Анатолий Могилев — последний глава Совета Министров Крыма. Он, хоть и «донецкий», родом из Славянска, но связан с полуостровом еще с 2007 года. Тогда он был руководителем Главного управления МВД Украины в АРК и засветился в громком скандале против крымских татар на Ай-Петри, когда «Беркут» на основании решения суда силой зачистил крымскотатарские летние кафе и торговые точки.
В 2010 году Могилев возглавлял крымский штаб Януковича на президентских выборах. После инаугурации Януковича Могилев был назначен министром внутренних дел, а через полтора года — в ноябре 2011 года — его заменил на этой должности представитель «семьи» Виталий Захарченко. Могилева же сослали в Крым руководить полуостровом.
Именно при его руководстве Крымом Россия вела подготовку к захвату полуострова, пока внимание общественности было приковано к событиям в Киеве.
Замглавы Меджлиса крымскотатарского народа (организация запрещена в РФ — прим.ред.) Ахтем Чийгоз напрямую обвиняет Могилева в бездействии и убежден, что тогдашний руководитель Совета министров Крыма способствовал сдаче полуострова.
Кроме того, позиция властей Крыма, впрочем, как и позиция официального Киева, неизбежно вела к тому, что крымчане не приняли Революцию Достоинства. Крымский «Беркут» воевал с активистами на Майдане. Масла в огонь подлил и ролик с участием Могилева, направленный против Евромайдана, который в феврале 2014 года крутился в общественном транспорте на полуострове.
В парламенте АРК, прикрываясь событиями в Киеве, стали говорить об изменении статуса Крыма и возможном обращении к России «за защитой». 20 февраля тогдашний спикер парламента АРК Владимир Константинов в Москве угрожал, что Крым уйдет в РФ в случае победы Майдана.
Могилев заявляет, что не имел полномочий влиять на СБУ и заставлять кого-то заводить уголовные дела. Хотя, по информации «Украинской правды», после сепаратистских заявлений Константинова, он потребовал от прокуратуры немедленной реакции.
Фактически эту информацию подтвердил и Константинов. В одном из интервью он признался, что 20 февраля прокурор Крыма повесткой вызвал его в прокуратуру по поводу «сепаратистских высказываний».
Однако дальше вызова в прокуратуру дело не пошло. А уже в конце февраля 2014 года после тайного голосования парламента Крыма за его отставку Могилев покинул полуостров.
Спустя четыре года он снимает в центре Киева офис с шикарной отделкой на Банковой. Возглавляемая им общественная организация занимается юридической помощью бывшим силовикам.
Он убежден, что действовал по закону и сделал все, что мог для спасения Крыма, а также обижен на «молодую команду» Януковича и осуждает экс-президента за его побег.
Об интервью «Украинская правда» просила Могилева три года подряд. И лишь после дачи показаний на суде о госизмене Януковича он согласился ответить на наши вопросы о том, что происходило во время Майдана и в момент оккупации Крыма.
— Во время событий на Майдане Вы наверняка ездили к экс-президенту Януковичу в Киев. Обсуждали ли Майдан или Крым?
— С Януковичем я общался раз в две-три недели, приезжал в Киев и докладывал ситуацию по региону. Вопросы касались социально-экономического развития Крыма. В тот период политическая ситуация в АРК была спокойная.
Возможно, у спецслужб были разведданные, но они докладывают по отдельной линии.
Последний раз с Януковичем я виделся 21-го числа (О своей встрече с Януковичем Могилев рассказывал на допросе в суде. Встреча была в АП, где Янукович готовился подписать соглашение с оппозицией. Во время встречи Янукович жаловался Могилеву на угрозы жизни).
— Были ли какие-то указания от Януковича, как действовать в Крыму, например, отправлять ли кого-то в Киев на Антимайдан или не пускать людей на Майдан?
— Ко мне Янукович с такими вопросами не обращался. От меня таких указаний тоже не было. Если были какие-то партийные проекты, я их не исключаю, то их проводили городские и районные отделения штаба.
