Впервые я оказался на Красной площади 28 мая 1987 года. Это была поездка с классом в старших классах школы, все были, как и полагается, после легкого похмелья. Москва казалась бесконечной и неизменной.
Мы взглянули на знаменитую площадь, которая оказалась больше серой, чем красной, мавзолей Ленина, в котором лежал забальзамированный труп вождя революции, и стены Кремля.
«Ну, здесь ничего особенного не происходит», — сказали мы и потащились назад в гостиницу.
Через несколько часов на площади на своем маленьком самолетике приземлился 19-летний немец Матиас Руст. Событие стало мировой сенсацией и символом того, что «железный занавес» вот-вот рухнет.
Мы не так много в этом понимали, но коммунистический мир погрузился в океан. Миллионы русских желали изменений: лучшей жизни, большей свободы и товаров в магазинах.
Когда я вернулся в Москву восемью годами позже, город изменился. В ресторанах преобладали новые русские бизнесмены с пачками долларовых купюр во внутренних карманах. Контраст между новыми «мерседесами» и всеобщей бедностью был разителен.
Болезнь роста, думало тогда большинство, русские тоже. В Москве я проводил презентацию справочника, посвященного тому, что значит быть наблюдателем на выборах. Основная идея заключалась в том, что реальная демократия будет заботиться о более равномерном распределении, правах и подлинных улучшениях для большинства россиян.
Намерения были неплохие, но в результате богатства России оказались в руках очень немногочисленных жестких мужчин, так называемых олигархов, в то время как девальвация рубля и инфляция тяжело сказывались на простых людях. Перемены, которых жаждали люди, вылились в разграбление и гангстерский режим.
Болезнь роста привели к тем порокам развития, что характерны для Европы сегодня. До того, как демократические выборы и суды смогли бы восстановить равновесие, власти взяли их под свой контроль.
Сегодня выборы лишены содержания, а суды к юстиции относятся селективно. Переизбрание Владимира Путина пару недель назад это показало. Реальные соперники были отстранены (от участия в выборах), а кандидаты, принявшие участие в выборах, не имели шансов быть избранными.
Вот уже 20 лет Путин — гарант сохранения власти олигархов. Хотя многие русские испытали большой экономический прогресс в период до 2008 года, модель распределения изменилась не слишком сильно. В России различие между бедным и богатым больше, чем в какой-либо другой развитой стране, включая США и Китай.
Французский экономист Томас Пикетти (Tomas Piketty) сделал вывод о том, что богатства олигархов за границей больше того, чем все россияне владеют в самой России.
Краденые деньги инвестируются в Запад вместо того, чтобы способствовать росту в России. Система, как это называют русские, коррумпирована и произвольна, но вместе с тем на удивление стабильна.
«Чрезвычайное неравенство, похоже, вполне приемлемо в России, пока миллиардеры и олигархи демонстрируют лояльность по отношению к российскому государству и тому, что воспринимается как национальные интересы», — пишет Пикетти. Предпосылкой стабильности является наличие внешних врагов.
«Сильный президент — сильной стране» — вот лозунг Путина. В непонятном мире сила — это легитимность. Аннексия Крыма показывает, что Россия — страна, с которой по-прежнему надо считаться. Он не может простить предательства, говорит Путин. Уровень смертности среди его критиков высок, даже среди тех, кто бежал за границу.
Новая гибридная война и не горячая, и не холодная. Она прохладная. То, что Запад хочет поставить Россию на колени, объясняет, почему Россия должна донимать соседние страны и вторгаться в них. То, что Россия использует пропаганду и хакеров против США — ответ на западных наблюдателей на выборах и на охотников на допинг.
Система основывается также и на страхе перед переменами. Русские, пережившие хаос 90-х, дважды подумают, прежде чем выйдут на улицу бороться за революцию. Вместе с тем появляется новое поколение, у которого нет ни этого опыта, ни советской осторожности в крови.
Опросы общественного мнения показывают, что больше всего Путина поддерживает молодежь, но тут вопрос в том, как трактовать эти цифры. Хотя почти 80% поддерживают Путина, 80% хотят перемен, а большинство к тому же еще и «радикальных перемен». Неувязочка получается.
Группа молодых российских активистов была в Осло, когда норвежские организации две недели назад следили за подсчетом голосов по телевидению. Они хотели, чтобы был заключен новый социальный контракт, так они сказали. Для них слово «перемены» означало, что обычным людям должен достаться бОльший кусок пирога, а полиции не надо будет бояться.
И то, что они могли сказать соседним странам, таким, как Норвегия, было ясно: Россия — это больше, чем Путин. Введите санкции против олигархов, связанных с криминалом. Прекратите отмывание российских денег. Дайте Путину пинка в особо уязвимое место. Сейчас настало время инвестировать в более мирную и более справедливую Россию после Путина.
Путинское государство богатых кажется столь же вечным, какой казалась нам Москва 31 год тому назад. Благодаря ботоксу лоб президента столь же гладок, как и набальзамированное лицо Ленина. Но история говорит о том, что на Красной площади могут приземляться маленькие самолеты, и что тогда многое может быстро измениться.
