Проведя более 10 лет в тюрьме по обвинению в различных экономических преступлениях, что, по его словам, было наказанием за оппозицию по отношению к Владимиру Путину, бывший нефтяной магнат Михаил Ходорковский вышел на свободу в декабре 2013 года в связи с обстоятельствами «гуманитарного характера» и решил вновь вернуться в политику. Поселившись вначале в Швейцарии, он постепенно отошел от первоначального замысла, а сейчас, обосновавшись в Лондоне, ближе к центру событий, он снова стал одним из самых видных противников путинского режима, находящихся в изгнании. Два дня спустя после убедительной победы его противника на выборах, на пике напряжения между его страной и Западом, возникшего после отравления бывшего офицера ГРУ Сергея Скрипаля и его дочери в британском городе Солсбери, которое Лондон приписывает Москве, Ходорковский принял небольшую группу журналистов в лондонской штаб-квартире «Открытой России».
С самого начала он предупреждает: «Российская политика стала похожей на шпионскую игру. Путин сознательно ведет себя так, что никто до последнего момента не понимает, что на самом деле он собирается сделать».
Победа на последних выборах обеспечит Путину пребывание у власти до 2024 года, а общее время его правления достигнет почти четверти века. На выборах ему удалось получить 76% голосов, а явка составила 67%. Ходорковский направил на выборы 300 наблюдателей и поддержал Алексея Навального, которому ЦИК отказала в регистрации, а также Ксению Собчак, набравшую 1,67% голосов.
Ходорковский говорит, что фальсификации скоро вскроются, а пока можно утверждать только, что явка была более или менее обычной, а вот состав проголосовавших немного изменился. Были приняты все меры по максимальному привлечению на выборы всех сторонников власти, которых было бы правильнее назвать «зависимыми» избирателями: военные, полиция, государственные служащие с семьями. Ведь, если они не проголосуют, они могут потерять работу или столкнуться с неприятностями, если выяснится, что они проголосовали не так, как надо. Так как же привлечь этих «зависимых» избирателей? Во-первых, административными мерами, а во-вторых — создав образ врагов России.
Этот предполагаемый осознанный поиск враждебного окружения, который подпитывал бы национальную жертвенность, вызывает у Ходорковского грусть. Добиться поставленных экономических целей Ходорковскому трудно, и он уверяет: «У Путина мало реальных шансов без оппозиции. Последние четыре года в России наблюдался экономический спад, и сейчас страна развивается гораздо более медленными темпами, чем мировая экономика. В этих условиях единственное, что может заставить людей сплотиться вокруг лидера, это оппозиция. Других вариантов нет».
Пабло Гимон: Вы полагаете, что отравление Скрипаля было частью предвыборной кампании?
Михаил Ходорковский: Я бы не стал преувеличивать значимость этого события для внутриполитической ситуации в стране. Никто в России не знает, кто такой Скрипаль и что все это означает. Это событие важно только для спецслужб. Мы ни в чем не можем быть уверены, но ситуация мне кажется довольно серьезной, потому что были убиты все члены его семьи.
— Вы намекаете на то, что смерть жены Скрипаля от рака 2012 году и смерть сына в 2017 не были случайны?
— В России никто не верит в этот диагноз, а скорее смотрят на обстоятельства, сопутствовавшие этим смертям. В особенности потому, что рак — болезнь, которую очень легко вызвать. Чаще всего люди думают так: была семья — нет семьи. Однако подчеркиваю — это касается только ограниченного круга лиц, знавших его. Для всех остальных ситуация такова: Великобритания угрожает России.
— Какие мотивы могли стоять за покушением на Скрипаля?
— Не знаю, могу только предполагать. В советское время перебежчиков было мало, а потом их количество возросло. Сейчас их начинают убивать. Послание предельно понятно: от спецслужб не скрыться.
— Как Вы думаете, Скрипаля отравили за прошлые или настоящие события?
— Думаю, в деле Скрипаля фигурируют и недавние события. Я основываюсь на том факте, что бывший офицер ГРУ Виктор Суворов, также перебежчик и гражданин Великобритании, убит не был. Но это исключительно мои предположения, не более.
— Какова, по-вашему, роль Путина в этом преступном окружении?
— Такая же, как и в Санкт-Петербурге [во время работы в ФСБ]. Там он официально был ответственным за международные связи, а неофициально — за поддержание равновесия между преступными группировками. Он и сейчас этим занимается, только уже на другом уровне. Он следит за равновесием в преступной группировке, а официально занят международными связями.
— Вы недавно сказали, что Путин, возможно, скоро не сможет контролировать свое окружение.
— Я не говорю, что Путин осознает, что сам стал в нем заложником, однако эти люди научились управлять им, и те, кто следит за ситуацией, видят, что они управляют им с каждым годом все в большей степени.
Подобное разграничение российского правительства и приближенных Путина является, по мнению Ходорковского, принципиально важным для понимания того, как Запад должен отреагировать на действия, подобные покушению на Скрипаля. «Мне кажется, британское правительство ошиблось. Оно думало, что имеет дело с российским правительством, а на самом деле это было преступное окружение. Оно прикрывается и защищается российским правительством, но все же остается тем, чем является. Эти два понятия существуют в разных плоскостях. Именно поэтому в борьбе с ним нужны методы, применяемые в борьбе с преступностью. Если будут введены ограничения для соглашений с российскими клиентами, возникнут сложности, например, для меня и многих других выходцев из России. Но это не будет касаться путинского окружения, потому что оно знает, как обойти подобные ограничения. Прежде всего, нам надо признать, что мы имеем дело с преступностью. Нужно полицейское расследование. Эта группа небольшая, в ней меньше ста человек. Она существует, и была достаточно хорошо описана. Почти все ее члены фигурируют среди 220 имен «кремлевского списка», опубликованного Министерством финансов США. Если признать это преступностью, тогда участие в ней конкретного человека может стать основанием для начала полицейского расследования».
— Что бы Вы сделали на месте Терезы Мэй?
— Прежде всего, я бы совсем не хотел оказаться на ее месте сейчас, во время Брексита. Она находится в тяжелейшей ситуации. Говоря дипломатическим языком, ее поведение мне кажется адекватным. В ее словах я бы особо выделил разграничение между Россией и российскими властями. Мы столкнулись с организованной преступностью, которая, вероятно, действует и на британской территории. Начать надо с расследования и установления тех, кто причастен к данному окружению. А потом решим, что делать. Есть много способов борьбы с грязными деньгами, политической коррупцией, коррупцией в СМИ. Для начала надо признать, что перед нами преступность, определить, кто к ней относится, а потом уже приступать к действиям.