Хоть я формально считался главой партии в Крыму, у меня по горло было своих обязанностей в Совмине.
— Советовался ли с Вами Янукович, как поступить с Майданом?
— Нет. Может быть, я на себя много возьму, но я скажу так. Молодая команда, которая пришла к власти — Арбузов, Янукович-младший и другие — они перевернули ценности, на которые власть вообще должна работать. Пришли люди, которые не понимали, что нужно делать в таких ситуациях.
По инициативе этой молодой команды меня и убрали с должности министра. Если бы я оставался главой МВД, то не допустил бы таких кровавых событий на Майдане. Это была абсолютно неадекватная реакция руководителей силовых структур.
Я общался со своими бывшими коллегами, говорил о недопустимости противоправных действий. Приказы, которые уходили сверху вниз, по всей видимости, были абсолютно неадекватны тем событиям, которые развивались.
— Но Майдан тоже сносили, основываясь на решении суда.
— Я же говорю, что задачу, которую поставили, исполнить можно по-разному. Тогда ее исполнили с дуростью, я бы сказал. Абсолютно с дуростью тех лиц, кто давал команды на самом верху.
Сейчас привлекают сотрудников «Беркута» к ответственности. «Беркут» по большому счету — это инструмент власти. Как скальпель у хирурга: можно им помочь, а можно повредить человека так, что он погибнет, не дай Бог.
Так вот в этом всем виноваты те лица, которые принимали решения о неадекватных действиях власти на тот момент.
— А ситуация на Ай-Петри в 2007 году, когда Вы использовали «Беркут» против крымских татар, там были жертвы.
— Последствия после Ай-Петри какие были? Там снесли здание. Несколько человек были привлечены к ответственности, которые вели себя агрессивно. Когда стоит большое число людей, и один из граждан тащит баллон с газом в костер, то это вообще-то бомба, которая может взорваться.
Жесткие меры по его остановке и изъятию этого баллона вполне оправданы, потому что если бы он бросил его в костер, то был бы взрыв. Мы упредили то, что там могло быть. А здесь надо было нормально действовать.
— Почему Вы требовали, чтобы АТR прекратила трансляцию Майдана, как нам рассказывает Ленур Ислямов?
— Я требовал у АТR? Я скажу так. Ислямов однажды высказался обо мне в эфире, мне потом из Крыма звонил его отец и извинялся, мол он у нас эмоциональный, такое говорил. Канал АТR работал в Крыму, показывал то, что он хотел, не было никакого запрета на его деятельность.
— Я не говорю о запрете. По его словам, в личных беседах от Вас передавали, чтобы его телеканал не вел прямую трансляцию.
— Это Ислямов, мягко говоря, лжет. Не хочу про Ислямова говорить.
Я приходил на канал АТR, там участвовал в ток-шоу с Лилей Буджуровой. Если бы я запрещал этот канал, думаете, я бы пошел туда что-то говорить? Нет.
Его отец, который владел крупным транспортным предприятием, его никогда не ограничивали, он участвовал во всех тендерах.
— В Крыму во время Майдана в гражданском транспорте транслировали ролик, который настраивал людей против Майдана. Что это за ролик и как Вы его допустили? Это было Ваше сознательное решение?
— Ситуация накалялась. По телевизору показывали, что происходит в Киеве, со всеми драками, избиениями. В Крыму это вызывало страх и требовало какой-то реакции. Естественно наши информационные службы приняли меры, чтобы объяснить, что надо как-то себя удерживать. Я удерживал ситуацию в Крыму, чтобы не было никакого насилия.
— Но этот ролик — это прямое запугивание — с использованием соответствующих устрашающих кадров.
— Это предупреждение о том, чтобы не допускать подобные кровавые события в Крыму. Там же есть очень сложные межнациональные, межконфессиональные вопросы. Это единственный регион, который на протяжении своей истории раз 10 переходил из рук в руки. Там конфликт мог возникнуть очень просто.
