«Перевод танков „Леопард" на восток связан с корректировкой оборонной стратегии. Мы ориентируемся на то, что армия будет защищать территорию, а не отвоевывать захваченное. (…) Нам следует учиться не тому, как вернуть утраченные земли, а тому, как защитить границы Польши, не позволяя врагу вторгнуться в нашу страну», — заявил глава польского оборонного ведомства, объясняя, почему батальон «Леопардов» переводят из танковой дивизии в Жагани под Варшаву.
Эти слова сильно меня встревожили. Я давно не сталкивался с таким наивным подходом к оперативному и стратегическому планированию обороны страны, которой угрожает прямая агрессия со стороны противника, в несколько раз превосходящего ее по силе. Польша находится у границы НАТО и ЕС, и ей в случае войны между Россией и Западом будет угрожать вторжение. Делать в таких условиях ставку на идею «защитим границу, не впустим врага» — прямой путь к катастрофе, аналогичной той, какая произошла в сентябре 1939 года. Всем, кого интересует тема обороны нашей страны, предлагаю вначале взглянуть на проблему в свете теории военного искусства.
Агрессор выбирает момент для нападения, что может сделать уступающая ему по силе обороняющаяся сторона?
Предположим, что у нас есть две стороны потенциального конфликта: агрессор и защищающийся. Агрессор может избрать метод атерриториальной агрессии (то есть операцию по модели так называемой бесконтактной войны, которая не подразумевает оккупацию) или классической территориальной агрессии (ограниченной или полномасштабной).
В первом случае нападающий может обратиться к четырем видам стратегических действий: гибридным операциям, которые выступают продолжением начатой ранее агрессии, носящей подпороговый характер (информационная война, провокационные выступления «полезных идиотов», диверсии с привлечением спецназа — акции «зеленых человечков»); кибероперациям, направленным против систем управления государства; выборочным ударам с большой дистанции или воздушным налетам на ключевые объекты защищающейся стороны. Цель таких действий — дезорганизовать государство и заставить его принять свои условия, не начиная долгую и, как показывает история, дорого обходящуюся в стратегическом и политическом плане оккупацию.
Перейдем к классической территориальной агрессии. Предположим, что у агрессора есть три возможных направления для атаки и четыре основных варианта маневра: удар с левого или правого фланга, удар с двух флангов одновременно или рассекающий удар. В соответствии с избранным планом агрессор создает стратегическую группировку, состоящую из четырех элементов: ударных подразделений на каждом направлении и второго стратегического эшелона, который предназначен для усиления удара или захода в тыл противника.
Агрессор выбирает время для нападения, направление удара и готовит к нему свои вооруженные силы. Другими словами, ему принадлежит инициатива, на него работает фактор неожиданности. Какую концепцию обороны может разработать и применить в таких условиях защищающаяся сторона, которая обычно уступает агрессору по силе?
Теоретически существует три стратегии, в каждой из которых упор делается на один из ключевых аспектов так называемого масштаба военного столкновения: силу, пространство или время. Это упреждающий удар (защищающаяся сторона концентрируется на том, чтобы подорвать силы противника), фронтальная оборона (центральный аспект — это защищаемая территория) или глубокая оборона (здесь основная задача — выиграть время). В соответствии с избранной концепцией меняется направление оперативного планирования, обучения командующего состава, штабов и войск, а также всего развития армии в долгосрочной перспективе.
Может быть, стоит прислушаться к Пилсудскому?
Концепция обороны посредством упреждающего удара выглядит заманчивой в контексте как атерриториальной, так и территориальной агрессии, однако, ее претворение в жизнь — это крайне сложная и рискованная задача. В первую очередь она требует масштабных долгосрочных инвестиций в развитие современных систем предупреждения внезапных атак противника (техническая, агентурная и войсковая разведка, спутниковые системы, шифрованная связь и так далее), наступательных высокоточных средств поражения (артиллерия, авиация, ракеты), а также войск быстрого реагирования (десантно-штурмовые силы и подразделения специального назначения).
Только обладающая суперсовременным оружием армия может рассчитывать на то, что ей удастся расстроить подготовку к нападению, отсрочить или даже предотвратить его. Избрать доктрину упреждающего удара (которая служит фактором сдерживания от любой агрессии) могут позволить себе только крупные державы или государства, обладающие потенциалом, сопоставимым с потенциалом агрессора. В случае значительной диспропорции в соотношении сил такая концепция создает для защищающейся стороны большие риски. Исключением служит в данном случае Израиль: его исторический опыт связан с противостоянием отстающему в плане технологического развития противнику.
