Как и много столетий назад, траектория развития России вновь расходится с украинской и белорусской. В разводе с Украиной можно было обойтись без трагедий, а с Белоруссией еще можно расстаться по-хорошему, но в основе обоих разводов находятся фундаментальные причины. Россия взяла курс на утверждение себя как самостоятельной страны глобального уровня, не зависимой ни от кого в отношениях с другими державами, в том числе Евросоюзом и Китаем. Она нашла для себя место на севере Евразии, и в этом контексте Россия не Европа и не Азия, а просто Россия.
Украинский кризис обычно рассматривают на Западе как акт окончательного освобождения второй по значимости бывшей советской республики от имперской России. Важность противоположного процесса — того, что Россия наконец-то проводит границу между собой и Украиной, — часто недооценивают. И совершенно напрасно, потому что этот процесс закрывает 25-летний постимперский период в новейшей истории России, когда Москва еще продолжала надеяться каким-то образом реинтегрировать бывшие советские республики вокруг Российской Федерации.
Теперь окончательный развод с Украиной и кризис в отношениях с Западом ознаменовали начало совершенно новой эпохи, в которой Россия обозначает себя как обособленное многоэтничное национальное государство на севере мегаконтинента Евразии. В этих новых условиях другие страны бывшего СССР, не только Украина, становятся лишь географическими соседями, а не «младшими братьями» в большой патриархальной семье во главе с Москвой. Для того чтобы успешно строить отношения с этими странами, России нужно выучить уроки Украины.
Украинский кризис стал суровым испытанием для российской внешней политики. Больше двух десятилетий Россия не слишком серьезно относилась к важнейшей из бывших советских республик. Она предпочитала сводить все к решению конкретных текущих вопросов, а не строить отношения со страной в целом. Сначала все ограничивалось проблемой передачи советского ядерного оружия России, затем — разделом Черноморского флота и, наконец, транзитом российского газа в Европу. Украина как страна, со всеми ее сложностями и проблемами, оставалась за пределами внимания.
Россияне часто идеализируют историю своих отношений с Украиной, воспринимая эту страну лишь как продолжение самой России, соединенное с ней множеством вековых и вроде бы нерушимых связей в рамках «русского мира». При этом упускается из виду то, как сильно разошлись траектории развития России, Украины и Белоруссии, когда первая провела два с лишним века под монгольским игом, затем сбросила его и построила собственную империю, а остальные в это время входили в состав восточноевропейских государств и только потом были присоединены к Российской империи.
Распространенная в России позиция состоит в том, что независимость Украины — это нечто неестественное и пагубное, и добиваться ее — предательство не только российских, но и собственно украинских интересов. В этой российской логике акцент всегда ставился на то, что объединяет восточнославянские народы — общую веру, общую историю, — тогда как различиям между ними уделялось куда меньше внимания. Поэтому украинский национализм без долгих рассуждений определялся как нечто вражеское, а не как результат исторического развития.
Владимир Путин неоднократно говорил, что «русские и украинцы — один народ». Но хотя между русскими и русскоговорящими украинцами действительно может быть трудно обнаружить большие различия, эта позиция не учитывает тех украинцев, кто не хочет ни выглядеть, ни говорить как русские, а также списывает со счетов украинские элиты, из какой бы части страны они ни были, которые настаивают, что Украина — не Россия, по выражению якобы самого пророссийского второго президента Украины Леонида Кучмы.
В Москве многие восприняли украинскую оранжевую революцию 2004-2005 годов как главным образом воплощение новой политической технологии цветных революций, которую американцы используют, чтобы расширить свое геополитическое влияние в различных регионах мира. Она также расценивалась как репетиция возможной смены режима в Москве. Чисто украинские корни революции отметались как вторичные. Впоследствии неспособность лидеров оранжевой революции выполнить свои обещания вызвала в Москве лишь злорадство и самоуспокоение.
Вместо того чтобы проанализировать случившееся и начать работать с политическими, деловыми и общественными силами Украины, вплоть до регионального уровня, с целью формирования прочной базы поддержки независимой, но дружественной к России Украины, Кремль продолжил игру с коррумпированными украинскими политиками. Многие в Москве восприняли победу Виктора Януковича на президентских выборах 2010 года как реванш за прошлую неудачу и как первый шаг по реинтеграции Украины в единое экономическое, политическое и стратегическое пространство с Россией. То, что Януковича заботили только интересы его семьи и что он цинично эксплуатировал и мечтания Москвы, и надежды Европы, попросту игнорировали.
Для Владимира Путина интеграция Украины с Россией стала центральной частью его внешнеполитической программы перед выборами 2012 года. Можно даже сказать, что успех всего путинского проекта евразийской интеграции зависел от того, вступит ли Киев в экономический и политический союз с Москвой. Кремль приложил к этому большие усилия, но работал исключительно с Януковичем и его правительством. Однако ни пророссийский четвертый президент Украины, ни его союзники-олигархи ничего такого делать не хотели: они намеревались эксплуатировать и Россию, и Запад ради собственной выгоды.
Российская политика в отношении Украины перед кризисом 2013-2014 годов обычно оценивается как провальная. Действительно, Россия не смогла предотвратить свержение Януковича и выстроить хотя бы политический противовес новой власти, которым могло бы стать объединение регионов русскоговорящего юго-востока Украины. Сосредоточившись на отношениях исключительно с высшим руководством Украины и принимая политтехнологии за реальную политику, Москва почти ничего не сделала, чтобы укрепить позиции дружественно настроенных к России украинских сил, за одним важным исключением, которым стал Крым.