Если мы пытаемся упредить какую-то драку между кем-то, то мы, наверное, рассказываем о последствиях этой драки?
И до событий 24-25 февраля, возможно, 20 февраля в Крыму не было допущено никаких особо негативных действий.
— 4 февраля 2014 года, когда всеобщее внимание было сосредоточено на событиях в Киеве, «регионал» Владимир Клычников и еще один депутат Сергей Цеков заявили о намерении пересмотреть Конституцию, статус Крыма вплоть до обращения к РФ с просьбой, чтобы Москва выступила гарантом и защитником «российской автономии». Почему это не получило резких оценок?
— Вопросы об изменениях в Конституцию Украины возникали в Киеве на Майдане.
— Но обращение к России как гаранту безопасности — это совсем другое.
— Надо учесть, что Крым — это русский регион. В памяти людей, которые там жили до 1954 года, когда Крым перешел УССР, осталось еще то постсоветское прошлое, что они были в Российской Федерации.
Вспомните, другие страны же выступали гарантами нашей неприкосновенности, например по Будапештскому меморандуму. То же самое и тут, депутаты начали говорить по аналогии.
Но во всех своих выступлениях, после бесед с ними, они уточняли, что все в рамках правового поля Украины. До 27 февраля — дня захвата зданий — при заявлениях, что они хотят обратиться к России, они подчеркивали, что это в рамках правового поля Украины.
— То есть у Вас эти заявления не вызывали никаких опасений и подозрений?
— У меня вызывали опасения те высказывания политиков, которые могли что-то повлечь. Я полемизировал и с Константиновым, и с депутатами, просил оставаться в правовом поле, не высказывать сепаратистские мысли.
Цеков действительно получал деньги от РФ, но для Крыма это не было удивительно. Он 20 лет говорил одно и то же, мол «Мы русские, у нас есть братская российская сторона». Но еще раз подчеркну, эту тему они все время вуалировали формулировкой «в рамках украинского правового поля».
— Я подняла Ваши заявления, они звучали в другом контексте — скорее оправдывающем, как будто Вы за них заступаетесь.
— Я говорил о том, что любой депутат имеет право высказывать свое мнение. Ни один из депутатов до 27-28 февраля не призывал к отделению Крыма от Украины. Это пошло уже потом, когда парламент Крыма доблестно отправил меня в отставку.
Выступать за то, чтобы Россия была гарантом нашей неприкосновенности — это не призыв к сепаратизму, не призыв к отделению Крыма. Гарантом может быть кто угодно. И США, и Великобритания, и Франция в конце концов.
— 20 февраля Константинов был в России и заявил, что если победит Майдан, то Крым будет принимать все решения сам. Это уже было некое проявление сепаратизма. Знали ли Вы, что он едет в Россию?
— 20 и 21 февраля я был в Киеве. Константинова после 20 числа я видел один раз. Когда он вернулся из Москвы, я с ним разговаривал в Верховной Раде Крыма на заседании фракции и предупредил, что у Крыма нет внешнеполитических функций, и не его компетенция делать такие заявления в другой стране.
— Встречались ли Вы в этот период с помощником президента РФ Владиславом Сурковым?
— Я с Сурковым встречался, когда он приезжал в Крым, в конце 2013 или начале 2014 года. С ним приехали еще 4-5 человек, как он представил — работники инженерных служб. Речь шла о том, что еще в 1995 или 1997 году было подписано совместное соглашение Украины и России о возведении Керченского моста. Этот документ ходил между Россией и Украиной в Кабинетах министров, он обсуждался, шло согласование служб. Одно из согласований зависло в Киеве.
Сурков объяснял, что его приезд связан именно с этим. Я тогда связал его с кем-то из украинских министров, кто вел транспорт — или министр транспорта, или вице-премьер, который курировал эту должность. Мы с ним обсуждали только этот проект.
Никаких намеков и обсуждений ситуации в стране у нас не было вообще.
