3 — 4 апреля президент России Владимир Путин посетит Турцию. Это станет его первым зарубежным визитом после переизбрания, что символично. Хотя, собственно, куда Путин может поехать в условиях конфронтации с Западом? Правда, Турция для России — скорее, не досягаемое забугорье, а головная боль.
Несмотря на слухи о российско-турецком альянсе, в глубинном смысле Турция — это головная боль для России. В этом смысле символично, что 2 апреля, за день до отъезда Путина, на полигоне Алагяз в Армении российская база Южного военного округа России объявляет масштабные учения с задействованием 300 единиц техники, в том числе авиации и БПЛА.
Символично и то, что учения начались ровно во вторую годовщину Четырехдневной войны. Эта война стала свидетельством бессилия России перед Турцией и Азербайджаном на Кавказе, и того, что «армянская наживка» не может помочь России привлечь их в свою зону влияния, а, наоборот, Россия оказывается в зоне планов Турции и Азербайджана.
Россия оказалась в кольце, а Армения — нет. Армении удалось добиться этого благодаря неожиданному для Москвы, Анкары и Баку сопротивлению со стороны армянской армии. Причем, если до войны Москва ожидала вместо сопротивления призывов о помощи, чтобы таким образом обеспечить себе военное присутствие в НКР, а заодно и «окольцевать» Турцию, Азербайджан и Иран, то после Апрельской войны она поняла, что выбраться из турецко-азербайджанского кольца она может только благодаря сопротивлению армянской армии.
В этом смысле примечательно, что до отъезда в Анкару Путин показывает Турции мускулы в Армении. С другой стороны, Россия направляет в Армению подразделение военной полиции, хотя армянская сторона заявляет, что еще не обсуждены правовые регуляции дислокации подразделения в Армении.
Ощущение такое, что Россия решает какую-то оперативную задачу. Получается, что до визита в Анкару Путин, с одной стороны, демонстрирует Турции мускулы, а с другой страхуется в Армении от чего-то с помощью военной полиции.
Чего ожидает Путин на военной базе в Армении, о чем он намерен поговорить с Эрдоганом, которому летом прошлого года он сказал, что насчет возвращения территорий в Карабахе у него нет надежд?
