18 марта в России пройдут выборы президента, результаты которых, давайте это признаем, заранее известны. Как говорит Стивен Коткин (Stephen Kotkin), переизбрание Владимира Путина «уже предопределено и является наглядным и уже лишним свидетельством пагубного застоя в России».
Мало кто из американцев понимает Россию лучше, чем г-н Коткин, который в конце прошлого года выпустил свою книгу «Сталин: в ожидании Гитлера, 1929-1941» (Stalin: Waiting for Hitler, 1929-1941) — вторую часть запланированной трехтомной биографии этого советского диктатора, которого г-н Коткин назвал «тем человеком в мировой истории, которому удалось собрать в своих руках больше власти», чем кому-либо до и после него.
Г-н Путин, напротив, является диктатором легкой весовой категории. «Мы бы не стали приравнивать Путина к Сталину», — говорит г-н Коткин. Советский Союз, которым Сталин управлял в течение трех жутких десятилетий вплоть до своей смерти в 1953 году, «контролировал одну шестую часть суши на планете плюс сателлиты в Восточной Европе и Северо-Восточной Азии». Кроме того, коммунистические партии управляли делами во множестве стран, которым приходилось выполнять волю СССР. «Сегодня мы говорим о том, как Россия вмешивается в наши выборы, — отмечает г-н Коткин, — но у Сталина были сильные коммунистические партии во Франции, в Италии и внутри парламента. И когда Сталин передавал им инструкции, они их выполняли».
На пике своего развития — в 1980-х годах — советская экономика составляла примерно одну треть экономики США. Как отмечает г-н Коткин, сегодня российская экономика «составляет одну 15-ю часть американской экономики. Россия очень слаба и продолжает слабеть». Еще не так давно Россия занимала восьмое место среди сильнейших экономик мира. Сегодня, по словам г-на Коткина, «она занимает 12-е или даже 13-е место — все зависит от ваших критериев оценки. Еще два президентских срока Путина, и она уже не сможет попасть в первую двадцатку».
Но не стоит радоваться этой слабости России. По словам г-на Коткина, именно эта слабость делает г-на Путина такой серьезной угрозой для Запада.
Г-н Коткин, профессор Принстона и научный сотрудник Института Гувера при Стэнфордском университете, относится к тому типу историков, которые уже вышли из моды в американских университетах. Он охотно признает, что предмет, интересующий его больше всего, — это власть: «Откуда берется власть, как она работает, как она аккумулируется и рассеивается?» Он является историком политики и международных отношений во времена, когда исторические факультеты повсюду теряют интерес к масштабным темам и грандиозным стратегиям и обращаются к все более узкой социальной и культурной историографии.
Г-н Коткин стал историком случайно. Он был студентом-медиком в университете Рочестера на севере штата Нью-Йорк, где, как он сам говорит, у него был «самый высокий балл по органической химии, то есть по самому сложному предмету». Однажды он оказался в операционной с одним профессором — «немного позером» — который случайно повредил сонную артерию, в результате чего кровь хлынула фонтаном. «Я никогда прежде не видел ничего подобного, — говорит г-н Коткин, и его лицо бледнеет просто от воспоминаний о том инциденте. — Я почувствовал головокружение и тошноту». Его вырвало, после чего он упал в обморок. «Это и стало концом моей медицинской карьеры».
После этого он переключился на английскую литературу и историю, и вскоре он познакомился с легендарным Кристофером Лэшем (Christopher Lasch). Социальный философ и историк, Лэш в тот момент писал свою «Культуру нарциссизма». «Он был своего рода среднезападным популистом прерий, — говорит г-н Коткин, — и его критика американского прогрессивизма была чем-то таким, чего вы больше не услышите в американских университетах».
Оставив литературу и переключившись на историю, г-н Коткин оказался в Калифорнийском университете, где он защитил докторскую диссертацию, посвященную России. «Я начал учить русский язык на третьем году работы над моей диссертацией, а четыре года спустя я уже стал младшим профессором истории России в Принстоне». Это было в 1988 году, когда г-ну Коткину было 29 лет, а советское государство уже оказалось на грани краха. Казалось, историку России трудно найти более подходящий момент для того, чтобы обрести широкую и заинтересованную аудиторию.
Сталин привлек внимание г-на Коткина, потому что «история Сталина была историей мира». Кроме того, этот лидер был «золотым стандартом диктатуры». Сегодня, когда Россию охватила ностальгия по советским временам, а образ Сталина стал своеобразным эталоном, г-н Коткин очень рад моим вопросам о том, в какой степени г-н Путин похож на Сталина и какие черты Сталина он сам в себе усматривает.
Будучи историком старой закалки, г-н Коткин дает пространный и подробный ответ. «Рассматривая этот вопрос, необходимо начинать с того, какое место занимает Россия в мире. Для начала откуда берутся такие фигуры, как Сталин или Путин?» Ответ на эти вопросы заключается в стремлении России «иметь и выполнять особую миссию в мире — многие объясняют это ее византийским наследием». С точки зрения россиян, Россия — «необычная страна, она — держава, ниспосланная Господом».
Именно здесь и берет начало та угроза, которая исходит от г-на Путина. Очень трудно выполнять миссию российской державы в мире, когда, по словам г-на Коткина, «возможности и ресурсы российского государства сегодня, как и советского государства в недавнем прошлом, далеко не всегда находятся на высоте». Россия — это не слишком сильная в экономическом смысле и довольно посредственная в технологическом смысле страна, поэтому она «ищет способы компенсировать» свое отставание, и подрыв позиций соперников является очевидной и относительно доступной стратегией.