Я с ним поговорил минут 40 или час. И все. Я не знаю, были ли еще какие-то встречи у него с кем-то другим. Я даже не могу сказать, улетел ли он из Крыма в этот день или на следующий.
— Докладывали ли Вы в Киев о ситуации, которая начала складываться в Крыму с 20-х чисел февраля? Если да, то кому?
— Доклады в Киев были после захвата зданий Верховной Рады и Совмина Крыма.
— До 26 февраля никаких докладов не было?
— Во-первых, еще было непонятно, с кем разговаривать в Киеве. 23-24 февраля там еще формировались органы власти.
23-24, когда в Крым приезжали Аваков и Наливайченко. Вот я ни одного из них не видел и никто из них к нам не обращался. По логике, надо было спросить, что у нас происходит.
Единственное, что ко мне в понедельник, 24 числа приехал Андрей Сенченко (на тот момент депутат ВР, впоследствии в. и. о. замглавы АП при Турчинове — УП) и говорит: «Понимаете, в Киеве изменилась вся структура власти. Вам, наверное, нужно уходить».
Я ответил, что прекрасно понимаю, что работать главой Совмина без понимания в Киеве невозможно, но я работаю в этой должности не потому, что мне нравится сидеть в этом кресле, а потому что необходимо удерживать ситуацию в Крыму.
Он еще попросил, чтобы я его к крымскому «Беркуту» свозил как представителя новой власти. Я Сенченко оставил там и вернулся в Совмин.
Потом мне позвонил Пашинский. Советовался, кого назначать на мое место. Видимо, товарищи уже делили портфели.
Говорит: «Вот есть две кандидатуры — Куницын (Сергей Куницын — с 27 февраля 2014 года представитель президента в Крыму — УП) и Сенченко. Кого из них лучше назначать?»
Я говорю: «Мне, конечно, тяжело вам что-то рекомендовать, потому что я их знаю. Но с моей точки зрения, более разумно было бы назначить Сенченко — его знают в Крыму, он там работал. Куницын тоже работал, но у него постоянно были какие-то коррупционные скандалы».
Еще я сказал, что нельзя допустить, чтобы ситуация накалялась, потому что Крым «взорвать» очень легко. Пашинский согласился, высказал мне еще свое уважение. Этот разговор закончился.
А уже после 27 февраля, когда захватили административные здания, я доложил в Киев, что меня будет снимать парламент и что надо принимать решения. Мне позвонил или Сенченко, или Пашинский: «Анатолий, вы остаетесь, и разруливайте там ситуацию».
Я говорю: «Подождите, господа дорогие, чтобы как-то разруливать ситуацию, нужно иметь полномочия. А меня тут уже почти снимают».
— Наливайченко рассказывал, что 23 февраля в Крыму они видели российскую технику на дорогах.
— Он был уполномоченным ВР по работе СБУ. Эта должность была у него 2 или 3 дня. Если он видел какую-то технику, то как куратор такого силового ведомства должен был принимать адекватные действия. Если не предпринимал, то это уже вопрос к нему.
— А Вы? Опять же 23 февраля в Севастополе появляется «народный губернатор» Чалый, на улицах — противотанковые ежи.
— Давайте так, Севастополь и Крым — это разные территориальные единицы. Кто должен был бы докладывать мне о ситуации в Севастополе? Ни один силовой представитель в Севастополе — СБУ, МВД, прокуратура, налоговая, МЧС — отношения ко мне не имеют. Они обязаны докладывать по своим линиям.
— Но когда произошел захват зданий 26 февраля, Вы, не имея влияния на правоохранительные органы, пришли в Главк и принимали участие в заседании силовиков. То есть это была чрезвычайная ситуация, а Чалый, ежи и российская техника на дорогах — нет?
— Я отвечаю за ситуацию в Крыму, а не в Севастополе. У меня и так забот по Крыму хватало с головой. А то, что я пришел в Главк и собрал там всех, я считаю, что в той ситуации я не превышал свои полномочия, но должен был скоординировать их деятельность.
