Было много предположений и конспирологических версий о том, что закон о реинтеграции Донбасса провалят. Но его приняли, и этот факт уже сам по себе является показательным. И надо понимать, что ни один закон, каким бы не было его название и содержание, не вернет нам Донбасс и Крым. Чисто законодательно оккупированные территории не вернуть.
Впрочем, закон решает ряд важных организационных и правовых вопросов. В частности, это замена раскритикованного режима АТО на административно-правовой режим, абсолютно легально позволяющий Вооруженным силам участвовать в боевых действиях и фактически их контролировать.
Ключевые нормы закона касаются фиксации российской агрессии и признания факта временной оккупации отдельных районов Донбасса. Это не значит, что все с этим согласятся. И это важно для внутриполитической ситуации, ведь было много инсинуаций на тему, что руководство страны якобы не хочет признавать войну войной, Россию агрессором, а также факт оккупации.
Есть несколько моментов. Во-первых, в законе нет термина «война». Ведь если признать, что это война, то следующий шаг оппозиции — «а почему вы не вводили военное положение?». И так, соответственно, возникает вопрос о политической ответственности руководства страны. Поэтому во избежание поводов для новой дестабилизации и манипулятивных политических игр этого термина и нет.
В целом закон — это шаг вперед в правом определении ситуации на Донбассе. И задачу возвращения этих территорий надо решать или политико-дипломатическим путем через поиск определенных компромиссов (что так нравится многим украинским политикам и части общества) или военным путем, но только тогда, когда для этого будут соответствующие условия.
Я иронично отношусь к разговорам о том, что этот закон усиливает власть президента. Как по мне, это прямые деформации политического сознания. Некоторые, и в том числе представители власти, живут в мире, где есть только черное и белое. Есть страна и есть враг. Есть наши и есть враги. Среднего нет. И от части оппозиции идут специфические положения, в частности об узурпации, в которые искренне верят некоторые политики и эксперты. Но если бы у нас была узурпация и диктатура, то Саакашвили давно бы имел серьезный судебный приговор и сидел в тюрьме. Узурпацию и диктатуру мы бы быстро заметили, если бы на телевидении отсутствовали деятели оппозиции. Когда я бываю на таких программах, то вижу, что есть каналы, которые работают именно в интересах оппозиции — и ничего с ними не происходит. Оппозиционеры присутствуют везде. Да, есть так называемые олигархические медиа, и определенные олигархи и политики таки влияют на отдельные телеканалы. И при этом сохраняется и определенный плюрализм.
Любой серьезный сильный президент будет пытаться расширять сферы своего влияния. И Порошенко это делает. В отличие от Ющенко, он действует в условиях парламентско-президентской республики и пытается влиять на суды, прокуратору и деятельность правительства.
Но одновременно мы видим, что Гройсман достаточно автономный — особенно на него не повлияешь. Поэтому приходится искать взаимно совместные решения.
Были разговоры, что, мол, этот закон позволяет вводить военное положение в районах Донбасса. И элементы военного положения существуют там еще с 2014 года и без каких-либо изменений в Конституции. Поэтому в целом ничего не меняется. И процедура введения военного положения по стране в целом, прописанная в Конституции, тоже неизменна. И применять ее будет сложно и не выгодно во время избирательного процесса. Как по мне, о «якобы введении военного положения» больше всего орут отдельные оппозиционные силы. Особенно бывшие работники Партии регионов, имеющие определенное влияние на Донбассе. Теперь они не смогут контролировать этот регион как прежде. На мой взгляд, ничего принципиального нового в плане влияния президента закон не дает.
В конце концов, как у нас иногда бывает, реальное влияние президента зависит от реальных политических инструментов, а не законодательных полномочий. Я приведу два примера. Что с того, что Ющенко имел широкие полномочия, когда был президентом в условиях президентско-парламентской республики? Он был слабым президентом. Другой пример — влияние премьер-министра, который бы стал мощным во время последних лет Ющенко. Впрочем, это совершенно не помешало Януковичу, который был избран в парламентско-президентской системе, взять власть в свои руки. А Юлия Тимошенко, хотя тогда и имела серьезные полномочия и одну из крупнейший фракций в парламенте, вынуждена была отойти, потому что не было достаточных инструментов контроля над ситуацией.
Сейчас у Порошенко нет и близко абсолютной власти. В частности, это проявляется в том, что он не контролирует полностью силовой блок. Там есть мощный противовес, который ему очень не нравится, но с которым он вынужден считаться. У Порошенко нет устойчивого большинства в парламенте. Так, выстроена система ситуативного голосования, но она строится на определенных компромиссах. Это не ручное пропрезидентское большинство, которое была в свое время у Януковича. А без этого принять любое решение не удастся. Придется идти на компромиссы.
В конце концов, особого веса президенту придает не закон, а эффективные политические действия.
Владимир Фесенко, политолог, директор Центра политических исследований «Пента».
