Нынешний год для РПЦ по плану проводится под знаком «царственных мучеников» — императора Николая II и его семьи. Вялая позиция и церкви, и Кремля в столетнюю годовщину Октябрьской революции компенсируется помпезностью поминальных мероприятий, связанных со столетием гибели последнего императора.
Главный идеологический департамент России настойчиво переводит акцент событий столетней давности с большевистского переворота на убийство царской семьи. Именно оно оказывается центральным сюжетом. Судьба царской семьи — в церковной интерпретации истории — оказывается куда более значимой и знаковой, чем миллионы «нецарственных» жертв революции. Да и ее причины по сравнению со святотатственным злодейством уходят на третий план.
Как известно, если хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах. Даже если ты патриарх. Нынешний год в РПЦ проходит вовсе не под тем знаком, под которым планировали в Моспатриархии. Не царственные мученики в объективе церковных политиков и околоцерковных комментаторов, а Украина и очередной (предположительно, финальный) раунд борьбы за каноническую автокефалию. Да, именно к столетию смерти последнего российского императора. Можете считать «символическим».
РПЦ, конечно, продолжает «жить по плану». Но на каждое движение патриарха и его приближенных отбрасывает тень нависший над ними Томос. И оттого движения непроизвольно становятся более резкими, а речи — нервозны и откровенны.
Именно нервозностью можно объяснить несколько странную и витиеватую — и по форме, и по сути — проповедь патриарха в Екатеринбурге, вошедшую в новейшую сетевую историю под мемом «Всем страдать!»
РПЦ и ее патриарх оказались заложниками собственной претензии на историю. У России нет истории — есть Священная История Руси, и главный арбитр в ней — Сами-Знаете-Кто. Особенность Священной Истории — в том, что она не история. Это то, что происходит сейчас. И поэтому когда патриарх рассуждает о злодействе и катастрофе, которые произошли 100 лет назад, он, на самом деле, имеет в виду то, что происходит сейчас. На то она и проповедь.
Из этого же кейса — почти анекдотическая история с признанием останков, якобы принадлежащих расстрелянной семье, но найденных вовсе не там, где было принято считать (и куда РПЦ уже давно и с профитом возит паломников). Причем дело даже не в том, что может пострадать профит. Вернее, не только в том. А в том, что патриарх Алексий, при котором проводилась первая экспертиза, был равнодушен к истории и пустил дело на самотек — пускай, мол, компетентные органы выясняют, те останки или не те. В Моспатриархии и лаборатории-то своей нет.
Патриарх Кирилл — в отличие от «папередника» — о цене вопроса догадался. И когда экспертизы были завершены, РПЦ отказалась их признавать. На том основании, что церковь в этих экспертизах не участвовала. Неучастие церкви в генетической экспертизе — дело как будто естественное. Но поскольку речь идет не просто о каких-то костях — пускай даже монарших, — а о потенциальных мощах, голос церкви приходится учитывать. Церковь же дала понять, что научные доводы и факты, установленные экспертизой без ее санкции, не могут считаться истинными. Фактически это история Галилео Галилея, чьей проблемой было не то, что «она вертится», а то, что подобные вопросы находились в компетенции церкви, а не ученого. Научное — математическое — доказательство было нагло противопоставлено теологическому.
История, впрочем, — не астрономия. И Москва — если и Рим, то только третий в очереди. Поэтому никакого надрыва и конфликта не случилось: хочет церковь решать, «те» останки или «не те», пускай решает. То есть Моспатриархия получила свое без боя — стала «истиной в последней инстанции» во всем, что касается императорской семьи и заодно весьма жирного куска российской истории. И оттуда с легкостью перекидывает мостик в любом интересном ей направлении как в прошлое, так и в будущее. Она может подавать такую версию и такую экзегезу «жития святых», которая устраивает ее и ее заказчика. Если эта экзегеза не имеет ничего общего с историческими фактами, тем хуже для фактов.
Так, согласно новейшей историографии, изложенной отчасти в интервью митрополитом Илларионом Алфеевым, отчасти самим патриархом, революция в России случилась «извне». Ну, вы помните: деньги на нее давали немцы, Ленина везли в запечатанном вагоне из Швейцарии, Маркс с Энгельсом — тоже, мягко говоря, не русские люди. В общем, прав был поэт: «Хуже порчи и лишая — мыслей западных зараза». Единственной «внутренней» ошибкой России — ее интеллектуальных, духовных, аристократических кругов — стало то, что они на эти мысли поддались. Что касается внутренней политики Российской империи — творимой императором лично или от его имени… Тс-с, нишкните! Император — святой. А святые не сморкаются. Никаких «внутренних предпосылок» не было и быть не могло.
Это не в наших, русских, обычаях, традициях и мировоззрениях — эти ваши революции и даже просто стремление к счастью и лучшей жизни. Дадут — с поклоном примем. Не дадут — с благодарностью утремся.
Вы все еще считаете, что главные «клеветники России» сидят в Вашингтоне да в Украине?