Горькая ирония, однако, состоит в том, что плата за провал российской политики на украинском направлении оказалась ниже, чем совершенно недопустимая цена, которую пришлось бы заплатить, если бы эта политика увенчалась успехом. Это можно считать приговором всей украинской стратегии России.
Если бы в 2013 году Янукович однозначно принял сторону России и согласился на полноценное участие Украины в Евразийском союзе, Россия получила бы беспокойную страну с населением 45 миллионов, которую ей пришлось бы долго и активно поддерживать финансово. Киев имел бы возможность дорого продавать свое согласие на любые решения, принимаемые в рамках Евразийского союза. И в конечном счете, несмотря на всю эту поддержку, России пришлось бы — вероятно, опять в результате конфликта — отпустить Украину.
Запад наложил бы на Украину санкции, и России пришлось бы компенсировать Киеву связанные с ними потери. Под санкции попала бы и сама Россия, причем, скорее всего, это были бы более жесткие санкции, чем сейчас. «Поддержка репрессивного марионеточного режима в Киеве» обошлась бы Москве очень дорого.
Чтобы укрепить позиции шаткого режима Януковича, России пришлось бы увеличить военную помощь Украине, в том числе направить туда спецназ и регулярные войска. Такое вмешательство, в свою очередь, спровоцировало бы масштабные волнения и массовое сопротивление, причем не только в Западной Украине. В результате Москва оказалась бы в ловушке, из которой невозможно было бы выбраться, не дестабилизировав ситуацию в самой Российской Федерации. Так что, несмотря на все нынешние угрозы и осложнения, реальная ситуация сегодня выглядит гораздо более благоприятной для России, чем то, к чему привели бы предполагаемые «успехи» ее прежней политики.
Главная причина провала российской политики на Украине состоит в том, что Россия упорно игнорировала один неприятный для нее факт: почти вся украинская элита — будь то политическая, экономическая или культурная, западная, юго-восточная или киевская, пусть и в разной степени — проникнута духом национальной независимости, мечтой завершить вековой политический проект независимой Украины, который подразумевает отделение от России. Вплоть до 2014 года у такого проекта не было шансов быть реализованным из-за экономической, социальной и культурной привязки Украины к России, не говоря уже об их более плотной интеграции. В результате Майдана и последовавших за ним событий он появился.
Для украинского национального проекта главной проблемой была колоссальная мягкая сила, которой Россия обладала на Украине. Гораздо более широкое распространение русского языка и богатство русской культуры, а также возможности, которые открывались в столь крупной расположенной по соседству стране, препятствовали формированию отдельной украинской политической нации, опирающейся на свои особые ценности. Эти ценности укоренены в сельской, крестьянской культуре и чужды урбанизации, индустриализации и унификации, которые были ориентированы на Россию. Украинский политический проект в принципе мог состояться только при условии, что Украина будет максимально изолирована от России. И это стало возможно в результате конфликта, начавшегося в 2014 году.
Использование Россией военной силы для установления контроля над Крымом и вмешательства в Донбассе сопровождалось рассуждениями об объединении «русского мира» как уникального цивилизационного сообщества. Этот подход, каким бы оправданным он ни выглядел с точки зрения культурной общности, был совершенно неприемлем в экономическом и политическом плане. В результате концепция «русского мира» сгорела в пламени войны в Донбассе. Идея была полностью дискредитирована не только на Украине, но и в Белоруссии. Оживить ее где бы то ни было еще будет трудно и явно неблагоразумно.
После начала конфликта в Донбассе формирование украинской политической нации пошло на откровенно антироссийской платформе. Хотя этого можно было избежать, если бы внешняя политика России была более просвещенной. Формирование независимой Украины — как и Белоруссии — это естественный процесс, который России стоит понять и принять как факт.
Как независимые государства Украина (открыто) и Белоруссия (не столь явно) тяготеют к Европейскому союзу примерно по тем же причинам, что Румыния или Болгария. С российской стороны было бы мудро это предвидеть и предложить им возможность двигаться на Запад так, чтобы не порвать при этом с Россией. В случае Украины это уже поздно, но для Белоруссии еще нет.
Как и много столетий назад, траектория развития России вновь расходится с украинской и белорусской. В разводе с Украиной можно было обойтись без трагедий, а с Белоруссией еще можно расстаться по-хорошему, но в основе обоих разводов есть фундаментальные причины. Россия взяла курс на утверждение себя как самостоятельной страны глобального уровня, не зависимой ни от кого в отношениях с другими державами, в том числе Евросоюзом и Китаем. Она нашла для себя место на севере Евразии, и в этом контексте Россия — не Европа и не Азия, а просто Россия. Если перефразировать Леонида Кучму, Россия — не Украина. Для Украины и Белоруссии актуален другой вектор — утверждение себя в качестве небольшой страны в рамках постгегемонистской Европы.
В этих условиях независимость украинского государства и появление украинской политической нации облегчают для России переход из постимперского состояния к формированию собственно российской политической нации. Этот процесс ускорился после 2014 года благодаря не столько присоединению Крыма, сколько отделению и отдалению Украины. Официальная версия российской истории уже называет Херсонес «главным» местом крещения Руси, а Новгород — колыбелью российской государственности. Статус Киева как «матери городов русских» уходит в прошлое так же, как в свое время ушла мечта о Константинополе-Царьграде, занимавшая умы российской элиты от Екатерины Великой до Николая II.
