Ровно 40 лет назад Райнхольд Месснер (Reinhold Messner) и Петер Хабелер (Peter Habeler) стали первыми альпинистами, поднявшимися на Эверест без кислородного снаряжения. В «Утреннем интервью» (серия интервью, посвященная самым актуальным темам дня, которая публикуется с понедельника по пятницу в 7:30 утра, — прим. перев.) Месснер рассказывает, почему радость на вершине длилась недолго.
Врачи предупреждали: «Вы вернетесь дурачками!» Тем не менее равно сорок лет назад, а именно 8 мая 1978 года, Райнхольд Месснер и Петер Хабелер поднялись на Эверест, высочайшую гору в мире (8848 м), не взяв с собой запасов кислорода. До сих пор это не удавалось никому. Сегодня 73-летний Месснер, житель Южного Тироля, рассказывает о восхождении, спуске и альпинизме в старости.
«Зюддойче цайтунг»: Господин Месснер, почему вы решили первым совершить восхождение на самую высокую гору в мире непременно без кислородного снаряжения?
Райнхольд Месснер: Я хотел узнать, можно ли подняться на Эверест в альпийском стиле. То есть без кислородной маски, без промежуточного лагеря, без шерпов. В 1975 я вместе с Петером Хабелером таким образом уже поднялся на один из восьмитысячников — Гашербрум I. Это привлекло внимание многих специалистов, и все в мире спрашивали: а возможно ли подобное на Эвересте?
— Почему альпинистам на Эвересте не хватает воздуха?
— Эверест на 800 метров выше Гашербрума I. А последние 300 метров решают все. Раньше считалось, что на высоте 8500 метров человек не способен делать ничего. Но это не так. В 1924 году кое-кто в последний раз попробовал взойти на Эверест без кислородной маски, имея лишь самое примитивное снаряжение. Наше было далеко не такое тяжелое.
— В 70-е годы вес кислородного снаряжения для одного человека составлял 50 килограммов. Никто не смог бы донести эту тяжесть вместе с остальным снаряжением на высоту 8000 метров, чтобы потом пройти последний отрезок в кислородной маске. Для этого мне понадобились бы помощники, а для помощников нужно дополнительное снаряжение — палатки и еда. Вот так и получаются эти многолюдные, неповоротливые и дорогие экспедиции.
— Но также вы хотели установить рекорд, первым поднявшись на Эверест без кислорода.
— Тот, кто говорит о рекордах, говорит не об альпинизме, а о горном спорте. Для меня альпинизм — это противоборство человека с природой, и поэтому никаким измерениям оно не поддается. Важно подойти к грани возможного и вернуться назад живым. Мы поехали на Эверест не за тем, чтобы взойти на него любой ценой. Нет, мы решили, что поднимемся, насколько сможем. Если не получится, вернемся назад.
— Какие воспоминания сохранились у вас о том решающем восхождении?
— Это был не лучший день для восхождения. До уровня 8000 метров погода была хорошая, но потом началась буря, и наступил жуткий холод. Ветер был такой сильный, что мы думали, сейчас нас сдует. Мы ползли к вершине на четвереньках, в том числе и потому, что так было легче прокладывать следовую дорожку. Лишь в ста метрах я впервые увидел главную вершину. Только тогда я понял, что нам это удастся. И принялся документировать дальнейший путь. До этого я вообще ничего не фотографировал и не снимал на кинопленку.
— А что было, когда вы оказались на самом верху?
— Я вздохнул с облегчением: мол, наконец, эта пытка прекратилась. Подумал, что путь назад будет легче. Потом: а теперь быстро вниз. Это было довольно нелогично, с таким трудом и так долго подниматься, чтобы тут же начать спускаться вниз. Никакой особой эйфории от покорения вершины там наверху не было. Может, совсем чуть-чуть в самом начале. Но по-настоящему радуешься, только когда выходишь из опасной зоны.
— После Эвереста я каждый год мог позволить себе одну или две экспедиции, потому что мне больше не требовалось тяжелое снаряжение. Все-таки есть разница, когда тебе нужно для восхождения 300 тысяч долларов или только 10 тысяч.
— А что изменилось с тех пор на Эвересте?
— Сегодня на Эверест можно попасть с помощью турфирмы. Баллоны с кислородом тащат шерпы, на вершину заходишь по проложенной трассе, лагеря имеют всю необходимую инфраструктуру. Это уже не имеет никакого отношения к альпинизму, это — туризм. В 2003 году, во время празднования 50-летия первого восхождения, совершенного сэром Эдмундом Хиллари (Edmund Hillary), я был на приеме у короля Непала. Мы попросили его в будущем разрешать только одну экспедицию на Эверест в сезон. Король сказал, что это проблематично. Ведь сегодня каждый желающий попасть на гору платит 11 тысяч долларов в государственную казну. Если эту сумму помножить на тысячу человек в сезон, то для нищей страны это много денег.
— Не только Эверест становится туристическим объектом. Что вообще можно еще открыть в горах?
— Себя самого. Сегодня каждую гору можно сфотографировать со спутника, с каждой вершины позвонить по спутниковому телефону, но в человеческой природе таится еще множество тайн. Чудесно то, что это противоборство между человеком и природой я могу испытать и в 80 лет, даже если в этом возрасте я буду не в состоянии подняться на очень высокую вершину или вскарабкаться по отвесной стене. Когда мои физические способности, мои выносливость и сила воли будут уже не те, что раньше, я на более низких горах смогу испытать то же самое, что и в середине жизни, стоя один на Эвересте.
