Январь на Украине все больше становится национальным, чтобы не сказать националистическим, месяцем в году. Начинается он со дня рождения Степана Бандеры и маршами в его честь, затем рождественские праздники плавно перетекают в День соборности и День памяти героев Крут.
В этом году я собрал статистику маршей в честь Бандеры начиная с 2007 года. Знаете, что впечатляет? Бандера в памяти украинцев — самая конфликтогенная фигура, но при этом сложно найти другого такого же исторического персонажа, который настолько разделял бы украинцев на два антагонистических лагеря. Марши Бандеры в основном проходят мирно. Вся связанная с ними агрессия — вербальная и выливается, как правило, в потоки злых комментариев в сети.
Эти наблюдения подтверждают то, что я говорю годами: несмотря на внутренние разногласия, Украина была и остается относительно стабильным политическим сообществом. И если ее оставить саму на себя, она справится с внутренними кризисами. Собственно, это и произошло бы после Майдана, если бы не агрессия России. Да и сейчас во время общей депрессии, озлобленности, тотальной нехватки доверия к власти, протестов в Киеве, войны на востоке и оружия, гуляющего по стране, у Украины есть все шансы стать европейским Сомали, но она не делает этого.
Другие выводы о состоянии украинской нации я получил благодаря проекту, над которым работаю с американской коллегой Оксаной Маланчук. С 1994 года мы сравниваем Львов и Донецк — два противоположных полюса Украины. Последний опрос удалось провести в 2015‑м. Тогда в большое национальное исследование о ценностях по методике проекта Всемирного обзора ценностей (World Values Surveys, проект объединяет социологов по всему миру, которые изучают ценности и их воздействие на социальную и культурную жизнь — прим. ред.) включили также Киев, Днепр, Харьков и Одессу. Подобная методика позволяет замерить, насколько общество поддается реформам.
Впрочем, глубинный анализ мы завершили только сейчас. Результаты интересные. Прежде всего они подтверждают: Украина и Россия расходятся в своих ценностях, как в море корабли. На Украине четко прослеживается вектор стремления к изменениям, тогда как Россия застряла в ценностях выживания. Такая перемена не массовая. Большинству украинцев, как и россиянам, все еще присущи ценности выживания. Разницу обеспечивают 15 — 20%, представленные в основном молодыми и образованными украинцами.
По версии украинских публицистов, у идентичностей тоже есть ценностное измерение: мол, украиноговорящие украинцы больше поддерживают изменения, чем русскоговорящие и россияне. Наш опрос это подтверждает лишь в одном случае: украиноговорящих из Западной Украины. Ценности на Украине отличаются не столько в силу языка, сколько по границе 1939 года: между той частью, что стала советской в 1920-30‑х годах, и той, у которой было 20 — 25 лет отсрочки.
Это еще раз демонстрирует важность Западной Украины: отбери ее, получишь остальную Украину. Более пассивную, такую себе Белоруссию. Об этом мечтали многие в Кремле и среди наших доморощенных сепаратистов. Я рад их разочаровать: сейчас, чтобы получить другую, «умиротворенную» Украину, мало избавиться от западных областей. Нужно отобрать еще и Киев.
Появление Киева как твердой украинской столицы — одна из важнейших перемен последних 10 — 15 лет. Тверже позиции лишь у Львова — это уже самый национализированный город, население которого вместе с тем жаждет изменений.
Объединение сильной национальной идентичности со стремлением к изменениям — украинский феномен. В большинстве стран Европы национализм и изменения разделены: европейские националисты хотят возврата к прошлому. На Украине же все наоборот.
По направлению к оси Львов-Киев дрейфует и Днепр. Противоположным полюсом остается Донецк. Пусть микроскопически, но в начале 2010‑х его дистанция по отношению к Львову сокращалась. Однако война снова отбросила город в противоположную сторону.
Впрочем, нас больше интересовало, где в этом раскладе Харьков и Одесса. Выяснилось, что Харьков ближе к Днепру, а Одесса — к Донецку. Поэтому если нам нужна Украина нового качества, Одесса — один из ключевых городов. С этой точки зрения назначение Саакашвили на должность одесского губернатора могло иметь стратегическое значение, но завершилось стратегическим провалом.
Эта разница между желанием и реальностью в независимой Украине стала уже правилом. Как заметил один украинский дипломат, наша страна никогда не упустит шанс упустить шанс.
Состояние украинской нации неидеально. Но оно достаточно хорошее для того, чтобы реформировать страну. По крайней мере, так было в 2015‑м. Катастрофический разрыв между шансом и реальностью — вот главный вопрос для обсуждения, если уж речь заходит о состоянии украинской нации.
У меня нет убедительного ответа. Возможно, дело во времени: говорят, в среднем трансформация страны занимает 50 лет. Возможно, в том, как мы говорим и что думаем об Украине. Мы спорим о языках и исторической памяти, а нужно — об уровне экономической свободы и независимых судах. Но каждый раз, когда, обсуждая очередной украинский провал, кивают на незавершенный характер украинской нации, мне неизменно приходит в голову образ плохого танцора, которому мешает известно что.
