Зрители выходят из зала после мирового премьерного показа фильма Кевина Макдональда (Kevin Macdonald) «Уитни» (Whitney), состоявшегося 16 мая на Каннском кинофестивале. Новая документальная картина раскрывает неожиданные подробности трагической и озадачивающей истории восхождения и падения легендарной певицы Уитни Хьюстон (Whitney Houston). В ходе интервью с ближайшими родственниками и друзьями певицы Макдональд сделал два новых удивительных открытия и показал их в своем фильме: во-первых, певица в детстве пережила сексуальное домогательство, а во-вторых — виновной в них была женщина, двоюродная сестра Хьюстон Ди-Ди Уорвик (Dee-Dee Warwick), покойная сестра иконы соул-музыки Дионн (Dionne). Ди-Ди Уорвик умерла в 2008 году.
Уже прошло шесть лет с тех пор, как смерть поставила точку в долгой и беспокойной жизни Хьюстон: четверть века певица попадала в заголовки прессы, сначала — благодаря проникновенному голосу, сделавшему ее мировой звездой, а потом — став собственной тенью, изможденной пристрастием к наркотикам.
От легенды золотого века джаза 1940-х годов Билли Холидей (Billie Holiday), чье пристрастие к героину аналогичным образом подорвало когда-то многообещавшую карьеру, до Дженис Джоплин (Janis Joplin) и трагической смерти в 2011 году британской певицы Эми Уайнхаус (Amy Winehouse) — сюжет с участием самодеструктивной героини превратился в клише и был очень знакомым стереотипом в популярной культуре. Документальный фильм Макдональда, который компании «Мирамакс» (Miramax) и «Роудсайд Эттрэкшнз» (Roadside Attractions) выпустят в США 6 июля, стремится всячески нарушить это сексистское объяснение. Макдональд поговорил с «Дедлайн» (Deadline) в нашей студии в Каннах и обсудил шокирующие открытия и этику работы со столь деликатным материалом.
— Когда вы задумали снять фильм о Уитни Хьюстон?
— Я не задумывал, мне предложили его снять. Саймон Чинн (Simon Chinn), продюсировавший «Человека на проволоке» (Man on Wire) и «В поисках Сахарного человека» (Searching for Sugar Man), подошел ко мне и сказал: «Я хочу снять фильм об Уитни Хьюстон». И поначалу я ответил: «Вообще-то Уитни Хьюстон меня не очень интересует». Или скорее: «Я не уверен, что об Уитни Хьюстон можно сказать что-то интересное». Но потом я встретился с Николь Дэвид (Nicole David), можно сказать, сопродюсером фильма, а она долгое время была киноагентом Уитни в «Уильям Моррис» (William Morris). Она-то и стала тем, кто заинтриговал меня и подтолкнул меня к мысли: «Быть может, в самом деле здесь есть материал для интересного фильма».
И в этом есть своего рода загадка, наверное, потому что Николь сказала мне следующее: «Я была знакома с ней, как, вероятно, и все остальные, в течение 25 лет. Я была ее агентом, помогала в плохие времена, праздновала с ней, когда наступали хорошие, но я никогда по-настоящему не понимала ее, никогда не понимала, почему с ней произошло то, что произошло — почему она так трагически ушла из жизни». И это заинтриговало меня, я подумал: «Как могло быть, чтобы человек, который, казалось бы, так хорошо знал ее, до сих пор видел здесь какую-то загадку?» Это и стало для меня своего рода началом фильма.
— У вас очень расследовательский подход к фильму. Он развивается почти как детектив.
— Да, для меня он именно таковым и является. Я отношусь к нему как к детективу, поэтому я намеренно оставил в нем свои вопросы, чтобы создать впечатление, словно я чего-то ищу, пытаюсь понять, быть может, немного озадачен какими-то его подробностями. Ведь в процессе мы встречаемся с необычным набором персонажей: ее родственниками, друзьями, музыкантами. Порой создается впечатление, что ты оказался в довольно неблагополучном, странном и отчасти сюрреалистическом мире.
— Все ли герои готовы были открыто говорить на эту тему?
— Я бы не сказал, что все были откровенны, нет. Я никогда не брал интервью у такого количества людей для фильма, как для этого. Думаю, я поговорил с 70 людьми, и, наверное, человек 30 из них не попали в окончательный вариант фильма. И в процентном соотношении это намного больше, чем можно себе в среднем представить, но многие просто лукавили в ответ. Они все говорили примерно одно и то же: «О, она была просто чудо, у нее были проблемы, она была голосом своего поколения», вот подобные фразы. И это удивило меня, ведь, понимаете, она же умерла шесть лет назад.
И мне показалось, что сейчас самое подходящее время. Прошло довольно много времени, чтобы вы могли говорить честно, могли взглянуть и на себя, и на нее. И это, на мой взгляд, ключ к пониманию, почему людям так трудно откровенно говорить о ней: столько окружавших ее людей до сих пор испытывают чувство вины, и они еще не готовы признать тот или иной факт в своей собственной жизни. Вот какое впечатление складывается после разговора с ними, очень сильное чувство вины.
