У Виктории, которой всего 11 лет, обнаружили злокачественную опухоль головного мозга. Накануне в отделении интенсивной терапии она плакала, сбитая с толку и подавленная известием о своей болезни. В сопровождении матери Виктория приехала в это десятиэтажное здание позднесоветской постройки на рискованную операцию, которая может спасти ей жизнь.
Перспектива хирургического вмешательства чрезвычайно напугала мать Виктории, но «профессор Марш» дал ей хладнокровную и впечатляюще откровенную оценку рисков и вероятного исхода. Хотя Марш работает в разных странах мира, Львов — самое подходящее место для хирурга, фанатеющего от опасностей. Эту бывшую столицу одной из провинций Австро-Венгрии, некогда носившую имя Лемберг, называют «душой» Украины.
Зажмурьтесь на мгновение, и легко представить себе Вену перед аншлюсом. Лемберг находится всего в 50 милях от польской границы, и его мостовые меланхолично хранят память о происходивших здесь зверствах. Задолго до сегодняшней гражданской войны, которая идет в восточной, пророссийской части страны, европейская Украина успела повидать военные преступления нацистов и кровопролитную вражду поляков, смешанную с ужасами массового антисемитизма.
Марш, который начал приезжать сюда с 1992 года, сразу после распада СССР, признает за собой «некоторую одержимость» грешной, маргинальной стороной Украины, которая взывает к его инстинкту бродяги.
В националистической половине Украины приезд таких европейцев, как Марш — английского хирурга полугерманского происхождения, проводящего консультации для нейрохирургов — подкрепляет притчу о меняющейся Европе и новом европейском порядке, в котором воюющее с Россией общество пытается найти свое место не без благотворительной поддержки аутсайдеров.
Сегодняшняя операция многое говорит о постсоветской Украине и, возможно, еще больше — о Марше. Спросите о его немецкой матери, о ее комплексе вины в связи с бегством от нацистов и о собственной необходимости искупить прошлое — и вы тут же погрузитесь в бездну центральноевропейской истории.
Марш наблюдал за тем, как в 2013 году Евромайдан разорвал страну в клочья, видел, как демонстрантов разгоняли полицейские подразделения «Беркут», и уделял много времени попыткам вывести устаревшую медицинскую систему на новый уровень. Он выступает последовательным защитником стремлений Украины к независимости. «Моя работа, — говорит он, — является частью той же самой борьбы с коррумпированным самодержавием, какими были протесты Евромайдана».
В те дни, когда здешняя медицина на несколько десятилетий отставала от западной, Марш работал безвозмездно, делясь своим бесценным опытом. Сегодня он продолжает жертвовать на это свое время и помнит, как во время первого визита в Киев, в один из двух существовавших в СССР центров нейрохирургии, в операционных стояли ведра с мозгами пациентов, умерших после лечения акустических неврином.
Марш, снявший два фильма о своей врачебной практике («Ваша жизнь в их руках» (Your Life in Their Hands) и «Английский хирург» (The English Surgeon), сделался на Украине чем-то вроде героя, а последовавшая затем публикация книги «Не навреди», неожиданно ставшей хитом 2014 года, только добавила блеска его статусу знаменитости. Сегодня на улицах Львова Марша на каждом шагу останавливают с просьбами сделать селфи или дать автограф.
В его нынешний визит на Украину литература и медицина пересеклись. Марш приехал сюда, чтобы провести презентацию своей новой книги Admissions и поработать в детской больнице, переехавшей из Киева во Львов, его цель состояла в том, чтобы помочь своему другу, нейрохирургу Андрею Мизаку, и коллеге Тарасу Микитину повысить качество хирургических процедур.
Больница — это то же общество, переживающее болезненный переход, только в миниатюре: несмотря на полное оснащение современной техникой больнице не хватает как персонала, так и принципов управления, соответствующих медицине 21-го века. Марш в своих филантропических начинаниях очень скоро столкнется с теми же проблемами. Тем не менее, предвидя длинный рабочий день, Марш сохраняет оптимизм. Он предпочитает украинские операционные: «Там есть окна». Такие положительные моменты — редкий бонус. Сейчас Маршу 67 лет: в этом возрасте большинство хирургов оставляют свою профессиональную деятельность. В своей последней книге он действительно признается том, что нервничает перед каждым новым исследованием коры головного мозга. В операционной ничто не выдает в нем тревоги, он излучает дружелюбие и уверенность.
