Как недавно совершенно справедливо подметила в своей статье для NZZ Лиана Фикс (Liana Fix), Россия вернулась на мировую арену, и Владимир Путин наглядно доказывает это действиями на Украине и в Сирии, продвигая свою геополитическую линию. Российский президент — искусный тактик, знающий слабости своих противников и в последние годы умело защищающий международный престиж своей страны, имея при этом в своем распоряжении существенно меньшие ресурсы, чем НАТО.
Конечно, нынешнему российскому руководству недостает стратегической концепции, но в отличие от ЕС у него есть четко сформулированные цели, к которым оно все более уверенно продвигается. В их число входят признание России Вашингтоном в качестве равнозначной силы, которую нельзя игнорировать, когда речь заходит о международных конфликтах; признание ограниченного суверенитета его соседних стран на постсоветском пространстве — и тем самым наличия сферы российского влияния; а также отказ от «политики демократизации» со стороны Запада на подступах к границам России. И на пути к этим целям Путину в минувший год удалось значительно продвинуться.
Право сильного
Даже если глава российского МИД Сергей Лавров на Мюнхенской международной конференции по проблемам безопасности 2017 года с видом триумфатора говорил об укреплении постзападного порядка, путинская Россия на фоне растущих цен на нефть и западных инвестиций извлекает выгоду именно из нынешнего, якобы уходящего порядка.
Тем не менее она верит, что изменение этого мира станет для России преимуществом. По мнению российского руководства, мы переживаем фазу перехода к миропорядку, при котором общепризнанные правила и международное право будут играть значительно меньшую роль, чем право сильного. В отличие от Германии и ЕС Москва хорошо подготовлена к этому новому миру, потому что располагает намного большим опытом жизни в условиях хаоса, всевозможных опасностей и зон слабой или вовсе отсутствующей государственности. Она сама систематически создает их своей политикой «контролируемой дестабилизации», как, к примеру, на востоке Украины, чтобы подавить там влияние Запада.
С точки зрения России, в этом новом, гоббсовском мире ведущую роль будут играть не лучшие технологии (их можно «взломать») или стабильная и последовательная экономическая политика (она лишь создает комфорт), а быстрота принятия решений, хладнокровие (в частности, в вопросах использования военной силы), а также ловкое комбинирование военной силы и контроля над информационным пространством.
Всего этого недостает западным демократическим странам, которые слишком медлительны при принятии решений, вынуждены (что совершенно правильно) отвечать за свои действия перед общественностью и сталкиваются с проблемами, когда речь заходит об увеличении расходов на оборону. Если посмотреть на то, что происходит на востоке Украины, можно предположить, что это не доведет до добра: у российского руководства нет ровным счетом никаких причин для изменения нынешнего статуса-кво до тех пор, пока оно не добьется собственных целей — а нынешняя ситуация вполне комфортна для него.
Конечно, Россия в последние годы выступает на мировой арене в роли разрушительной силы, которая умело находит слабые места западных демократических стран и пользуется ими в своих целях. Но если изначально Москва реагировала на западные интервенции в виде «цветных революций» и поддержки неправительственных организаций или свободных СМИ с позиции слабости, то с 2014 года Путин перешел в наступление. Комбинация из контроля над внутренней ситуацией, «мягкой силы», а также военной мощи во внешней политике привела к тому, что Кремль считает, будто действует совершенно правильно, тогда как Запад допускает ошибки.
Запад в образе врага
В этом новом мире не будет союзников, потому что они лишь ограничивали бы собственную свободу действий. Конечно, провозглашенный Путиным «разворот к Китаю» не принес России желанного успеха, и она по-прежнему зависит от поставок нефти и газа в Европу. Но есть у китайско-российского альянса и важный общий интерес: стабильность правящего режима. В свою очередь, Германия и ЕС не заинтересованы в том, чтобы ограничивать контакты с Москвой в области энергетики, даже если проект «Северный поток — 2» будет способствовать дальнейшему укреплению путинской системы.
Путину удалось укрепить собственные позиции как во внутренней, так и во внешней политике, возродив былой вражеский образ Запада, так что теперь нам вновь хочется верить, что западное «сообщество ценностей» действительно существует. Однако для того, чтобы говорить об этом утвердительно, остается все меньше и меньше поводов, причем не только после прихода к власти Трампа: интересы США и Европы все больше разнятся, в том числе и в отношении России.
Нам нужна серьезная стратегическая дискуссия о том, каковы реальные вызовы, стоящие перед Европой. Она должна быть в состоянии дать решительный отпор постоянно вооружающейся России. Кроме того, для Европы очень важно уметь адекватно реагировать на стратегические вызовы в непосредственной близости от нее и выйти из «зоны комфорта». Ведь только когда мы сможем успешно бороться с внутренними и внешними врагами открытых обществ и выполнять «домашние задания» в условиях дигитализации и глобализации, нам удастся блокировать пространства, на которых в настоящий момент ведет свои великодержавные игры Владимир Путин.