Мы смотрели видео, которое мы сняли с видеокамер, все определили, что это профессиональные военные. Чьи они — одному Богу известно. Сейчас-то можно предполагать, что это был спецназ таких-то государств.
— Каких государств?
— Я не могу утверждать. Я могу лишь предполагать. На тот момент можно было предположить что угодно. Это могли быть любые подразделения. И российские, и национальные, и какие-то еще.
— То есть Вы даже не подумали, что это россияне?
— Нет. Я это подумал. Последующие события показали, что с великой долей вероятности это были именно российские военные. Это опять же предположение, я ведь документы не проверял.
— На суде Вы говорили, что в день захвата зданий Вы приходили туда и разговаривали с одним из захватчиков.
— Я подошел к зданию Совета министров Крыма. Разбито стекло входной двери, за ним стоит человек в балаклаве, камуфляжной форме без знаков отличия. Вооруженный и с автоматом.
Через стекло я увидел два поставленных пулеметных гнезда. Я много лет проходил в погонах, поэтому понимаю, как расставляются такие точки. Расставлено было все по уму: секторами обстрела, соответствующими всем правилам науки. Это были люди с военной подготовкой.
Я ему говорю: «Вы кто, откуда, какие у вас требования, зачем захватили здание?»
Он говорит: «Я не уполномочен говорить ни с кем и ни о чем».
Я дал ему мой номер телефона и попросил позвонить того, кто уполномочен говорить.
Он сказал: «Хорошо». Записал мой номер, и я от двери отошел.
— По его говору нельзя было понять, что он не местный? Он говорил с акцентом?
— Он говорил на русском языке. Аканья, как говорят москвичи, или оканья не было. Если на Донбассе, или в Харькове русский язык с украинизмами, то в Крыму практически все говорят на русском языке. И он говорил на чистом русском языке.
— Вы после этого пошли в главк?
— Я вернулся. На совещании я сказал генералу начальнику главка Валерию Радченко, что необходимо оцепить здания Совмина и Верховной Рады, потому что там вооруженные люди. Аваков после этого сказал, что это он дал команду. (Турчинов в своих показаниях в суде заявил, что это он дал такую команду — УП). А команду Радченко давал я. Не команду, а просьбу, потому что я командовать им не мог.
— Тогда у силовиков были силы? Они не отказывались?
— Абсолютно все силовики были с проукраинской позицией. Подтверждение этому — тогдашний командующий береговой обороны генерал Воронченко — теперешний командующий ВМС Украины. Генерал Балан тогда командовал территориальным управлением внутренних войск в Крыму. Сегодня он — замглавы Нацгвардии Украины.
— А СБУ? О них говорят, что первые предатели были именно там. Об их главе Геннадии Калачеве нет никакой информации после его отставки 2 марта 2014 года.
— Во-первых, силовое подразделение для массовых операций — СБУ — это орган несколько иного направления. Тут больше должны участвовать войска, внутренние войска, МВД.
Генерал Радченко сейчас в Украине. Он на пенсии. К нему претензий никаких нет. Руководители силовых ведомств Крыма были готовы принимать решения.
Более того, в тот день ранним утром мы с Воронченко разговаривали. Он мне говорит: «Надо подгонять технику, я буду заниматься».
Я говорю: «Так, подожди. Вопрос в одном — кто тебе даст команду? Ты сам по своему положению и статусу принимать решение о проведении военной операции на территории города — гражданский объект — не имеешь права. Надо вводить какие-то определенные условия АТО, военное положение — тогда будет приемлемо. Вы все, господа, докладывайте наверх своим ведомствам, а там пусть принимают решение. Я бы действовал так, будучи начальником главка или министром МВД».
Все руководители силовых ведомств, министры, и. о. министров входят в СНБО по своей должности. Надо было собираться 27 вечером, ночью, 28 утром и рекомендовать и. о. президента принимать соответствующие меры по Крыму.
