Недавний сирийско-израильский военный инцидент — не просто злополучный срыв. Он свидетельствует об общей эскалации напряженности на Ближнем Востоке, которая чревата целой россыпью угроз в краткосрочной и среднесрочной перспективе.
Незадолго до рассвета 10 февраля в воздушное пространство Израиля проник беспилотник, управляемый с сирийской территории. Он был сразу же сбит вертолетами ЦАХАЛ, представители которого объявили наблюдательный аппарат «иранским». Некоторое время спустя израильская эскадрилья поднялась в воздух, чтобы уничтожить пункт управления на сирийской территории. Восемь истребителей F-16 со звездой Давида встретили сирийские силы ПВО, которым удалось сбить один из них. В то же время в израильских ВВС заявляют об уничтожении десятка сирийских и иранских противовоздушных батарей.
В стратегическом плане, израильтяне не могут просто так позволить иранцам прочно закрепиться на территории соседней Сирии. Их можно понять: Тегеран официально так и не отказался от политики аятоллы Хомейни, который намеревался стать лидером всего мусульманского мира с помощью жесткого курса по отношению к сионистскому государству: он не признавал за ним исторического права на существование. На самом деле ситуация просто абсурдная. Между персами и евреями никогда не было вражды. Изначальные разногласия Израиля были с арабами-суннитами, а не иранцами-шиитами. Наконец, президент-реформатор Ирана Роухани сделал исторический выбор в пользу открытости страны для Запада. Как бы то ни было, этот искусственный антагонизм, к сожалению, пустил слишком глубокие корни в головах военных стратегов в Тель-Авиве и Тегеране.
После недавнего происшествия в воздушном пространстве Биньямин Нетаньяху провел телефонную беседу с Владимиром Путиным, попросив его в частности надавить на иранцев с тем, чтобы те перестали укреплять свои военные позиции на сирийской территории по соседству с Израилем. Израильтяне поддерживают тесные дипломатические отношения с Россией и регулярно проводят встречи на высшем уровне. Они поняли, что Москва стала ключевой фигурой на Ближнем Востоке, и находятся на постоянной связи с Кремлем.
Нам, французам, следовало бы поступить точно так же. Причем не только по соображениям эффективности, но и в связи с тем, что у нас с Россией есть четыре общих интереса на Ближнем Востоке. Во-первых, мы вместе боремся с одним главным врагом, суннитским джихадизмом, который убивает наших детей на улицах наших городов. Во-вторых, мы ощущаем себя естественными защитниками восточных христиан с последнего века Османской империи. В-третьих, у нас одна позиция по курдскому вопросу: нет — независимому государству (оно совершенно неприемлемо для четырех стран, где проживают эти потомки мидийцев), да — автономии Сирийского Курдистана и возобновлению диалога Анкары с РПК, который велся с 2012 по 2015 год и был остановлен президентом Эрдоганом по предвыборным соображениям. В-четвертых, мы с Россией выступаем за сохранение подписанного 14 июля 2015 года международного соглашения о добровольном отказе Ирана от ядерной программы, которое администрация Трампа попыталась подорвать.
Означает ли сотрудничество с Россией, что нам придется одобрить всю ее внешнюю и внутреннюю политику? Разумеется, нет. Мы будем и дальше считать, что ее вмешательство на Украине не отвечает ее долгосрочным интересам, и что в Сибири у нее и так достаточно территорий для развития. Мы будем и дальше сожалеть о том, что за 17 лет у власти Путин так и не сформировал в стране правовое государство, а также подталкивать его к этому в течение шести лет его будущего мандата.
Как бы то ни было, с учетом формирования новых альянсов, которые готовятся к войне на Ближнем Востоке (ось Америка-Израиль-Саудовская Аравия против оси Турция-Иран-Россия), с перспективой эскалации напряженности вплоть до полномасштабного конфликта, Россия становится ключевой фигурой, на которую нам нужно сделать ставку, чтобы умерить антикурдскую паранойю Анкары и антиизраильскую риторику Тегерана. Этого требуют от нас реализм, стремление к миру и долгосрочные интересы.