Поэтому, я бы сказал, вокруг нее было много лжи. А ложь в большом количестве, разумеется, еще больше заинтриговывает. Вы видите, что люди начинают друг другу противоречить, и думаете: «Почему? Что они скрывают? Что происходит?» И как же можно кого-то полностью понять? Но что мне показалось в конце этого своеобразного расследования, если его можно так называть, так это то, что мы обнаружили несколько ключевых нюансов, раскрывших по-настоящему важные черты Уитни, а узнав их, вы начинаете немного больше ей сопереживать, что, наверное, и было целью фильма. Вы начинаете понимать ее поведение, понимать путь саморазрушения, понимать, как она повлияла на свою дочь. Потому что теперь я осознаю эту пару-тройку нюансов, которые связаны с ее семьей и детством.
— Что вы думаете о Сисси Хьюстон (Cissy Houston)? Она появляется в начале фильма, но далее мы видим ее в нем все реже и реже.
— Так и есть. Невозможно не испытывать невероятного сочувствия по отношению с Сисси, когда вы общаетесь с ней. Складывается впечатление, что она глубоко страдает. Ей сейчас где-то 85, наверное, и она весьма ранима, за два года она потеряла и дочь, и внучку, наблюдала, как трагически завершились их жизни на глазах общественности и прессы. Поэтому она согласилась участвовать в съемках фильма. Я снял с ней интервью, совпадавшее со многими другими интервью, которые я сделал, и она… просто не совсем вписывалась, надо сказать. Память уже ее подводит, ей, совершенно очевидно, было некомфортно. Она не хотела говорить об этом, но считала себя обязанной это сделать, поэтому интервью было не самым удачным.
А потом я проводил ее в церковь — в баптистскую церковь Новой надежды, где Уитни пела в хоре, которым руководила сама Сисси. Я просто хотел снять несколько кадров с ней. И тут она начала говорить, вдруг гораздо лучше сосредоточилась, воспоминания стали более связными, что ли, потому что это место помогло ей все четко увидеть. Поэтому я использовал небольшие отрывки с ней, которые мы сняли в церкви, чтобы она была в фильме. Но мне всегда при этом казалось: ну что еще она может сказать? Эта женщина, мать, она страдает, и ты не хочешь бередить ее раны, ведь она уже и так достаточно настрадалась.
— Братья Уитни были несколько более откровенны. Это связано с тем, что вам удалось завоевать их доверие, или они просто сами по себе очень откровенные люди?
— Я брал интервью у каждого из ее братьев, по меньшей мере раза по три — у одного три раза, у другого — четыре — так что на то, чтобы завоевать их доверие, ушло довольно много времени. Оба они [чувствуют] свою вину, у обоих были страшные проблемы с наркозависимостью, и, думаю, глядя на них, это вполне очевидно. Опять-таки вы чувствуете это осознание вины. Они потихоньку начали доверять мне и, наверное, к третьему интервью один из них — Майкл — сказал мне: «Знаешь, может, нам надо так каждый месяц, это действует как психотерапия. Знаешь, даже интересно рыться в собственном прошлом и говорить о ней».
Поэтому, наверное, они все же были откровенны. Насколько все были откровенны, этого я уже не знаю. Мне действительно казалось, что я так могу еще пять месяцев бесконечно брать интервью, углубляться все больше и больше, рыть глубже и глубже. Это очень странное ощущение.
— Именно один из братьев Уитни говорит о том, что она перенесла домогательства. Что Вы подумали, наткнувшись на эту информацию?
— Сперва я начал подозревать, что в ее жизни имели место домогательства еще до того, как кто-либо мне о них рассказал. У меня появилось какое-то предчувствие, когда я сидел и смотрел интервью о ней, ее архивные съемки. У меня складывалось впечатление, что с ней что-то не так. Что-то каким-то образом мешало ей выразить себя такой, какой она была. Она испытывала неловкость, находясь в своем собственном теле, что видно почти во всех интервью с ней.
Я посчитал, что это очень странный феномен, это напомнило мне знакомых людей, испытавших домогательства, это отразилось на их жестах, на ощущении, что они что-то скрывают. Это было просто предчувствие, а потом кто-то упомянул об этом в разговоре вне камеры. Этот человек не хотел говорить об этом на камеру, но сказал, что Уитни рассказывала о каком-то происшествии.
Долгое время все просто оставалось на этой стадии. Я не знал, была ли эта информация правдой. А потом я взял интервью у Пэт Хьюстон (Pat Houston) и у Гари Хьюстона (Gary Houston), брата Уитни. Он рассказал, что его домогалась женщина, родственница, и Пэт Хьюстон подтвердила в разговоре со мной, что Уитни рассказывала ей: «Вот что произошло». Так что на той стадии я получил подтверждение, что что-то имело место, но я не знал, о ком шла речь. А потом, во время следующего интервью, Гари сказал мне, кто это был.