У каждого чиновника на высокой госдолжности есть обязанность — принимать решения. Если он этого не делает, то как минимум можно говорить о составе преступления — бездействии.
Меня даже на это СНБО не звали, чтобы ситуацию прояснить. Ладно, не доверяли мне, то хотя бы пригласили всех силовиков, чтобы они рассказали.
Если бы власть адекватно отреагировала в первые сутки в Крыму, эти граждане из админзданий отошли бы в сторонку. Никто бы не рискнул развязывать вооруженный конфликт на территории чужого государства при отсутствии каких-то гарантий и полномочий.
— Давайте вернемся к тому, что происходило в главке 27 февраля после захвата зданий.
— Утром мы сняли информацию с видеокамер. Часов в 9 я пошел в главк, переговорил с человеком в балаклаве. Там, кстати, возле двери было несколько использованных гильз и холостых патронов. Они также собрали пластиковый заряд. Я об этом доложил.
Из здания, кстати, всех милиционеров отпустили с оружием. Вывели и отправили в расположение частей.
От захваченных зданий я вернулся обратно в главк.
Подозревая, что это могут быть понятно чьи войска, я позвонил и пригласил консула РФ, который находился в Крыму. Он мне сказал, что ничего не знает и что сейчас поедет в Севастополь, где у них находятся свои закрытые каналы связи. И уехал.
Потом в крымском главке появился господин Чубаров. Мы в течение получаса обсудили ситуацию. Он попросил себе охрану, начальник главка ее предоставил. По-моему, двух милиционеров.
После этого все силовики находились в главке до вечера. Вели переговоры с Киевом.
— С кем вели переговоры они и Вы?
— Я разговаривал по линии своей подчиненности с кем-то из Администрации президента. Я не готов сказать, был ли это Сенченко или Пашинский. И с Наливайченко. Первый мой разговор с ним был, наверное, часов в 5 или 6 утра.
Я полностью описал ситуацию: какие меры по блокировке этих зданий мы предприняли, по окружению их милицейским кордоном, чтобы там не ходили гражданские лица, потому что люди с оружием — это опасная вещь.
Наливайченко сказал, что будет думать и принимать какое-то решение.
— Какие ответы Вы получали?
— За весь этот период 27 числа с утра и до вечера никаких вразумительных слов вообще не поступило ни от кого. Я один раз говорил с Сенченко, который сказал, что теперь я должен остаться и руководить. Мол, мы вас не будем смещать с должности. Я говорю: «Я тут еле-еле порядок удерживаю, а вы решение какое-то примите, куда мы будем двигаться. Или приезжайте сюда, полномочия мне какие-то давайте, гарантируйте полномочия».
Тогда все еще было под контролем нашей власти. А 27-28 снимают начальника Крымского главка. Радченко там почти год работал, пользовался авторитетом. А назначили зама мэра Феодосии Игоря Овруцкого.
Это бывший милицейский полковник, но давно уже не работал. Естественно, его авторитет намного ниже. Он продержался в главке полдня и ушел из кабинета. Практически Крымский Главк перешел под юрисдикцию Аксенова.
— А в Администрации президента какая была реакция?
— Мы думаем, подождите. Вот мы и дождались до упора. Они думали весь день. И никакой реакции не было. А 27 вечером было голосование.
— В этот период кто-то еще с Вами контактировал? Депутаты из РФ или украинские, туда приезжал Порошенко?
— Я ни с кем из российских и украинских депутатов не общался. После того, как меня сняли с должности, формально я там еще день, 28 числа, с кем-то разговаривал из своих товарищей, и все. Когда приезжал Порошенко, меня уже не было.
— Почему Вы так быстро уехали? Вы не считали, что могли Вы что-то еще сделать?
— Мне не очень комфортно было там находиться. Когда ты лишен всех рычагов управления, кроме телефона, по которому ты можешь кому-то позвонить… тем более поймите, кому звонить? Депутатскому корпусу? Я собрал в здании Министерства финансов Крыма членов своего Кабинета министров, Совета, человек 10-12. Сели, обсудили ситуацию, что делать. Они уже тоже были отстранены от должностей.
