Российская агрессия расколола Украину физически и духовно. Однако глубочайшая пропасть пролегает не между «сторонниками России» и «патриотами Украины», а между теми, кто считает войну обязательным этапом формирования украинской нации, и теми, кто не верит в возможность ее становления, пока война не закончится.
Украинские власти и их международные сторонники часто утверждают, что начавшееся в 2014 российское вторжение, отчасти обусловленное раздражением Москвы из-за прозападного поворота Украины, объединило страну и укрепило ее решимость следовать европейским путем. Они правы в одном отношении — агрессия Москвы привела к возросшему стремлению вступить в Евросоюз и НАТО среди многих украинцев.
Однако разговоры о единстве среди 44-миллионного народа Украины обманчивы. Они не учитывают двухмиллионного населения аннексированного Россией Крыма, и трех миллионов жителей Донбасса — восточного региона Украины, частично контролируемого повстанцами при поддержке Москвы. Многие миллионы сбежали на территории, подконтрольные Киеву, или в Россию. Донбасс рассекает 450-километровая линия фронта, отделяющая его крупнейшие города — теперь оказавшиеся в руках у сепаратистов — от их пригородов, и разделившая друг от друга множество родственников и бывших соседей.
В заявления о единстве часто просачиваются более мрачные ноты. Многие в Киеве заявляют, что сейчас Украине лучше без Донбасса — по их мнению, с самого падения Советского Союза он оставался пророссийским и противился демократии. По этой логике, исключение жителей Донбасса из политического процесса с самого начала конфликта дало Киеву возможность провести прогрессивные реформы и сблизиться с евроатлантической зоной. В действительности, однако же, эти прогрессивные реформы заглохли — в особенности в том, что касается борьбы с коррупцией. Отношение же Киева к жителям Донбасса ставит под сомнение его приверженность демократическим ценностям, столь важным для ЕС. Также оно существенно затруднит восстановление разрушенного войной региона, осуществление которого Киев пообещал как своим гражданам, так и международному сообществу.
Пренебрежительное отношение к гражданам из Донбасса можно заметить в таких законах, как принятая в декабре 2017 политика в отношении территорий, который Киев считает оккупированными Россией. В пресловутом «законе о реинтеграции» нет никаких конкретных мер по возвращению отколовшихся регионов в состав страны. Другой законопроект о «коллаборантах» может включить в число последних даже рядовых чиновников в занятых сепаратистами регионах. Подобные взгляды очевидны и в регулярных требованиях некоторых депутатов Рады об изоляции сепаратистских регионов, т.е. закрытии пяти пропускных пунктов, через которые проходят мирные жители, чтобы встретиться с семьями, купить необходимые товары и получить пенсию. Такая изоляция должна продлиться до тех пор, пока удерживаемые сепаратистами области не ослабнут в достаточной степени, чтобы «рухнуть» (как выразился один комментатор в Киеве) или уступить украинским войскам.
Согласно опросам, большинство украинцев не испытывает враждебности к мирным жителям охваченного войной региона, которых они считают жертвами происходящего. Однако презрение к местному населению пронизывает военные и чиновные круги в Киеве — в том числе и службы помощи, действующий в подконтрольных Киеву областях Донбасса, где вдоль линии фронта проживают почти 200 тысяч мирных жителей. Согласно популярному — и ошибочному — взгляду, население Донбасса происходит от мелких преступников, вывезенных из России Сталиным после того, как спровоцированный им в 1933 голод выкосил украинских крестьян. Прошлой осенью многие высокопоставленные военные, а также участвующий в гуманитарной деятельности священнослужитель, ссылались на этот миф, объясняя свои трудности в работе с жителями Донбасса — их происхождение якобы привело к их враждебности по отношению к «коренным» украинцам. Такой взгляд игнорирует изменчивость национальной идентичности востока страны, жители которого чувствуют свое родство как со своими соседями в Российской Федерации, так и с согражданами на западе. Кроме того, это мнение извращенным образом подкрепляет предлог, использованный Кремлем при вторжении — дескать, ценности жителей Восточной Украины несовместимы со взглядами остальных граждан.
