Кажется, что это было вчера, а между тем прошло уже десять лет. Вернемся к 2008 году, отмеченному крутыми стратегическими поворотами в политике после холодной войны. К тому времени в США ипотечный кризис уже стал для многих причиной банкротства, однако на Западе он очень быстро вылился в крупнейшее со времен Великой депрессии 1920-х годов финансовое бедствие. В то же время Россия, переживая приступ имперского помешательства и стремясь воспрепятствовать расширению НАТО, начала лето вторжением в Грузию. Считается, что это сработало. Между тем в Пекине начались Олимпийские игры, ставшие апофеозом режима, который с тех самых пор начал объясняться с миром в гораздо более амбициозных и смелых выражениях. Что неудивительно: спортивные мегасобытия все чаще становятся геополитическим зеркалом принимающих стран. Равно как и их инструментом.
В этом, безусловно, нет ничего плохого. Каждый крутится как может и разыгрывает в международной политике свои лучшие карты. Проблема заключается в том довольно смутном процессе предварительного распределения средств и коррупции, в которую неизбежно скатывается управление миллионными бюджетами этих мероприятий. С одной стороны, достаточно проследить за ожесточенными спорами, которые все чаще разгораются в Олимпийском комитете или ФИФА, чтобы понять отсутствие прозрачности и обмен услугами, посредством которого в итоге принимаются решения наверху. С другой стороны, есть коррупция местного значения, которая определяет внутреннее устройство многих режимов, становившихся ареной для крупных спортивных событий. Достаточно вспомнить Зимние Олимпийские игры в Сочи (Россия, 2014 год) и 25 миллиардов евро, ушедших в карман бизнесменов, составляющих придворный круг Путина — многие из них являются ключевыми игроками во властной иерархии Кремля. Или политическое влияние, которым были отмечены организация и расходы на Чемпионат мира по футболу и Олимпийские игры в Бразилии в 2014 и 2016 годах.
Разумеется, стратегия использования крупных спортивных событий в качестве политического инструмента отнюдь не нова. На память приходит берлинская Олимпиада (1936 года) и аргументы, к которым прибегал Олимпийский комитет, ратуя за возвращение Германии в международное сообщество после Первой мировой войны. Потом сам нацистский режим приложил немалые усилия к тому, чтобы продемонстрировать свой проект во всей его полноте и величии, а противники в свою очередь получили возможность унизить Гитлера: большое число золотых медалей в различных дисциплинах легкой атлетики досталось афро-американцам, таким как Джесси Оуэнс, Ральф Меткалф, Арчибальд Уильямс, Джон Вудрафф или Корнелиус Джонсон.
В период холодной войны Олимпийские игры продолжали оставаться пространством для политического самоутверждения или противодействия, так, вплоть до 1952 года Советский Союз бойкотировал сразу несколько олимпиад, а в 1984 году — также и Олимпийские игры в Лос-Анджелесе. С другой стороны, Соединенные Штаты наряду со многими другими странами бойкотировали Олимпиаду 1980 года в Москве. Ситуация нормализовалась только с окончанием холодной войны, когда использование крупнейших спортивных мероприятий в качестве геополитического инструмента стало определяться стратегией международной разрядки. Однако довольно не сложно заметить, что сам культ спортивных достижений, например у атлетов бывшей ГДР, является отражением жесткого режима, поскольку любая победа в любой из олимпийских дисциплин оказывалась продолжением соответствующей идеологической войны.
То же самое можно сказать о советских, китайских и югославских спортсменах, а также об американцах и израильтянах. Недаром резня, подобная той, что имела место в Мюнхене в 1972 году в отношении израильской делегации, произошла именно на Олимпийских играх, которые стали не только первым крупным спортивным событием в Германии после окончания Второй мировой войны, но и первой демонстрацией миру собственной готовности следовать по новому историческому пути: наиболее явным признаком этого стал израильский флаг, который развевался над городом, где зародилась нацистская партия. Обо всем остальном позаботилось телевещание.
Если говорить о недавних событиях, хотя и в другом регистре, то здесь можно вспомнить о том, как естественно и одновременно ловко президент Хорватии подключилась к достижениям своей сборной, которая дошла до финала последнего чемпионата мира по футболу. Влияние, которое она тем самым обрела в хорватском обществе, а также ее возвышение как политика в европейских масштабах показывает нам, что спорт может быть еще одним способом ведения политики. Я хорошо помню, что мои первые впечатления от независимой Хорватии с ее особой идентичностью были связаны как раз с массовым спортом. На самом деле в этом заключалась стратегия первого президента Хорватии постюгославского периода — Туджмана, который говорил, что спорт — это «первое, что может различать народы после войны». Я помню финал олимпийского баскетбольного турнира в 1992 году, который хорваты проиграли только американской сборной, так называемой «Дрим Тим», в состав которой входили Майкл Джордан, Мэджик Джонсон и Ларри Берд. Помню, как весь мир следил за вступлением Дражена Петровича в команду недосягаемых звезд НБА и каким шоком для всех стала его трагическая гибель — культ хорватского баскетболиста до сих пор силен в Загребе. Наконец, приход золотого поколения хорватских футболистов в разгар крупнейших футбольных соревнований, на Евро-96 и на чемпионате мира 1998 года (Хорватия занимает третье место) — и все время впереди блистательная пятерка чемпионов мира (титул, завоеванный ими в категории до 20 лет в 1987 году, тогда еще под флагом Югославии): Шукер, Бобан, Ярни, Штимац и Просинеки. Именно этот спорт помог быстро укрепить хорватскую нацию в регионе, где шла война.
Между тем новая геополитика спорта, начатая в Пекине (2008), охватила все страны-члены БРИКС за исключением Индии. Южная Африка провела у себя Кубок мира 2010 года, Бразилия — Чемпионат мира по футболу 2014 года и Олимпийские игры 2016 года, Россия — Зимнюю Олимпиаду 2014 года и мундиаль 2018 года, а в Пекине в 2022 году пройдут очередные Зимние Олимпийские игры. Тогда как Катар, эмират Персидского залива, занимающий самую смелую позицию в международной политике, будет принимать у себя самый дорогой за всю историю футбола чемпионат мира в 2020 году, несмотря на свою вовлеченность в расследование фактов взяток делегатам ФИФА, которые уже привели к арестам. Что всех их объединяет? Отмывание бюджетных средств, неискоренимая коррупция, выставление напоказ своего режима, международный шарм. К чему я это? А вот к чему: либо геополитика спорта, которую ведет БРИКС, служит делу нормализации международных отношений этих стран, либо речь идет лишь о тайном сговоре лидеров организаций и режимов, которые преследуют свои мелочные цели и не гнушаются никакими типами схем. Я склоняюсь ко второму предположению. Под видом «первоклассной организации» скрывается порочный мир, чуждый спорту и обществам принимающих стран. Выигрывают от этого немногие, тогда как теряем мы все.