— Когда Вы выезжали, перешейки уже были заблокированы?
— Я свободно выехал из Крыма. Там стоял блокпост, но это еще был свободный проезд. Через несколько дней или недель я еще ездил в Крым забрать личные вещи и документы.
Когда я выезжал, на блок-посту стояли одетые в форму без опознавательных знаков люди. Я спросил, откуда они. «Мы из Крыма», — ответили они. Меня визуально могли бы опознать, думаю 95% населения. Учитывая, что люди на блокпосту меня не узнали, они не были крымчанами. Но сказать это точно я не могу.
— Вас задерживало СБУ, однако никаких дел на Вас не завели, я правильно понимаю?
— Никаких обвинений мне не предъявляли.
Я прилетел из-за границы в Киев и оттуда ехал домой в Артемовск, нынешний Бахмут. На посту ГАИ в Славянске остановили мою машину. Выяснили, что я бывший министр внутренних дел. Мне сказали ждать. Из Краматорска приехали два микроавтобуса, наверное, человек восемь. Они сопровождали меня в Киев.
Мы приехали в Киев где-то к половине второго ночи. Зашли в здание СБУ, но оказалось, что следователь будет лишь завтра. Я ночевал там на маленьком диванчике. Утром пришли ребята, напоили меня чаем — надо отдать им должное. Ждем следователя.
Я случайно услышал разговор с ним по телефону. Ему говорят: «Мы привезли Могилева». Этот следователь задает вопрос: «А какие материалы на него есть?». Ему отвечают: «У нас нет ничего, но сказали вам его доставить».
Я понимаю, что это все какая-то фикция. Он кладет трубку, я говорю — уважаемый капитан (или майор), вообще-то по идее меня надо допросить по делу об аннексии Крыма. Где-то через полчаса меня таки допрашивали до самого вечера.
— Оглядываясь сейчас, есть ли что-то, что Вы бы сделали иначе?
— Мне понравился Евгений Червоненко, он сказал, что Могилев бился лбом в киевские двери, чтобы принять решение. Например, вы сидите в больнице, ваш родственник в тяжелом состоянии. Что я мог сделать? Вы можете потрясти врача, что, товарищ, иди делай операцию. Вы сами можете ее сделать? Нет. Вот и я так.
Я не имел ни таких возможностей, ни сил, ни прав. Я считаю, что то, что я мог сделать, я сделал, пробивая лбом киевскую власть — примите решение.
— Чувствуете ли Вы свою ответственность за то, что произошло в Крыму?
— Нет. Убежден, что нет. В рамках своих полномочий, возможностей я сделал все. Более того, в какой-то мере я находился уже в положении, когда я пытался сделать то, что не свойственно моей должности — координировать силовиков, это не моя компетенция. Но тем не менее я это делал, потому что я понимал, кто может принимать решения, я разговаривал именно с ними.
— Как Вы думаете, зачем Янукович обратился с этим письмом к Путину?
— Вы это письмо видели? Я тоже его не видел.
Путину нужно было легитимизировать то, что произошло в Крыму. Поэтому говорить об этом письме… Письмо можно написать под угрозой потерь материального характера, под угрозой семье и родственникам, просто под угрозой оружия. Или в ходе переговоров.
На самом деле я полагаю так, что сам Янукович и его адвокат должны на такой вопрос ответить — было такое письмо или нет. Если да, то спрашивать, почему такое письмо появилось.
Во всяком случае алогично — убежать из страны и потом писать письмо о введении войск.
— Для Вас Янукович — предатель?
— Эту формулировку пускай подтверждает суд. Я убежден, что какое бы решение ни было, потом его будут рассматривать европейские суды, адвокаты не остановятся. А вообще суд должен принимать решение, почему бездействовали в Крыму, это вопрос к тем, кто был при власти уже в 2014 году.