Концепция фронтальной (линейной) обороны работает в случае территориальной агрессии (в случае атерриториальной агрессии она совершенно бесполезна) и означает, что основные силы располагаются на направлениях потенциальной атаки противника так, чтобы остановить его как можно ближе от границы. В нашем случае пришлось бы создать оборонную группировку, состоящую из трех подразделений обороны первой линии и одного — второй.
Шанс заранее создать максимально сильную группировку сил на главном направлении удара противника существует лишь в том случае, если армия располагает суперсовременными средствами в сфере разведки и кибермаскировки, в противном случае оборону придется растягивать вдоль границы. О том, что такая стратегия таит в себе опасность, предупреждали все теоретики и практики военного искусства от Клаузевица (Carl von Clausewitz) до… Пилсудского (Józef Piłsudski). Если противник разорвет такую линию обороны в одном месте, он сможет взять в окружение основные силы защищающейся стороны уже в приграничном районе и быстро завершить войну.
В концепции глубокой обороны на первый план выходит не территория, а время. Следуя этой концепции, можно помешать превосходящим силам агрессора разбить нашу армию, снизить силу первого удара и выиграть время для сил, находящихся в стратегической глубине нашей территории (в том числе для сил союзников). На направлениях, с которых ожидается атака, организуется зона сдерживания, туда переводятся стратегические силы. Их задача — узнать о намерениях противника и задержать развертывание его операции, чтобы основная группировка сил успела организовать эффективную оборону. Отличие от фронтальной обороны состоит в том, что потенциал подразделений, находящихся на первой линии обороны, невелик, а основные силы концентрируются только тогда, когда становится ясно реальное направление основного удара противника.
Готовы ли мы к негативному сценарию?
Какая из вышеперечисленных концепций лучше всего соответствует тем стратегическим условиям, в которых находится Польша — государство, расположенное у границы ЕС и НАТО? Какой план станет самым эффективным при негативном сценарии развития событий, то есть если наша страна окажется в политико-стратегическом одиночестве и будет вынуждена обороняться самостоятельно?
Из высказываний министра обороны и его действий (перевод самой сильной ударной танковой группировки из Жагани под Варшаву, создание подразделений войск территориальной обороны в приграничных районах) следует, что мы делаем ставку на фронтальную оборону как в рамках НАТО, так и после 2030 года, когда, согласно заявлениям оборонного ведомства, Польша обретет способность защитить себя самостоятельно.
Можно ли назвать фронтальную оборону, при которой основные силы польской армии будут размещены в приграничной зоне, оптимальным решением?
Начнем с того, что исключим из числа подходящих нам концепций упреждающий удар. Пока наша страна остается членом Североатлантического альянса, мы будем действовать в его рамках. Сложно представить, что цивилизованная международная организация решит избрать в качестве своей оборонной доктрины идею нападения, призванного предотвратить войну. Конечно, такие удары могут стать элементом операций союзников, но уже только в ходе военного конфликта.
В случае развития негативного сценария, при котором Польша сможет в военном плане полагаться лишь на собственные силы, у нее тоже не будет возможностей для создания мощного ударного потенциала, который позволит ей выстоять в столкновении с ядерной державой. Концепция упреждающего удара станет реальным средством сдерживания, только если мы сами будем располагать ядерным потенциалом, в противном случае наши вооружения дальнего радиуса действия будут эффективными лишь в тактическом плане (в ходе военных действий), но в стратегическом, как средство предотвращения войны, они окажутся бесполезными.
Следовательно, нам остается сравнить концепции фронтальной и глубокой обороны. Рассмотрим как основной вариант ведения военных действий с привлечением союзников, так и негативный сценарий самостоятельной войны. Самый важный фактор в рамках первого сценария — это то, что Польша находится у границы НАТО и ЕС, на первой линии огня. Во втором случае самое важное — это дисбаланс сил между нашей страной и ядерной державой. Учитывая вышесказанное, взглянем на плюсы и минусы обеих концепций через призму нескольких оперативных факторов, которые играют ключевую роль на начальном этапе войны.
Начнем с эффекта неожиданности. Агрессору практически всегда удается его добиться, поэтому проблему представляет лишь масштаб этого эффекта. Что станет неожиданностью: война как таковая (это полная катастрофа) или момент и способ начала военной операции (это можно пережить). От этого зависит, как долго инициатива будет находиться в руках агрессора, и когда при помощи ответного маневра защищающейся стороне удастся ее перехватить.
