«Атлантико»: 4 апреля Владимир Путин, Реджеп Тайип Эрдоган и Хасан Роухани проводят встречу, чтобы обсудить сирийский вопрос и возможные пути урегулирования конфликта. Удалось ли России, Ирану и Турции взять под контроль Ближний Восток на фоне недавнего заявления Дональда Трампа о грядущем выводе американских войск из Сирии? Запад надолго ушел из региона?
Жан-Сильвестр Монгренье: Эта встреча является частью «астанинского процесса», который был запущен в январе 2017 года, после взятия Восточного Алеппо вслед за отступлением поддерживаемых Турцией мятежников. С начала этого процесса ни одна встреча не смогла дать даже видимость решения для политического урегулирования конфликта. Мы очень далеко отошли от «оптимального» сценария, который озвучивался во время российского вмешательства в сентябре 2015 года: российско-иранский блицкриг, изменение баланса сил в регионе, переговоры различных сирийских групп и политическое урегулирование (вспомним всех тех, кто повторяли заявления российской дипломатии о том, что Путин не повязан с Асадом).
При этом война в Сирии никак не заканчивается и постепенно перерастает в региональное противостояние. Произошедший в феврале этого года первый ирано-израильский инцидент (вторжение иранского дрона в воздушное пространство еврейского государства, ответные меры на сирийской территории и потеря израильского самолета) продемонстрировал всю серьезность возможных геополитических рисков в регионе. Другими словами, ситуация неустойчивая. Тактические успехи не гарантируют окончательной победы и контроля над территорией, тем более, что разных сил тут хоть отбавляй. В настоящий момент Дамаск и его покровители контролируют чуть более половины страны. Северо-восток находится под контролем Сирийских демократических сил и спецподразделений США, Великобритании и Франции.
Стоит отметить, что Ближний Восток включает в себя не только Сирию и Ирак. На севере к нему, пусть и периферически, относится Турция. Израиль можно было бы охарактеризовать как аванпост Запада. Расположенный еще дальше к западу Египет находится на границе с Северной Африкой. Он руководствуется собственной логикой и ведет собственную политику в Африке, Красном море и регионе Нила. Наконец, Аравийский полуостров, Персидский залив и Иран тоже относятся к Ближнему Востоку. Война в Сирии и напрямую связанные с ней конфликты (например, в Ираке) затрагивают лишь часть региона. Сирийско-иракский театр боевых действий относится к так называемому «сирийскому перешейку» между восточной частью Средиземноморья и Персидским заливом. Таким образом, нельзя сказать, что весь Ближний Восток оказался под контролем астанинской троицы. Западные державы в свою очередь сохраняют активное присутствие. Решение Дональда Трампа о предстоящем уходе американцев из Сирии действительно выглядит неоднозначно. Как можно при этом говорить о противодействии иранскому режиму и намерении заблокировать «шиитскую дорогу» между Аравийским полуостровом и востоком Средиземноморья? Он надеется разделить Россию и Иран, хочет, чтобы Москва сдержала своего главного союзника в регионе? Он думал о силовом сценарии против Тегерана, который не потребует присутствия 2 000 американцев на территории Сирии?
— В чем слабости коалиции Москвы, Анкары и Тегерана? Какими уязвимостями могли бы воспользоваться США и Запад, что вновь взять все в свои руки?
— Помимо тактических точек соприкосновения, у трех этих государств астанинского процесса имеются серьезные геополитические разногласия. Если не считать неоосманской риторики, главная задача турецкой власти заключается в том, чтобы обеспечить себе зону безопасности у юго-западных границ. Это нужно, чтобы защитить юго-восток Анатолии от курдского сепаратизма. С помощью альянса с Россией Эрдоган смог добиться того, в чем отказывали ему западные союзники: буферная зона у границ, где Анкара сможет разместить часть сирийских беженцев, способствуя тем самым изменению этнического и демографического равновесия.
