В современную эпоху интернета и фальшивых новостей становится все сложнее отделить зерна от плевел. Философ Маурицио Феррарис (Maurizio Ferraris) рассказывает, какой подход нужно занять по отношению к постправде, которую он описывает как распыление правды. По его словам, ей можно дать отпор с помощью развития «цифровых человечеств».
«Монд»: Считается, что сегодня мы стали более доверчивыми, чем в прошлом. Это действительно так?
Маурицио Феррарис: На самом деле, нет ничего нового под солнцем. Как только люди научились говорить, они стали лгать и называть других лжецами. Было бы наивно удивляться тому, что политики несут вздор, чтобы втереться в доверие. Мы не стали более легковерными и глупыми. У нас, наверное, даже появилось больше возможностей, чтобы осознать это. Нужно признать, что ситуация с правдой, реальностью, мнением и верой претерпела серьезные изменения за последнее десятилетие в связи с цифровой революцией. Я называю ее «докумедийной» революцией.
— Что именно вы имеете в виду?
— Этот неологизм на первый взгляд выглядит не слишком понятным, однако позволяет мне увязать два главных преобразования, к которым ведет цифровая среда. Первое касается бурного роста числа производимых документов. В основе любого общества лежат документы: вещи, общие верования, социальная идентичность, деньги, брак, войны, торговля…. Все социальные объекты существуют благодаря записи и регистрации. Кроме того, документ обычно был редким и четко определенным: книга — не договор, а договор — не паспорт. Хранятся же они, соответственно, в библиотеке, архиве и в портфеле.
Сегодня во время веб-серфинга и ежедневного общения каждый наш шаг оставляет след, что происходит практически неосознанным и неконтролируемым образом. У этих документов больше нет четкой привязки ко времени, источнику или же легко определимому статусу. Они могут быть интерпретированы самыми разными способами. Так, например, понятие оригинального текста рассыпается на части, если публикация происходит практически автоматическим образом. Мы находимся словно в Вавилонской библиотеке, где была собрана вся правда и ложь мира, а также все, что находится между ними, то есть не является ни правдой, ни ложью.
Второе преобразование связано со свойствами предмета, который лежит у всех нас в карманах. Смартфон представляет собой не только приемник информации, как радио и телевизор, но и ее передатчик. Зачастую он одновременно выполняет две эти роли в социальных сетях. В эпоху радио Гитлер говорил, а все остальные слушали. Дональд Трамп же пользуется точно таким же средством, как и любой другой житель мира.
Сегодня каждый человек, в Америке, России или какой-то другой стране, президент США или обычный гражданин, может заявить что угодно, не встретив существенного противодействия. Категории правды и лжи стали более нейтральными из-за обилия заявлений. Правда расщепилась. Именно в этом и заключается постправда: речь идет не об исчезновении правды, триумфе лжи и псевдокультуры, о которых говорил Ницше, а о какофонии миллиона голосов. Причем каждый из них убежден в своей правоте. У нас еще никогда не было столько разношерстных убеждений и верований.
— По этому поводу можно было бы сказать: уж лучше множество свобод слова и мысли, чем унифицированный догматизм…
— Согласен, допустим, что речь идет о следовании первому принципу Просвещения по Канту: учись мыслить самостоятельно. Сегодня мы, безусловно, больше думаем собственной головой, лучше информированы и начитанны… Только вот нигде не сказано, что мы стали умнее! Лежащие в основе человечества глупость и невежество не нанесут большого ущерба, если каждый держит их в себе. Чего не сказать про ситуацию, когда каждому разрешено выставить их на всеобщее обозрение.
Как бы то ни было, с философской точки зрения, у сложившейся ситуации есть определенное преимущество. Создававшее немало головной боли понятие «монада» Лейбница, наконец-то, стало чем-то очевидным. Что такое монада? По Лейбницу, это сила, которая представляет вселенную в своей собственной узкой перспективе. Иначе говоря, монада — это каждый из нас, кто представляет вселенную всемирной паутины в собственной перспективе. Причем ее закрытость гарантирована, поскольку в сети всегда найдется десяток человек, которые поддержат эти убеждения. Если же я назову лжецом человека, который утверждает, что Луна сделана из сыра, он в ответ обвинит меня в распространении фальшивых новостей и теории заговора.
Расщепление правды связано с тем, что мы представляем собой монады, а не общины. Пора заняться реализацией второго принципа Просвещения по Канту: учиться думать, ставя себя на место других. В противном случае мы получим одновременно разногласия и догматизм или даже множество агрессивных индивидуальных догматизмов.
— Вы как философ считаете, что инструменты рассудка достаточно сильны, чтобы позволить нам жить с этой постправдой?
— Рассудок и правда не исчезли, ими просто пользуются очень редко и плохо. Причем так было всегда. Если определение постправды означает главенство эмоций над разумом, то ее эпоха наступила отнюдь не сегодня. Добавлю также, что стремление навязать рассудок в качестве нормы может сделать все только хуже, поскольку мы быстро придем к господству инструментального разума. Лично я предпочитаю искать решение в общей культуре, которая представляется мне чем-то средним между сухим разумом и восторженной мифологией, между «варварством мысли» и «варварством чувства», как говорил гуманист Джамбаттиста Вико (Giambattista Vico).
— Общая культура означает возврат к традиционным сообществам?
— У меня вовсе нет ностальгии по сообществам! С начала ХХ века нам прекрасно известно, к каким катастрофам могут привести массовые заблуждения. Общая культура означает общность хотя бы одной вещи, вкуса или знания, которые могут служить точкой отсчета. Мне кажется, что главная задача человечеств в том, чтобы вернуться с помощью цифровой среды к гуманистической программе Возрождения. Вместо того чтобы бороться с сетью, нужно учиться договариваться с ней, чтобы использовать ее неагрессивным и ответственным образом.
Сейчас я занимаюсь в Туринском университете созданием института продвинутых исследований, который мы собираемся назвать «Новая наука» (в честь Вико). Он должен заняться рассмотрением этих человечеств с подключением технических средств. Общая культура лежит в основе того, что отстаивал философ Ричард Рорти (Richard Rorty). Еще в 1998 году он очень дальновидно писал, что если у нас не получится воссоздать общую культуру, тогда у власти рано или поздно окажется иррациональный авторитаризм… На что очень похоже президентство Дональда Трампа.
— С какой книги лучше начать знакомство с общей культурой?
— С «Исповеди» Августина. Это сама по себе прекрасная книга, и мне в частности вспоминается отрывок из Х тома, который любил приводить в пример Деррида. Августин задает следующий вопрос: зачем мне исповедоваться Богу, если он и так уже все знает обо мне, причем лучше меня самого? И отвечает на него: «Я хочу творить правду в сердце моем пред лицом Твоим в исповеди, и в писании моем пред лицом многих свидетелей». Наличие свидетелей — это потребность в правде, призыв к критике, дискуссии и подтверждению. Нам кажется, что у нас множество свидетелей в социальных сетях, но на самом деле нам лишь ставят «лайки» пара прохожих. Если у нас возникнет потребность в настоящих свидетелях, и мы сами станем таковыми, возможно, мы перестанем верить во вздор и убеждать в нем других.