Когда я присоединился к Маршу и его команде из 12 человек (три хирурга и девять санитаров), мир здоровья и благополучия казался мучительно близким; в окна с трафаретами Винни-Пуха заглядывал чудесный осенний день, солнце золотило березы.
Пока команда готовилась к операции, Марш беседовал с анестезиологом.
Опухоль находилась в стволовой части мозга Виктории. Операция обещала быть крайне сложной, но избежать ее не представлялось возможным. «Если не лечить, — сказал Марш, — она умрет через несколько недель».
Первым делом врачи крайне осторожно установили голову пациента в необходимое для операции положение. Как только разрез был сделан и череп вскрыт, Марш и хирурги с помощью микроскопа начали пробираться к опухоли.
Благодаря одному канадско-украинскому благотворителю эта бывшая советская больница, давно пришедшая в запустение, оснащена современным хирургическим оборудованием. Проблема, говорит Марш, заключается в нехватке квалификации. «Я всегда привожу такую аналогию: Украина подобна „Трабанту", желающему стать „Феррари"».
В это утро роль Марша состояла в том, чтобы наблюдать за ходом операции. «Я стараюсь особо не вмешиваться, — сказал он. — Моя задача — учить. Смысл в том, чтобы помочь следующему поколению». Мы взглянули на Микитина, который на другом конце операционной готовился к тому, чтобы вскрыть череп пациенту. «Я не хочу быть добрым волшебником, который летает из одного места в другое и раздает советы», — признался Марш. Он внезапно прервался, чтобы спросить, как по-украински будет «счастливый». Опасную операцию на головном мозге важно проводить в ненапряженной атмосфере.
Тщательно помыв руки, члены команды стали обходить вокруг операционного стола, напоминая актеров в костюмах. Марш стоял в стороне — внимательный, сосредоточенный и готовый к действию. Примерно в 10 утра началась жуткая «костная работа»: при помощи сверл и ретракторов врачи открыли черепную коробку. Это медленная и деликатная операция. К запаху подпаленной плоти примешивался слабый химический запах кетамина. Единственным признаком жизни на операционном столе было едва заметное движение грудной клетки Виктории.
К 11.10 большая часть костной работы была завершена. В 12.15 микроскоп был поставлен на место, и Марш начал извлекать опухоль. «Прекрасно», — сказал он в ходе процедуры. Проблема, вызывавшая у него наибольшее беспокойство (что, если опухоль пристала к стволу головного мозга?), кажется, была разрешена. В 13.10 Марш поднял глаза от микроскопа: «Рана не кровоточит сильно, хороший признак».
Хирурги терпеть не могут кровотечения. Марш объяснял Микитину то, что отражалось на мониторе: «Это не опухоль, это ствол головного мозга». Потрясающий момент: во время этой процедуры Марш действовал на перекрестке сознания Виктории.
Наконец в 13.35, когда сложный маневр завершился, все могли немного расслабиться. Марш пришел в хвастливо-задорное настроение. Он посоветовал Микитину «подождать десять минут», прежде чем закрыть рану, чтобы удостовериться в отсутствии дальнейшего кровотечения: «Давайте по-английски выпьем чашку чая». Он был явно доволен немедленным результатом тяжелой утренней работы.
Между тем сам знаменитый врач передышки так и не сделал. Пока Микитин с командой переводили Викторию обратно в ОИТ, Марш спустился вниз на скрипучем лифте, чтобы в окружении стажеров принять амбулаторных пациентов.
В кабинет вошла мать с сыном-подростком, в руках она сжимала МРТ-сканирование, явно нервничая в присутствии знаменитого английского хирурга. Марш не проявил к исследованию никакого интереса. Через переводчика он начал задавать матери и сыну вопросы.
«Насколько сильные головокружения? С каких пор? Где?» И вот наконец ветеран нейрохирургии, через руки которого за всю жизнь прошли более 50 тысяч подобных сканирований мозга, взглянул на негатив.
