В субботу мы вспоминали жертв Холокоста. Скоро в живых не останется ни одного человека, кто мог бы рассказать об этом геноциде во время Второй мировой войны. Память о многочисленных этнических чистках, массовых убийствах и разорении окажется в сфере ответственности учебников по истории и, как бывало уже много раз, политиков.
Последний пример — Украина. Страна находится в процессе формирования собственного будущего. И, как это часто бывает в странах, которые выстраивают завтрашний день, появилась необходимость поправить события дня вчерашнего. Когда-то большие части Украины были мультикультурным обществом. В таких городах, как Черновцы и Львов, говорили по-немецки, по-русски, по-чешски, на идише, по-украински, на польском и на румынском языках, как и на множестве других. Сейчас уже не так. Сегодня этнически это почти на 100% украинские города.
Массовую этническую чистку на больших территориях Восточной Европы, начатую нацистской Германией, завершили коммунисты после войны. Миллионы людей были насильно перемещены, и Европа уже никогда не стала такой, как прежде. Мультикультурные страны превратились в монокультурные. Следы исчезнувших людей, будь то поляки, цыгане или евреи, намеренно уничтожались. И некоторые политические движения обращаются к откровенным фальсификациям истории, лишь бы сохранить единство страны.
Актуальный пример можно найти в статье «Свенска Дагбладет» (Svenska Dagbladet) «В 40-е они убивали евреев, а сегодня их чествуют как героев». Сегодня на Украине превозносят националистские организации вроде ОУН/УПА (запрещены в РФ — прим.ред). Их считают пионерами борьбы свободной Украины за независимость и официальный суверенитет. Учитывая, что страна находится в состоянии низкоинтенсивной войны с российскими сепаратистами, объединение вокруг подобных организаций снова стало актуальным.
Привлечь внимание к немалой лживости украинской историографии — это, конечно, похвальная цель. Но одну неверную или неполную историческую картину нельзя просто заменить на другую. Нельзя заменить одну ошибочную трактовку другой, как показывает этот на первый взгляд банальный пример. Против национализма, который во многих областях Европы стремительно растет, часто применяют средство, которое может лишь ухудшить общее понимание истории. И Швеция в этом смысле — печальный пример.
В борьбе против национализма и правого экстремизма в Швеции пытаются использовать музейную деятельность и государственную культурную политику. Их применяют для пересмотра истории, чтобы из портрета этнически гомогенного общества превратить ее в повествование о мультикультурной стране. Прямая противоположность тому, что происходит на Украине. Но хотя эти два процесса на первый взгляд противоположны, в действительности они обескураживающе напоминают друг друга.
Два года назад председатели Национальной ассоциации шведских музеев, Национальной ассоциации областных музеев, Совета по сотрудничеству центральных музеев и Организации по правовому посредничеству констатировали: «Музеи и прочие учреждения в сфере культуры играют решающую роль в формировании образа Швеции и всего шведского». Целью было не что иное, как в рамках политической борьбы с национализмом политизировать шведские музеи, а следовательно, и немалую часть деятельности в области исторического и культурного наследия Швеции.
Эта политизация подразумевает, что музеи становятся «местами встреч» и «аренами», рассчитанными на достижение целей политики многообразия. И эта неопределенная задача на практике стала максимальным приближением к постмодернистской культурной политике в стране. Увы, в этом контексте постмодернизм, то есть размывание понимания того, какой нарратив считать истинным, релевантным и соответствующим действительности, — очень плохой способ борьбы с национализмом, против которого он якобы восстает.
Националистская историография, сооружаемая в таких странах, как Украина, где меньшинства и история во всей ее полноте стираются, чтобы их можно было заменить монокультурой, по меньшей мере так же бедна и относительна, как освобождающий постмодернизм, который выходит на первый план среди шведской общественности. Их объединяет стремление уничтожить прошлое и идеологизировать историю. В поисках противовеса пустому отношению постмодернизма к прошлому можно обратиться к основательным и правдивым знаниям, что, увы, сейчас совсем не в моде.
Чтобы выбраться из этого тупика, надо отделить политику от толкований прошлого. Наши музеи, или наша историография, не могут быть подчинены сиюминутным политическим тенденциям или же косметической (и изначально провальной) оппозиции национализму. Антитезой политизации прошлого становится такое описание — и сохранение — истории, которое производится с максимальной опорой на факты, как можно более содержательное и достоверное. Только такое отношение может искоренить как экстремистский национализм, так и постмодернизм.
