Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
«Мой дед был книжным цензором в Варшаве. Когда началась Первая мировая война, и немецкие войска уже подступали, все спешно собрали вещи и эмигрировали обратно в Россию», — рассказывает Вадим Петров. Но в безопасности его предки прожили всего несколько лет. После большевистской революции они скоро поняли: чтобы выжить, нужно снова бежать.

Композитор Вадим Петров родился в пражском районе Жижков, но судьба его семьи — это отражение всех драм 20 века.


Большая часть чешской общественности связывает имя композитора Вадима Петрова с популярными «Крконошскими сказками», для которых он написал музыку. Однако творческое наследие 86-летнего композитора включает и песни, и симфонические произведения, и музыку к кинофильмам, а также телепередачам. Среди его учеников — оперная певица Дагмар Пецкова и скрипач Ярослав Свецены. Но мало кто знает, что Петров происходит из древнего русского рода Репниных-Репнинских, представители которого бежали в Чехословакию после большевистской революции. Судьба Вадима Петрова и его семьи отражает драматичную историю всего 20 века.


«Мой дед был книжным цензором в Варшаве. Когда началась Первая мировая война, и немецкие войска уже подступали, все спешно собрали вещи и эмигрировали обратно в Россию», — рассказывает Вадим Петров.


Но в безопасности его предки прожили всего несколько лет. После большевистской революции они скоро поняли: чтобы выжить, нужно снова бежать.


Они хотели вернуться обратно в Польшу, где осталось их имущество. «Но на границе им сказали, что они явно советские эмиссары и никуда их не пустят. Обратно ехать они уже тоже не могли. Наконец они оказались в Мукачеве, которое входило в Чехословакию. Благодаря помощи президента Масарика, они поселились там», — рассказывает о драматических событиях Вадим Петров.


Впоследствии сыновья переселенцев отправились изучать медицину в Прагу. Отец Вадима вел практику в пражском районе Жижков и был видной фигурой русской интеллектуальной жизни. Но они не жили в рамках какого-то русского гетто: мать Вадима была солисткой самого старого чешского женского хора Певческого общества чешских учительниц.


«Я очень тепло относился к России, поэтому попросил родителей отдать меня в Русскую союзную гимназию на Панкраце», — вспоминает Вадим Петров.


Но тогда уже началась оккупация, и положение живших в протекторате русских было неоднозначным. С одной стороны, немцы воспринимали их как антикоммунистов, а с другой стороны, как представителей низшей расы, которая мешает планам Третьего рейха.


Ситуация только ухудшилась после покушения на Рейнхарда Гейдриха. Парашютистов скрывали у себя служители православной церкви. «Владимир Петршек учил меня», — вспоминает Вадим Петров капеллана храма святых Кирилла и Мефодия, в крипте которого скрывались парашютисты. А епископ Горазд перед арестом даже присутствовал на ужине у Петровых.


Но в итоге их семье удалось избежать нацистской мести. После освобождения появилась новая, не менее страшная, угроза. Речь о сотрудниках советского НКВД, которые арестовывали в Чехословакии и отправляли в Советский Союз представителей белой эмиграции. На этот раз помогло вмешательство коммунистов из Жижкова. «Отец был полицейским врачом и спасал людей от принудительной мобилизации, отправки в концлагеря, и поэтому несколько раз его допрашивали в гестапо. В итоге ему удалось выжить. С офицерами НКВД они выпили бутылку водки, напились, и он остался здесь один из немногих. Ведь вы знаете, сколько людей тогда не вернулось из СССР», — говорит уже серьезно Петров.


Но для нового режима, который установился после коммунистического путча в 1948 году, он был в первую очередь сыном белых эмигрантов. Вадим Петров начал сочинять музыку еще перед оккупацией, и за музыку к библейским стихам, сочиненную им для его матери, Виктора поблагодарил даже сам Йозеф Богуслав Ферстер. Но новый режим это не интересовало. Роль сыграли родственные отношения. Один дядя Вадима по материнской линии был знаком с композитором и председателем координационного комитета Синдиката чешских композиторов Вацлавом Добиашем, который был восторженным поклонником нового режима. «Как-то раз они пошли выпить пива, и дядя сказал: „Что за зверства вы творите: мой племянник не может учиться". Добиаш запомнил и через три дня позвонил сообщить, что все в порядке», — вспоминает Вадим Петров.