Здесь возникает множество вопросов. Прочные позиции иранских стражей революции и шиитских отрядов в Сирии, а также реализация нацеленной на Средиземноморье стратегии не могут не повлечь за собой ответной реакции и геополитических последствий в регионе. Мы уже упоминали ситуацию с Израилем, и Россия может оказаться в тисках конфронтации Иерусалима с Тегераном. Не стоит сбрасывать со счетов и реакцию суннитских арабских режимов, которые не примут шиитско-иранское доминирование в ряде арабских столиц (Багдад, Дамаск, Бейрут, Сана) и «шиитский полумесяц» на Ближнем Востоке. Как известно, Саудовская Аравия и ОАЭ уже ведут скрытую войну с экспансионизмом Тегерана. Переход к открытой войне не исключен, что может повлечь за собой серьезные последствия для астанинской троицы. Отношения Турции и России в среднесрочной и долгосрочной перспективе тоже вызывают вопросы: идет ли речь о простой тактической игре или же серьезных стратегических перестановках? История говорит не в пользу второго варианта, однако неожиданностей исключать, разумеется, нельзя. Наконец, отношения Анкары и Тегерана тоже окружает неопределенность (их планы отчасти охватывают одно и то же пространство). Все эти факторы неопределенности открывают возможности перед западными державами.
— Каково нынешнее влияние Запада в регионе, и как можно интерпретировать сделанное американской прессе заявление Мухаммеда ибн Салмана о праве израильтян на государство, которое укрепляет связи Саудовской Аравии и Израиля?
— У американцев, британцев и французов имеются прочные позиции в Персидском заливе и на Аравийском полуострове, не говоря уже об Иордании, которая является значимым военно-политическим партнером. Отношения с Египтом неоднозначные, но связи сохраняются. Турция же в любом случае остается союзницей и не решается выйти из НАТО или поставить под сомнение партнерство с Европейским союзом. Именно военные гарантии со стороны НАТО позволяют ей пуститься в туманные игры с Россией.
Сотрудничество в борьбе с терроризмом продолжается, а база Инджирлик до сих пор используется американской авиацией. Этим объясняется стремление западных столиц не торопиться с разрывом отношений так, чтобы ответственность в любом случае легла на Анкару (в то же время стоит задуматься о страховочных вариантах с укреплением военных позиций в Болгарии, Румынии и бассейне Черного моря). Иначе говоря, все еще далеко до доминирования Ирана и России на Ближнем Востоке при содействии Турции. Нужно понимать, что во всем регионе начался процесс распада и переустройства, который может повлечь за собой другие стратегические преобразования. Заранее ничего не решено, и зона может превратиться в своеобразную геополитическую «черную дыру». Некоторые поговаривают о новой тридцатилетней войне. Эта историческая аналогия не идеальна, однако делает правильный акцент на длительности процесса.
В этом переустройстве отношения Саудовской Аравии и США остаются константой. Дипломатия Обамы и серьезные уступки по отношению к иранскому режиму (в первую очередь это касается соглашения от 14 июля 2015 года) на время пошатнули этот долгий альянс. Саудовская Аравия начала поворот в сторону Китая (к этому относится визит короля Салмана в Пекин в марте 2017 года), что повлекло за собой поездку Трампа в Эр-Рияд в мае 2017 года. Другими словами, Вашингтон больше не собирается овить рыбку в мутной воде, то есть терять Саудовскую Аравию ради гипотетического партнерства с иранским режимом, который в теории может пойти по пути светского общества и либерализации. В США, судя по всему, сложился консенсус насчет поддержки молодого наследного принца Мухаммеда ибн Салмана, который поставил задачу модернизации своей страны (план реформ «Горизонт 2030»). Социально-экономическая модернизация должна облегчить ослабление связей монархии с советом улем (представляют собой организационное проявление ваххабизма). На самом деле речь будет идти не о разрыве связей, а изменении равновесия между «дворцом» и «мечетью». Разумеется, тут есть большая неустойчивость и неопределенность. Как бы то ни было, сближение и сотрудничество Саудовской Аравии и Израиля стали реальностью на фоне иранско-шиитской угрозы. США поддерживают это сближение. Общая геополитическая ситуация на Ближнем Востоке очень изменчивая и неустойчивая. Если соглашение по ядерной программе от 2015 года будет расторгнуто, чего ждать через несколько месяцев? Ни одна держава, как региональная, так и внешняя, не может утверждать, что контролирует текущие процессы.