«Я не уверен, что это такое, — признался он. — Это может быть кортикальная дисплазия. Через год я бы сделал еще одно сканирование. Плюс в том, что это совершенно безопасно. Главный минус ожидания — в тревоге. Но, если это кортикальная дисплазия, в операции нет необходимости». Он взглянул на мальчика с ободряющей улыбкой: «Тебе просто нужно подумать о чем-то другом. Все время чем-то занимайся. Продолжай делать что делал. Мы называем это „отвлечься"». Дома в Англии Марш посвящает свободное время пчеловодству, мастерит что-нибудь своими руками или работает по дереву.
Тут в кабинет поспешно вошел взволнованный Андрей Мизак. У Виктории начались послеоперационные осложнения. Пока врач советовался с Маршем, прием амбулаторных пациентов временно приостановился. «Давайте разбудим ее и посмотрим», — заключил он.
Всю вторую половину дня Марш выносил приговоры. Чтобы успокоить одного пациента, он представился как «странный англичанин»; у другого похвалил его «хорошие мозги». Несмотря на невидимую драму Виктории он, казалось, не утрачивал решительности и оптимизма. Наконец он, потягиваясь, поднялся со стула: «Добро пожаловать в жуткий мир нейрохирургии».
На следующий день воцарилось уныние; намеченный график работы пришлось отменить. Ночью у Виктории произошло кровоизлияние, и она нуждалась в срочном лечении. Ожидая возвращения в операционную, Марш продолжал давать амбулаторные консультации. Приехали местные телевизионщики, чтобы снять «профессора Марша» в действии. Ему удалось достичь здесь своих целей? «Пока нет», — ответил он. Он настаивал на том, что еще предстоит «долгий путь», что нейрохирургия «опасна» и что «мы должны учиться на собственных ошибках».
Когда Марш закончил работу, был уже поздний вечер, профессор еле держался на ногах от усталости. Виктория снова лежала в ОИТ, в коме. Он с тоской говорил о своем опыте знакомства с украинской медициной и о нехватке квалифицированного персонала. Он когда-нибудь расстраивается? «О да, но я смирился с тем, что нельзя рассчитывать на многое. Мы говорим о ряби на воде. Лекции для студентов-медиков, вероятно, важнее операций». Он размышлял о длинной дуге истории: «Возможно, в будущем они попытаются изменить ситуацию. Украинцы должны сами решать свои проблемы; потребуется много времени на то, чтобы искоренить нищету и коррупцию в стране».
Через два дня мы услышали новости, которых так боялись. Виктория была мертва.
Казалось, Марш смирился с неизбежностью. В «Не навреди» он цитирует французского врача Рене Лериша, сказавшего: «Каждый хирург несет в себе небольшое кладбище». Маршу уже было это знакомо: успешная операция, за которой последовали послеоперационные осложнения. Он винил себя в том, что не проверил качество послеоперационного ухода, и назвал это одной из причин системных неудач украинской медицины.
«Она почти наверняка умерла от никчемного послеоперационного ухода в ОИТ, — сказал он. — Шансы на ее выздоравливание после кровотечения были довольно малы. Опухоль была злокачественной; рано или поздно она вполне могла убить ее несмотря на лучевую терапию. Так что, может быть, и лучше, что она умерла быстро, но кто знает?»
Я спросил, как его настроение. «Понятное дело, что это ужасно (позднее он признался, что «в течение нескольких дней чувствовал себя глубоко подавленным»), но бывало и хуже. Бедный Тарас [Микитин] места себе не находит».
Между тем в Марше быстро побеждает ведущий реформатор медицины: «Сейчас самая важная задача — улучшить послеоперационный уход. Теперь мне хорошо понятно чувство безнадежности, которое сегодня, должно быть, испытывают многие украинцы. Как можно что-то изменить, когда вся система коррумпирована и неэффективна?»
Позднее, вернувшись в Великобританию, он так осмыслил свой недавний опыт: «Когда я на Украине, то, как дурак, бегаю вверх-вниз и возвращаюсь домой совершенно измотанным. Сил мне придает тот факт, что мои коллеги хотят, чтобы я продолжал приезжать и работать с ними. Я действительно не могу остановиться».
