Чтобы поверить в это, надо было это увидеть.
Президент Трамп в ходе своей 80-минутной конференции продемонстрировал весь спектр трамповских синдромов: настойчивое сведение всех международных отношений к заявлениям «он мой друг» или «я ему нравлюсь»; непроизвольное вранье (он неправомерно настаивал, что гости Генеральной ассамблеи ООН смеялись вместе с ним, а не над ним); противоречие самому себе (например, он заявлял, что женщины, обвиняющие судью Бретта М. Кавано (Brett M. Kavanaugh) в сексуальном домогательстве, были мошенницами, которые ввели его в заблуждение, будто они говорят правду, после того как он прослушал показания одной из истиц); моральную пустоту (никакого расследования ФБР, потому что оно не переубедит демократов, как будто у республиканцев не могут открыться глаза, а поиск правды не имеет смысла); нерешительность (будучи готов отправить в отставку заместителя генерального прокурора генерала Рода Дж. Розенcтайна (Rod J. Rosenstein), Трамп теперь говорит, что тот может задержаться); постоянное самовосхваление как в мелочах, так и в важных вопросах. Неважно, сколько раз нефакты с легкостью опровергаются — «за него проголосовали женщины» (нет, только белые женщины) — он не перестает повторять одно и то же.
Добавьте сюда его спотыкающуюся манеру речи (одно предложение обрывается на полуслове, а потом сталкивается со следующей не связанной с ним мыслью), и вот вам некто, о ком Розенстайн (Rosenstein), интервьюеры в книге Боба Вудворда (Bob Woodward) и анонимный автор колонки в «Нью-Йорк таймс» вполне могли отозваться как о человеке с нестабильной психикой и темпераментом.
Наиболее убийственным для него и его кандидата в Верховный суд было красноречивое признание, что выдвинутые против него обвинения в сексуальном домогательстве (которых было всего четыре, как он неверно отметил, солгав потом, что истицы получили деньги) оказали «безусловное» влияние на его позицию. Иными словами, будучи обвиняемым в сексуальных домогательствах, он сочувствует другому обвиняемому в сексуальных домогательствах. Это мало похоже на полезного свидетеля защиты, выступающего в поддержку репутации обвиняемого (наверное, дело в этом), и, более того, из-за этого республиканцы поневоле оказываются в положении, когда они обеляют и Трампа, и Кавано.
Положение Кавано не спасло и то, что Трамп заявил о готовности отозвать кандидатуру Кавано, если обвинявшая его женщина будет выглядеть убедительнее на телевидении. Кандидат, таким образом, рискует уйти или быть изгнанным, главным образом из-за своего негативного образа на телевидении, когда зрители решат, что Трамп поверил показаниям истицы.
На внешнеполитическом фронте президент заявил, что отказался встречаться с канадским премьер-министром Джастином Трюдо (Justin Trudeau). Далее он рассказал о своей наивной вере в способность заставить Иран отказаться от его ядерной программы: «Неважно, что мировые лидеры думают об Иране. Иран вернется ко мне и заключит хорошее соглашение, как мне кажется, или нет, — со сделками никогда точно не знаешь. Но они несут огромные потери. У них мятежи в каждом городе, намного большие, чем были в период незрелости при президенте [Бараке] Обаме, намного большие».
Когда президент Обама выступал в интересах правительства, а не в интересах народа, он, вероятно, столкнулся бы с совершенно иным Ираном, чем тот, который был бы, если бы он этого не сделал. А я выступаю в интересах народа. Я заодно с народом Ирана. Но вот в чем дело: у них растет инфляция. Их валюта ничего не стоит. Все развивается в неверном направлении. У них на улицах происходят мятежи. Нельзя купить хлеб. Ничего невозможно сделать. Это катастрофа.
В какой-то момент, я полагаю, они захотят вернуться и скажут: может, можно что-то сделать? А я — очень просто — я просто не хочу, чтобы у них было ядерное оружие. Вот и все. Разве я прошу слишком многого? Я не хочу, чтобы у них было ядерное оружие. Я хочу, чтобы у них была великая экономика».
Вы понимаете? Его речь о палестино-израильском конфликте, возможно, была менее связной. Вот пример:
«Я бы хотел заключить соглашение с израильтянами и палестинцами. Понимаете, мне всю жизнь говорили, что это самое трудное соглашение. А я не согласен, я считаю, что здравоохранение, вероятно, еще труднее, ладно, вы хотите знать правду.
Это трудно, но мы позаботимся и об этом тоже. Этим вопросом займутся. Мы уже о многом позаботились. Но в целом — всю свою жизнь я всегда слышал, что, как вы понимаете, Израиль и палестинцы — это, вроде, самое трудное соглашение.
С ним связаны всевозможные трудности. Я думаю, мы заключим соглашение. Думаю, мы заключим соглашение. И на одной из наших многочисленных встреч сегодня я общался с [премьер-министром Израиля Биньямином] Нетаньяху, человеком, которого я очень уважаю.
Он был крайне любезен со мной, очень радовался, что я проделал все это с Иерусалимом и посольством, которое, кстати, мы открыли за четыре месяца менее чем за 500 тысяч долларов, а бюджет был более миллиарда долларов.
Так что мы сэкономили около миллиарда долларов, что не так уж и плохо. И вот оно открыто, кстати, прекрасное здание, иерусалимский камень, один из моих любимых. Я расскажу вам, какой вопрос мне задали сегодня: это ведь первая пресс-конференция за долгое время?
Я сказал: о чем это вы? Я уже сегодня штук пять провел. Каждый раз, как я сажусь, мне задают много вопросов люди, которые кричат, как сумасшедшие, из конца зала, я имею в виду журналистов. И один из журналистов, не буду говорить, что это был Джон Робертс (John Roberts), сказал это, но это наши проблемы.
Но один из — это был, но все в порядке, не вини себя, Джон. Но один из кричавших журналистов спросил о варианте одного государства для двух народов или двух государств, и я ответил, что вероятнее вариант с двумя государствами, думаю, в некотором смысле это намного сложнее, потому что это соглашение в области недвижимости, потому что нужны точки пересечения и границы, нужно много исключений, много всего.
На самом деле, это соглашение несколько сложнее, но, если взглянуть иначе, оно лучше, потому что люди сами отвечают за себя и — вот они задали мне этот вопрос. Я сказал, что, на мой взгляд, будет вариант с двумя государствами, думаю, мы пойдем в направлении двух государств.
Я рад, что я прояснил это, и Джаред [Кушнер], который глубоко занимается этим вопросом, он обожает Израиль. Он обожает Израиль. Он также будет очень справедлив к палестинцам. Он понимает, что для счастья нужны двое, нужно, чтобы две группы людей были счастливы.
Все должны быть счастливы, поэтому это так трудно, потому что за многие годы было столько ненависти и злобы, вот в чем, вероятно, и состоит главная трудность».
Боже мой. Можно понять, почему его высокопоставленные чиновники, занимающиеся внешней политикой, называли его «идиотом» и «придурком».
Основной вывод, однако, состоял в том, что он любит внимание СМИ, жаждет его, вне зависимости от того, как часто он их оскорбляет. Он просто думает, что он на коне. Он даже не догадывается, что над ним смеются не только делегаты в ООН.
