Авторитарные режимы, как правило, подавляют не только либерально-демократическое движение у себя в стране, но и «больших роялистов, чем сам король». К примеру, в СССР преследовались не только те, кого власть считала «правыми», но и те, кто позиционировал себя в качестве альтернативных «левых», считая, что правящая в СССР партия «изменила делу революции». Часто государственная пропаганда метила последних ярлыком «леваков», при этом рассматривая их в качестве «реакционной мелкобуржуазной политической силы». Репрессии в отношении таких «альтернативных левых» часто были значительно более жесткими, чем в отношении «буржуазных демократов и либералов».
Сходная ситуация наблюдается и в постсоветской России, но с противоположным знаком. Нынешний российский режим позиционирует себя в качестве умеренно-консервативного. Но ряд политологов оценивает его как ультраправый, подобный во многих своих чертах антидемократическим европейским режимам первой половины XX века (к примеру, итальянскому), указывая на отсутствие свободы СМИ, вождизм, контроль над экономическими процессами, агрессивность во внешней политике, реваншизм, ориентировку на архаические ценности и т.д. Провластные пропагандисты часто называют российских «либералов» «пятой колонной», власть проводит против последних точечные репрессии. Однако под как минимум не меньшим прессом в современной России находятся ультраправые: репрессии в отношении ультраправых групп подробно описываются в ежегодных отчетах информационно-аналитического центра «Сова».
При этом постоянно появляется различная информация о явной — а чаще скрытой — поддержке, оказываемой связанными с Кремлем силовыми и экономическими структурами радикальным ультраправым группам, движениям и партиям на Западе. Внутри же страны спецслужбы, как утверждают некоторые журналисты и политологи, курируют деятельность некоторых групп ультраправых (например, в среде футбольных болельщиков). Такие группы могут использоваться в качестве исполнителей «грязной работы» в борьбе с гражданским активистами и демократическими движениями. Примером может служить деятельность так называемых «титушек» во время украинской революции 2013-2014 гг.
Однако, используя подобные группировки в своих целях, российская власть при этом, видимо, рассматривает их как весьма опасную для себя среду, аккумулирующую протестные настроения антилиберальной части населения РФ. Создается впечатление, что власть, манипулируя группами ультраправых, при этом опасается скорее не либерально-демократической революции, но националистических (или прямо нацистских) бунтов.
Другая возможная цель власти, скрыто поддерживающей ультраправые движения и открыто преследующей их — позиционирование себя в качестве главного фактора стабильности в ситуации, благоприятствующей распространению праворадикальных идей и умонастроений. Согласно этой идеологической схеме, только жесткая государственная власть способна удержать страну от впадения в националистический хаос. Власть словно бы дает сигнал: «Мы — лучшее правительство, которое в России на данный момент может существовать, и если нас свергнут, на смену нам придут настоящие — а не симулятивные, как мы — враги свободы и демократии». В этой связи снова и снова цитируются вековой давности слова веховца М.О. Гершензона: «Нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».
Каждый шаг вправо, который делает власть, активизирует ту или иную социальную область ультраправого спектра, надеющуюся на дальнейшие шаги власти в этом направлении. Процесс над акционистками из Pussy Riot имел следствием резкий подъем клерикальных сил (в том числе радикальных фундаменталистских околоцерковных движений). Агрессия против Украины вызвала к жизни ультранационалистические и реваншистско-имперские силы под брендом «Русской весны» и «Новороссии». И в том, и в другом случае власти пришлось прилагать усилия для того, чтобы порожденные ее действиями реакции не вылились в формирование сильной внесистемной оппозиции ей справа.
Ультраконсервативные силы имеют в российском политическом пространстве и свое «легальное» крыло, впрочем, за исключением эклектично-симулятивной ЛДПР, не оформленное в самостоятельные политические партии, но интегрированное в «Единую Россию», КПРФ и «Справедливую Россию». В качестве примеров можно привести парламентариев Милонова, Мизулину и Поклонскую. Можно предположить, что они выполняют двоякую функцию. Первая — публичное озвучивание на высоком уровне ультраконсервативных идей, раздвигающее т.н. «окно Овертона» (введение в общественный дискурс концепций, ранее считавшихся маргинальными). Вторая — все та же роль пугала для политиков Запада и внутренней либеральной оппозиции. Законодательные и иные инициативы упомянутых выше лиц, как правило, не получают одобрения властей, и либо не проводятся в жизнь вовсе, либо воплощаются в жизнь лишь фрагментарно. В качестве примера можно привести не увенчавшийся успехом «крестовый поход» Поклонской против фильма «Матильда», отвергнутые законопроекты Милонова (в частности, о наделении эмбрионов гражданскими правами или о регистрации в соцсетях по паспортным данным) и Мизулиной (к примеру, законопроект о выведении абортов из системы обязательного медицинского страхования.
Третьей относительно значимой ультраконсервативной силой в РФ являются интеллектуальные клубы (например, «Изборский клуб»), некоторые издания («Завтра», «Взгляд», «Ум+», «Геополитика») и отдельные публицисты (А.Г. Дугин, Э.В. Лимонов и т.д.). Вероятно, власть использует их в качестве генераторов идей, из которых она выбирает в тот или иной острый политический момент потребное для себя, не давая при этом представителям этой силы никаких формальных и неформальных обязательств. Последние часто оказываются вынуждены балансировать на грани легитимности, нередко прямо критикуя существующую власть, указывая на присутствие в ней влиятельной «шестой колонны». К примеру, Дугин в своих «послемайданных» текстах неоднократно говорил о «солярном» («патриотическом») и «лунарном» («компрадорско-прозападном») Путине.
Основная сложность положения ультраправых во внутрироссийской политической ситуации заключается именно в той роли «пугала», которую, судя по всему, играют все упомянутые выше политические игроки. В отличие от прозападных либералов, они не могут рассчитывать на серьезную иностранную поддержку в случае опалы и преследований. Внесистемные ультраправые силы властью маргинализируются и способны к действию только в случае социального хаоса. Внутрисистемные же ультраправые в высокой степени скованы своей лояльностью. Они постоянно находятся под угрозой выпадения из пространства легитимности в том случае, если власть, руководствуясь конъюнктурными соображениями, сочтет, что ими следует пожертвовать во внешне- или внутриполитической игре.