В оправдание патриарху, который плодит на публику исторические фейки и унижает свой собственный народ до роли темной, бессловесной, безвольной массы ждунов и терпил могу сказать только одно: как государственный служащий (пускай и неофициальный), он должен отрабатывать свой компот. В то время как даже самые лояльные к Кремлю «соцопросники» фиксируют стремительное проседание рейтинга действующего президента — ни один приближенный к императору (пускай, некоронованному) не может позволить себе излишней щепетильности. И вот патриарх буквально протягивает своему кремлевскому патрону руку помощи: он изо всех сил пытается убедить народ, что не нужно стремиться к счастью и пытаться сделать свою жизнь лучше, посягая на власть — а то хуже будет. То, что патриарх совершает насилие — над фактами, языком и даже над самим собой — видно по натужным грамматическим конструкциям его речи, которые не сразу можно расшифровать и разобраться, «кто на ком стоял». Это у патриарха-то Кирилла, который всегда был таким бойким оратором…
В истории с почитанием императорской семьи есть кое-что интересное и для Украины. Например, тот факт, что в Царских днях принимал участие митрополит Киевский Онуфрий. Так вот, если вы до сих пор не знали или не могли понять, зачем Украине автокефалия, вот вам ответ: чтобы не подменять чужими мифами собственную историю и не чтить тех святых, к которым не чувствуете пиетета.
Российская православная церковь — как и любая другая церковь — имеет полное право на собственных святых. Она имеет полное право на свои жития-мифы и собственную идеологию. Так же как мы имеем право на свои. Когда епископы УПЦ МП утверждают, что автокефалия — это технический вопрос, призванный сделать миссию более эффективной, они не лукавят. Лукавят они в другом — в том, что этот «технический вопрос» для Украины неактуален. Судя по тому, что митрополит Киевский вынужден участвовать в поклонении чтимому в России, но с точки зрения украинцев сомнительному святому — прямое доказательство того, что «технический вопрос» назрел. Интересы миссии совпали с государственными интересами.
Русское православие в его современном виде очень круто расходится с украинским мировоззрением в целом и с украинским христианством в частности. Можно было бы сказать, что не только с украинским, но с христианством вообще.
И снова со ссылкой на кейс Николая II: расстрел царской семьи — страшная жестокость. Но это не было мученичеством за веру Христову. Это была обычная жестокость и политический расчет. Причисление царской семьи к сонму святых — это тоже политический расчет. Царственные страстотерпцы — один из центральных сюжетов гражданской религии РФ. «Гражданская Пасха» — Великая Победа дополняется «гражданскими Страстями» мученичеством императора.
Превратив русское православие в гражданскую религию, — а это не просто сервильность, но и довольно рискованный шаг в сторону от христианства — РПЦ вряд ли могла бы надеяться на то, что ее «дочки» в независимых странах-соседях будут сохранять лояльность. Долго ли смогут граждане бывшей провинции, добившейся суверенитета и переживающей национальное возрождение, поклоняться образу государя-императора и при этом не впадать во фрустрацию? А если это все усилено военным конфликтом с бывшей метрополией (и действующим религиозным центром)?
Но так же, как в случае с революцией и «святым императором», с извечной российской ни-в-чем-невиноватостью и благословенностью, в РПЦ даже не думают искать проблему в себе. Проблема всегда «поступает извне». Так было с Лениным в запечатанном вагоне, так есть и в случае с Украиной и ее Томосом. Не ее оттолкнули — она отпала. Сама. Или скорее ведомая все той же «мыслей западных заразой». Согласно «Посланию Святейшего Патриарха Кирилла и Священного Синода РПЦ в связи с 1030-летием Крещения Руси», это Киев со своим стремлением к автокефалии «восстал» на «церковь Владимира».
И вы знаете, это хорошая новость. Говоря подобные вещи, руководство РПЦ явно готовит себе пути к отступлению — то есть допускает (или даже знает), что Томос Украине таки дадут. И на этот случай уже сейчас заявляет о том, что Киев теряет право считаться «церковью Владимира». Это право полностью переходит к Москве — как «сохранившей верность». Не спрашивайте меня, чему или кому эта верность. У нас теперь, возможно, просто разные представления о «церкви Владимира». Да и сами «Владимиры», может статься, — разные люди.
Как бы извращенно ни выглядела конструкция об «отпадении от Владимира», в которой все очевидно поставлено с ног на голову и за версту разит Оруэллом, это наверняка сработает для внутреннего российского потребителя. Если Москва может кем-то считаться «Третьим Римом», то почему бы ей заодно не стать и «Вторым Киевом»? Правда, если идеологема «Третьего Рима», по крайней мере, привычна, то «Второй Киев» — это уже двусмысленность. Для кого — опасная, для кого — смешная.
Правда заключается в том, что если Киев от чего-то и отпал, то не от Владимира (или не от того Владимира). Он отпадает от гражданской религии РФ, которая вынуждает граждан свободной страны подчиняться чужим мифам и поклоняться образам поработителей и палачей ее народа. Не будучи специалистом, я не берусь судить, какой была «церковь Владимира», почему князь решил принять христианство и именно византийскую его версию. Скорее всего, и тут во главу угла ставились политические соображения. Но принято (и приятно) думать, что это была не просто «русская» или «киевская» — это была христианская церковь. Для которой единственный, от кого страшно отпасть, — Христос.
Поэтому пускай в Москве тешатся тем, что они — «Третий Рим», «Второй Киев» или, скажем, «Вселенский Самарканд». Варвары любят побрякушки. Нам же следует печься о том, чтобы Киев не стал «Второй Москвой».