Хотя некоторые представители Киева в Донбассе сочувствуют участи оказавшихся на линии фронта гражданских, они слишком часто рассматривают тяжелые условия их жизни как свидетельство их моральной ущербности. Многие из живущих на фронте, среди которых преобладают женщины, оказались там, потеряв на войне свои дома: города, в которых они работали, оказались под контролем сепаратистов, а поля, где они сеяли зерно, были заминированы. Во время миссии по установлению отношений с местным сообществом участвовавший в ней солдат походя упомянул девочку-подростка в разбомбленной деревне, на которой «зарабатывал» ее отец. Вслед за этим последовал короткий спор о том, стоит ли вмешиваться в ситуацию, в конце которого он предположил, что, возможно, «ее все устраивает», поскольку она еще не уехала.
Присутствовавший рядом офицер объяснил, что, к сожалению, многие мирные жители решили «остаться в деревне и получать гуманитарную помощь» вместо того, чтобы переехать куда-то еще. Он не упомянул, что Киев не принял мер по переселению жителей с линии фронта, а эта деревня, как и многие другие, была отрезана от остального мира заминированной дорогой, по которой могли проехать только военные машины. Гуманитарный волонтер, ранее работавшая в администрации президента, сказала, что человеческий потенциал местных жителей «минимально развит», и что многие из них добровольно стали матерями-одиночками и оказывают солдатам сексуальные услуги, привлекая к этому и своих детей.
Такое восприятие населения Донбасса укрепляет мнение о том, что его реинтеграция не имеет приоритетного значения. По словам гуманитарного волонтера, ей претит эта мысль. Ее одноклассники с Западной Украины погибали на войне и жертвовали собой, чтобы построить «совершенно новое общество». Уступки сепаратистам — самоуправление и амнистии, которые Киев пообещал в рамках Минских соглашений — были бы преступлением против памяти ее одноклассников. «Все эти ребята погибли только для того, чтобы мы жили в одной стране? Это будет дурной мир».
Однако для тех, кто живет у фронта, восстановление связей с их соседями имеет решающее значение, а выражение «дурной мир» лишено особого смысла. Независимо от их политических взглядов до войны, большинство мечтает о возвращении к нормальной жизни и хочет, чтобы война закончилась «политическим компромиссом» — фраза, которая заставляет содрогнуться большую часть украинской интеллигенции, памятующей о прошлой бескомпромиссности Москвы. Хотя у обитателей прифронтовых областей недостает сил для ненависти, они больше злятся на воинственных киевских политиков, чем на сепаратистов. Это стало очевидно после моих разговоров с учителями в прифронтовом городке. Когда я спросил о том, начались ли в школе конфликты после того, как туда приехали ученики из покинувших подконтрольные сепаратистам территории семей, они сочли мой вопрос абсурдным. «До войны мы знали, что мы — один народ. Знаем мы это и сегодня», — мрачно сказала одна из них. Когда я спросил, что она думает об изоляции этих территорий, она отрезала: «Об этом нельзя даже говорить».
Российская агрессия — которую признают многие жители Донбасса — расколола Украину физически и духовно. Однако глубочайшая пропасть пролегает не между «сторонниками России» и «патриотами Украины», а между теми, кто считает войну обязательным этапом формирования украинской нации — несмотря на застрявшие реформы — и теми, кто не верит в возможность ее становления, пока война не закончится. Первые пользуются большим влиянием. Во имя установления государства, построенного на европейский манер, с уважением к закону и правам человека, Киев предпочел обращаться с миллионами своих жителей, как с расходным материалом. Если Украина и ее западные сторонники действительно уважают провозглашаемые ими ценности, они должны понять, насколько это неправильный подход.
