В России приходится привыкать к тому, что тебя часто кто-то ругает. Можно сказать, это часть жизни. В любой момент на тебя может обрушить потоки брани твой инструктор по пилатесу, лучшая подруга или человек, у которого ты берешь интервью.
Иногда эта ругань полна любви и предназначена для твоего воспитания, иногда это просто взрыв чувств.
Несколько недель назад я брала интервью у Владимира Углева, химика, который участвовал в создании группы нервно-паралитических ядов, получивших название «Новичок». Со скоростью сто километров в час он фонтанировал фактами, в том числе тысячами мелких деталей, на объяснение которых не считал нужным тратить усилия. Углев также щедро использовал богатый запас ругательств русского языка, когда говорил о власти в Кремле.
Я была вынуждена несколько раз просить его повторить какие-то вещи. Он злобно прошипел:
«Почему вы не почитали о предмете заранее?»
Мне пришлось смиренно объяснять, что эта тема очень сложна, и когда кто-то обсуждает ее на такой скорости по-русски, причем вставляя в речь кучу специфических терминов и сокращений, я просто-напросто вынуждена переспрашивать. Углев фыркнул и продолжил в том же темпе.
В бывших империях у людей крайне суровое отношение к иностранцам, неполноценным в смысле языка. С точки зрения обучения языку это прекрасно: ты быстро учишь язык, потому что никто не относится с пониманием к твоему незнанию (в отличие от Швеции, где люди переходят на английский язык быстрее, чем Углев выговаривает А234).
В 1990 году я училась во Франции по программе обмена студентами «Эразмус». Профессоры в университете в Гавре имели обыкновение снимать баллы за каждую грамматическую ошибку в ответах контрольных. Я подошла к своему профессору и поинтересовалась, действительно ли это правило должно касаться и меня тоже.
«Французский ведь мне не родной язык», — напомнила я.
Я поняла ответы Углева после того, как прослушала и записала все интервью с диктофона. Тот же метод я использовала 12 лет назад, когда в первый раз переехала в Москву, и мой русский был так себе. Когда нужно было проводить соцопросы на улицах, причем о гораздо более простых вещах, чем химическое оружие, я выходила и брала интервью у людей. Я с энтузиазмом кивала, не понимая ничего из того, что они говорили. Затем я возвращалась в редакцию и прослушивала запись до тех пор, пока не начинала понимать.
Я хорошо понимаю, что эксперт вроде Углева устает повторять вещи, которые ему кажутся само собой разумеющимися. Но есть и другие лица мужского пола родом из бывшего Советского Союза, у которых мне приходилось брать интервью и которые, несмотря на свои высокие позиции, чувствуют неуверенность и совершенно не могут встречаться с западными женщинами-журналистами, не пытаясь их подавить.
На неделе я брала интервью у руководителя департамента по связям с религиозными и общественными организациями в Чечне (именно так называется департамент). В ответ на любой мой вопрос он глубоко вздыхал.
«Какие наивные вопросы вы задаете. И какой ужасный у вас почерк! Современная молодежь совершенно не может писать нормально».
Когда интервью подошло к концу, он отослал своих ассистентов и настоял, чтобы мы с фотографом Оксаной Юшко пили с ним чай.
«У вас пять минут. Задавайте еще вопросы!» — призвал он.
Я для видимости задала еще несколько вопросов. Когда пять минут прошли, он сказал:
«У вас десять минут. Задавайте еще вопросы!»
Казалось, мы оттуда никогда не уйдем.
Но вернемся к суровому химику Углеву. Он попросил прочитать интервью сразу же, как я его закончу, собираясь перевести его с помощью переводчика «Гугл». Я отправила ему текст и сжалась в ожидании такой-то матери, прародительницы всех российских ругательств, которая скоро обрушится на мою голову.
В течение часа пришел ответ.
«Уважаемая Анна-Лена! Снимаю шляпу и преклоняюсь. Я пошлю этот текст журналистам из российских государственных СМИ, чтобы они научились писать правду, а не высасывать вранье из задниц своих начальников».
Как уже было сказано: русский язык богат. Постоянно слышишь новые выражения, и приходится переспрашивать их у интервьюируемого человека, чтобы действительно понять, что они значат.