С этой точки зрения у фронтальной обороны с использованием основных сил, заранее переведенных в приграничную зону, есть множество недостатков. Защищающаяся сторона оказывается статичной и обладает ограниченными возможностями для быстрого реагирования, а при этом все равно не может остановить силы противника в месте главного удара. Переброска подразделений первого эшелона вдоль линии фронта с одного направления на другое — это очень рискованная и сложная операция, которую приходится проводить в радиусе действия основных средств поражения противника.
Глубокая оборона предоставляет больше возможностей. Когда силы стратегического сдерживания установят основное направление удара противника, резервные подразделения могут приступить к организации обороны или при благоприятных условиях нанести контрудар. Эта концепция позволяет более гибко реагировать на неожиданные действия агрессора как при ведении самостоятельной войны, так и в операции с участием союзников.
Второй вопрос — это потери на начальном этапе войны после первого массированного удара агрессора. При фронтальной обороне основные силы окажутся под огнем противника и наверняка понесут более серьезные потери, чем при глубокой обороне, когда они будут рассредоточены в отдалении от первой линии фронта. Следующий аспект — это ход и результат первого стратегического сражения на начальном этапе войны. Агрессор, по всей вероятности, не будет атаковать по всем направлениям, а сконцентрирует силы на одном из них, чтобы получить преимущество, прорвать оборону и продолжить операцию. Если он столкнется с фронтальной группировкой защищающейся стороны, он сможет выйти ей в тыл и завершить войну уже в приграничной зоне.
Окружение основных сил у границы — это наиболее негативный сценарий во всех случаях. Глубокая оборона лишает агрессора возможности провести такой маневр: он столкнется с силами обороны в зоне сдерживания, а потом в глубине территории встретится с основной группировкой, которая будет готова к отражению удара.
Четвертый фактор — это дальнейшее развитие операции противника после сражения в приграничье, в том числе привлечение к ней воздушно-десантных групп, которые смогут высадиться в отдаленных районах подвергшейся нападению страны. Если агрессору удастся прорвать фронтальную оборону, на пути его основных сил и подразделений быстрого реагирования встанут лишь незначительные резервы, так что он сможет развить свою операцию.
Силы территориальной обороны, действующие без прикрытия вооруженных сил, не смогут стать серьезной преградой для воздушно-десантных групп агрессора. Однако если защищающаяся сторона сделала ставку на глубокую оборону, ударным подразделениям противника (о действиях которых будет известно заранее) придется постоянно иметь дело с ее основными силами. Это сыграет важную роль и в операции с участием союзников, и в войне, ведущейся самостоятельными силами.
Пятый момент, который будет иметь особое значение в союзнической операции, — время, которые понадобится на развертывание сил союзников и их вступление в бой. Фронтальная оборона, при которой существует большой риск, что основные силы защищающейся стороны попадут в окружение уже у границы, дает мало шансов на такое развитие событий. Она позволит агрессору провести молниеносную операцию, которая склонит союзников отказаться от действий на территории Польши. Глубокая оборона позволяет защищаться дольше, что будет играть важную роль, даже если нам придется вести войну в одиночку. Чем дольше Польша продолжит сопротивляться, тем больше шансов дождаться какой-то реакции международной общественности.
С самостоятельной войной (хотя не только с ней) связан шестой пункт: военное сопротивление нерегулярных сил на оккупированной территории. Чем дольше регулярная армия не позволит себя разбить, тем больше времени она выиграет на создание подпольных государственных структур. Шансы на это дает маневренная глубокая оборона, а не статичная фронтальная. Кроме того, при маневренной обороне часть сил может в случае необходимости отойти на территорию другого государства, чтобы, как во время Второй мировой войны, стать армией польского государства, находящейся за его пределами, и источником кадров для подпольных вооруженных сил на оккупированной территории. Фронтальная оборона, связанная с риском попасть в окружение и потерпеть поражение в приграничной зоне на начальном этапе конфликта, сводит шансы на это к минимуму.
Из вышесказанного следует, что основной идеей стратегического плана по обороне Польши (в качестве члена НАТО или, при неблагоприятном развитии событий, самостоятельно защищающегося государства) должно стать стремление выстоять как можно дольше, чтобы выиграть время и дождаться помощи союзников, а во втором случае — перейти к вооруженному сопротивлению, если агрессор решит оккупировать какую-то часть нашей страны.
Следовательно, нам лучше сделать ставку на глубокую оборону по всей территории, а не только фронтальную — в приграничном районе. Вот почему меня так беспокоит тот факт, что министр обороны избрал вторую концепцию. Аналитикам и людям, которые занимаются в оборонном ведомстве стратегическим планированием, следует об этом задуматься.
Станислав Козей — профессор военных наук, заместитель министра обороны в 2005-2006 годах, глава Бюро национальной обороны Польши в 2010-2015 годах.