Упрямцы из Жижкова


«В школе я попал в круг исключительных талантов. Там был и Либор Пешек, и Милош Форман и хормейстер Йирка Хвала. Профессоры были очень толерантными и не требовали от нас никакой идеологии. Политика нас не интересовала. Нас увлекала только музыка, и мы хотели развлекаться, как и вся остальная молодежь. О лагерях мы ничего не знали, да и не особенно интересовались. Мы искали свое место в мире и пару на всю жизнь», — вспоминает Вадим Петров период конца 50-х и начала 60-х годов.


Последний упомянутый выбор чешско-русский композитор сделал правильно. С супругой Мартой они живут вместе уже почтенные 64 года. «Она тоже из Жижкова. Поэтому в 1968 году с нами случилось то, что случилось. Нас отовсюду выгнали. Мне был заказан вход на радио, телевидение — всюду. Но это не важно. Мы справились, довольны, и наша совесть осталась чиста», — говорит с гордостью Вадим Петров. Дело в том, что после советского вторжения супруги отказались подписать заявление о том, что оккупацию Чехословакии они считают братской помощью.


Наконец, все проблемы удалось преодолеть. Сначала Вадим Петров смог преподавать музыку в школе для слепых, а потом его друзьям удалось добиться, чтобы он вернулся к преподаванию в пражской консерватории. Так он постепенно начал писать музыку для радио и телевидения, благодаря чему сочинил и уже упомянутые «Крконошские сказки». «Мы хотели создать хорошую чешскую сказку в момент, когда мы утопали в советских агитках. Сегодня мы утопаем уже в американских. Тогда мы боролись с этим, пропагандируя чешские сказки, музыку и культуру», — вспоминает Петров.


Когда начались события ноября 1989 года, Вадим Петров немедленно в них включился и стал пресс-секретарем Гражданского форума в консерватории. Когда был объявлен конкурсный отбор на место директора, Вадим Петров без колебаний подал заявку.


«Я знал, как сделать из консерватории вуз европейского уровня, поэтому подал заявку», — говорит он с улыбкой. Вадим Петров победил в конкурсе, но назначения так и не последовало, поскольку его кандидатуру не утвердила пражская мэрия.


«Через пять дней после конкурса праздновал 60-летие мой однокашник и друг Франтишек Яноух, председатель «Фонда Хартии 77». Праздник был только для самых близких друзей, членов «Хартии 77», включая Вацлава Гавела. Я тоже был приглашен. Там я встретил того заместителя из мэрии, которого чуть не хватил инфаркт. Он извинялся, что меня не выбрали, так как кто-то сказал, что я высокопоставленный офицер КГБ и сотрудники чешской службы госбезопасности StB по сравнению со мной — халтурщики. Но моя супруга поблагодарила его за то, что мне отказали в месте, ведь так у меня будет время на музыку», — смеется сегодня Вадим Петров.


Родственники нашлись благодаря интернету


О судьбе своих дальних родственников Вадим Петров, что парадоксально, узнал только в 90-х.


«Русская ветвь моей семьи жила под постоянным давлением, поэтому распространяться об этом не хотели. Они говорили мне, что когда я подрасту, они все мне объяснят. Они только сказали мне, что половина семьи бежала из Советского Союза, что у нас есть какая-то тетя в Бельгии. В 1948 году мы отправили туда фотографию нашей семьи с поздравлением», — вспоминает Вадим Петров. Однако после случился коммунистический переворот и всякое общение прекратилось.


Полвека спустя появился интернет, и все изменилось. «Один мой племянник нашел в интернете некоего Репнина в Париже. Он ему написал, не знает ли тот случайно Репниных, эмигрировавших в ЧСР. Оказалось, что он знает, и что во Франции пользуется титулом Репнин-Репнинский. Еще через полгода пришло письмо из Нью-Йорка, в котором была фотография, отправленная моими родителями в Бельгию в 1948 году. Отправители спрашивали, имеем мы ли мы какое-то отношение к этой фотографии. Так мы нашли своих родственников и постепенно узнали историю семьи. Нашлась и одна родственница в Санкт-Петербурге», — говорит Петров.


Композитор теперь может пользоваться дворянским гербом, но сам считает себя в первую очередь уроженцем Жижкова.


«Это была такая особенная каста людей. Они были честными, очень стойкими, порядочными, могли говорить откровенно обо всем и не мирились с несправедливостью. Там я и вырос. Поскольку я из Жижкова, я так никогда и не перенял русский менталитет. Я большой чешский патриот из Жижкова», — утверждает Вадим Петров.