Это произошло в самом конце съемок, за две недели до финального монтажа. Тогда я [взял] интервью у Мэри Джонс (Mary Jones), она была постоянной ассистенткой Уитни [в течение] последних 10 лет своей жизни и, наверное, в тот период знала ее лучше, чем кто-либо еще. Она рассказала мне, какую позицию занимала Уитни в связи с этим, какие раскрывала подробности, насколько важно, с ее точки зрения, это было для понимания Уитни, и как все боялись об этом говорить. Так что да, фильм радикально изменился в последние недели монтажа, что, как я полагаю, при создании детектива и есть результат, к которому ты стремишься.
Но, разумеется, обвинение настолько сложное, что мы очень много дискутировали на этот счет. Как можно представить подобный материал, как сделать так, чтобы воздать должную справедливость семье и быть справедливым к обвиняемому, которого тоже нет в живых?
— И каков ответ на этот вопрос?
— В конце концов мы поняли, что у нас есть интервью троих человек, рассказывающих об этом. Один из них — Гари — также стал жертвой домогательств [той же женщины]. Поэтому мы решили, что, если у нас будет прямое свидетельство, где человек говорит: «Это произошло со мной», это будет означать, что, даже если представить самое невероятное, и Уитни всем об этом врала, у нас не было никаких оснований не делать это достоянием общественности.
Вот моя нынешняя позиция: это может помочь другим людям избежать домогательств в будущем, это может придать им мужества выйти и сказать: «Это произошло со мной, и вот кто это сделал». Да, мы волновались в связи с этим изначально, потому что я не ожидал, что фильм о певице заведет меня в такую мрачную область. Но когда мы добрались до этого, я чувствовал, что обязан использовать это.
— Бобби Браун, с другой стороны, не очень хотел идти на контакт. Как прошло интервью с ним?
— На мой взгляд, Бобби просто не готов в некотором смысле к откровенности. И опять же это наглядный пример человека, который, на мой взгляд, [испытывает] очень большое чувство вины. Я полагаю, точно я не знаю, но создается впечатление, что у него огромное чувство вины, плюс он до сих пор занимает позицию самозащиты. У меня сложилось впечатление, что он просто не хотел — или был неспособен — откровенно говорить о самом себе, не то что об Уитни. Хотя, как это часто бывает в такого рода документальных фильмах, человек, у которого берут интервью, необязательно должен говорить откровенно, чтобы раскрыть какую-то информацию. Один вид его, его уклончивые ответы и объяснения — одно это красноречиво говорит само за себя.
— Был ли кто-то, с кем вы хотели поговорить, но не смогли?
— Да, человек, который обязательно должен был быть в этом фильме, но которого в нем не хватает — и это весьма значимое отсутствие — Робин Кроуфорд (Robyn Crawford), давняя подруга и ассистентка Уитни, с которой, как известно, в молодости у них был роман. Она говорила о том, что могла бы дать интервью. Переговоры продолжались несколько месяцев, но в конце концов она решила, что не будет его давать. И это было печально, я сам изначально считал, что это серьезный провал, потому что думал, что мы сможем ее разговорить.
Но в конце концов, фильм снят, и он не о ней и не о тех взаимоотношениях, хотя люди очень ими заинтригованы. Это фильм о семье, о том, как воздействует на человека его воспитание, каковы его последствия. Так что она была бы интересным свидетелем, но не ключевым элементом снятого нами фильма.
— У вас возникало впечатление, словно вы понимаете, что именно подталкивало Уитни к столь самодеструктивному поведению, особенно, в том, что касается наркотиков?
— Я считаю, это очень сложный вопрос — что подталкивало ее к саморазрушению. Полагаю, она начала принимать наркотики, потому что ей было хорошо от них, а ей нравилось наслаждаться жизнью по полной. Ее братья принимали наркотики, все вокруг их принимали. Был такой период, это было начало 1980-х годов в Нью-Йорке. Одну из историй, не попавших в фильм, рассказывает ее брат Майкл о том, как он подростком на своем велосипеде начал зарабатывать первые деньги наркокурьером. Он забирал наркотики и доставлял их из Нью-Джерси в Манхэттен. Он получал около 300 долларов за ходку. Так что они выросли в таком мире.
Но [что касается наркозависимости], думаю, в фильме вы скорее видите человека, который не мог найти себя, не знал, кто он, и страдал, потому что не мог говорить о главной боли своей жизни, связанной, как я думаю, с домогательствами. Поэтому я надеюсь, что, когда вы досмотрите фильм до этого момента, он действительно раскроет много нового. Из него вы можете понять, зачем она оставалась замужем за Бобби Брауном. Понять, от чего она бежала, почему у нее были такие сложные отношения с матерью. Множество разнообразных нюансов встанет, как я надеюсь, на свои места. Следует сказать, я не считаю, что [перенесенные домогательства] объясняют непременно все проблемы, но, думаю, если взглянуть на все аспекты ее жизни сквозь эту призму, вы лучше ее поймете.