Г-н Коткин предлагает нам рассмотреть те варианты, которые есть у г-на Путина. «Мы имеем дело с ситуацией, когда стремление к особой миссии в мире является важнейшей организационной основой российской национальной культуры, а путинский режим является ее наследником». Г-н Путин не мог просто отказаться от представлений России о себе самой и решить, что при нем страна будет совершенно иной, как это когда-то сделали Великобритания и Франция и как это вынуждены были сделать Германия и Япония. По словам г-на Коткина, из всех крупных держав сегодня только «США, Китай и Россия по-настоящему чувствуют, что сам Господь предопределил их миссию».
Может показаться, что у России действительно есть своя миссия, однако она не в силах ее выполнить. «Именно поэтому русские так любят ООН, — говорит г-н Коткин. — У них есть право вето в Совбезе ООН». Именно поэтому сегодня в экономике России решающую роль играет государство: «Государство может притеснять свой народ, государство также выбирает победителей и проигравших на рынке». По мнению г-на Коткина, Россия сама доводит себя до нищеты, если сравнивать ее с Китаем, но ей удается оставаться на плаву в стратегическом смысле «против Запада, потому что на Западе сейчас царит такой беспорядок, которого в Китае нет. США сейчас переживают такой период, который можно характеризовать по-разному, но его точно нельзя назвать периодом энергичного глобального лидерства».
ПО всей видимости, Россия смирилась с неумолимым подъемом Китая. Поэтому в смысле соперничества она полностью переключилась на Запад. «Грандиозная стратегия России, — говорит г-н Коткин, — это крах Запада. Нужно просто выждать. Если Евросоюз развалится, если США сосредоточатся на себе и откажутся от своих альянсов по всему миру, у России станет гораздо меньше проблем, и разрыв в относительном влиянии существенным образом уменьшится».
По словам г-на Коткина, тактика г-на Путина заключается в том, чтобы «ускорить процесс упадка Запада. Можно попробовать вмешаться в западные выборы и усугубить раздоры на Западе, но в конечном итоге разрушить Запад может только он сам».
По мнению г-на Коткина, г-н Путин не «взламывал американские выборы». «Он взломал американский общественный дискурс». Москва провела операцию по дискредитации Хиллари Клинтон и американской демократии, собрав компрометирующую информацию, «которой очень и очень много». Затем она также провела операцию «по сбору компромата и на Дональда Трампа, чтобы впоследствии добиться отмены санкций и многого другого».
По словам г-на Коткина, г-жа Клинтон и ее предвыборный штаб стали жертвами против соей воли, а г-н Трамп и его предвыборный штаб — вполне сознательно. В результате «контрразведывательное расследование факта вмешательства России в выборы превратилось в уголовное расследование деятельности членов предвыборного штаба Трампа. А затем, к несчастью, в манипуляции, призванные сорвать это расследование». По словам г-на Коткина, действия России «не повлияли на итоги выборов и не помогли России избавиться от западных санкций. Но они привлекли внимание всей Америки».
Поскольку г-н Путин считает, что Россия может выжить только в ущерб Западу, возникает вопрос о том, что еще включает в себя его собственная идеология, помимо очевидной веры в российскую исключительность. «Он — по-своему патриот России, — говорит г-н Коткин. — но я не думаю, что его версия российского патриотизма соответствует долгосрочным интересам его страны». Как и другие авторитарные лидеры, г-н Путин считает, что «выживание его личного режима и выживание его страны как великой державы — это одно и то же».
Такое слияние понятий помещает Россию внутрь «порочного круга», и г-н Коткин приводит несколько примеров того, насколько плохи стали дела в России при г-не Путине. Самым шокирующим стало сокращение человеческого капитала. «Это трудно измерить, — говорит г-н Коткин, — но сегодня около 5-10 миллионов россиян живут за пределами бывшего Советского Союза». Покинувшие свою страну россияне получают примерно на 20% больше среднего дохода людей в тех странах, где они поселились, «и это свидетельствует о том, что это талантливые, образованные, предприимчивые и энергичные люди. Они работают у нас в Принстонском университете — в наших лабораториях, на математическом факультете».
Учитывая, что г-н Путин обязательно победит на предстоящих выборах, возникает вопрос, может ли он, как и Сталин, остаться главой Кремля до самой смерти. По словам г-на Коткина, г-н Путин «останется в Кремле столько, сколько ему будет нужно, если только его не убьют в ходе государственного переворота».
Возможно, у него просто нет иного выбора: «Неясно, сможет ли он уйти, если захочет, поскольку он сделал свой режим слишком персонифицированным и узким». Авторитарные режимы часто становятся жертвами своих собственных успехов. «Чем успешнее они начинают следить и подавлять инакомыслие, — объясняет г-н Коткин, — тем хуже они знают свой народ и то, что думают люди». Когда авторитарные лидеры приходят к власти, «они становятся своего рода арбитрами. Вокруг них есть множество различных влиятельных групп, между которыми возникают разногласия, и они обращаются к лидеру за окончательным решением».
Но теперь, когда г-н Путин готовится стать президентом в четвертый раз, он уже перестал быть арбитром, стоящим над «конкурирующими интересами, а стал скорее лидером одной фракции, которая контролирует всю власть и богатство», как объясняет г-н Коткин. Этой фракции необходимо, чтобы ее лидер остался у руля, чтобы она могла сохранить свое богатство и обеспечить свое выживание. «На самом деле Путин просто не сможет мирно уйти на покой».
