Самую большую опасность для Европы представляет даже не Брексит и не накрывшая континент «волна популизма». Больше всего удручает тот факт, что сегодня европейцы, похоже, не хотят даже пытаться понять друг друга, преодолевая национальные и культурные границы. Пренебрежение собственными соседями или даже стремление бросить им вызов сделались новой нормой, в то время как страны все больше и больше погружаются в свои внутренние дела.
За последние несколько недель мне довелось побывать в ряде европейских столиц. Из этой поездки я вынесла понимание того, что сейчас в Европе идет процесс дробления общеевропейской картины мира, хотя многие вопросы современности, начиная с глобализации и заканчивая миграцией, в целом волнуют всех жителей континента. Во всем этом ощущается некий трагизм особенно в преддверии столетия перемирия 1918 года. Кажется, психологический раскол на континенте не сокращается, а становится только глубже, а ведь всего через семь месяцев нас ждут важные выборы в Европейский парламент.
Речь идет не только о трениях между популистскими и непопулистскими правительствами. Мы знаем, что эти два лагеря противостоят друг другу: с одной стороны, венгерский «нелиберальный демократ» Виктор Орбан (Viktor Orbán), националистическое руководство Польши, харизматичный лидер итальянских крайне правых Маттео Сальвини (Matteo Salvini); с другой стороны, французский президент Эммануэль Макрон (Emmanuel Macron), Ангела Меркель (Angela Merkel) в Германии и премьер-министр Нидерландов Марк Рютте (Mark Rutte). Именно при таком балансе сил произойдет избирательное столкновение 2019 года. Однако в гораздо меньшей степени исследован вопрос о том, как идея европейского «демоса» или общей территории, о которых мечтали создатели ЕС, постепенно сдает свои позиции на низовом уровне — уходит из сознания простых людей.
Разумеется, вся политика неизбежно носит локальный характер. А поразительная волатильность национальных политик на континенте свидетельствует о том, как сложно уследить за происходящим в собственной стране — не говоря уже о попытках представить себе полную картину происходящего где-то в другом месте. Существует столько новостей, сколько люди в состоянии потреблять, и те, что имеются в наличии, нередко изображают события через национальную призму: социальные сети обладают потенциалом объединять людей по всему миру, но сегодня мы все больше убеждаемся в том, что алгоритмы поиска в интернете скорее поощряют предвзятое восприятие, нежели открывают сознанию доступ к разнообразию воззрений и восприятий. Европейская ткань, сшитая из лоскутков отдельных политических культур и национальной памяти разных стран, возможно, в еще большей степени подвержена этому поляризующему эффекту технологий, чем, скажем, Соединенные Штаты.
Это правда, что любой, кто путешествует из Таллинна в Берлин или из Вены в Белград, знает, что языковые барьеры уже не таковы, какими они были раньше: распространение английского языка подарило Европе универсальный язык, особенно это заметно среди представителей более молодых поколений.
Единый рынок, свободное передвижение и студенческая программа «Эразмус» (Erasmus) помогли миллионам людей лучше узнать друг друга и преодолеть культурные границы. Но эти тенденции к взаимодействию рискуют быть вытеснены политической риторикой, нацеленной на то, чтобы формировать у граждан все более отличные друг от друга национальные менталитеты.
Несколько недель назад, в ходе посвященных Европе дебатов в венском Бургтеатре, я указала на то, что союз австрийского министра иностранных дел Карин Кнайсль (Karin Kneissl) с крайне правой Австрийской партией свободы воплощает собой именно ту опасность, с которой сегодня сталкивается Европа: стремление действовать самостоятельно и опасность демократического регресса, который наступает тогда, когда к власти приходят ксенофобские националистические партии. Принимавшая участие в дискуссии Кнайсль ответила критикой в адрес Франции — за то, что та не смогла добросовестно выполнить свои обязанности по участию в совещаниях Евросоюза; иными словами, она напала на страну, в которой я родилась, вместо того, чтобы ответить на конкретный вопрос. Разумеется, политики, имеющие связи с нативистскими партиями, никогда не преминут объяснить позицию человека его происхождением или паспортом. Тем не менее для меня было шоком, что правительственный министр, чья страна в настоящее время возглавляет Европейский совет, стремится дисквалифицировать чью-то точку зрения, ссылаясь на идентичность или место рождения этого человека.
Еще более тревожное явление наблюдается сегодня в Италии, чье руководство стремительно поворачивает страну к некоторому подобию неофашизма (заместитель премьер-министра Италии Сальвини любит цитировать Муссолини). Отклонение Италии от общего курса не только ставит в тупик Евросоюз как организацию, но и создает основу для растущего народного негодования, направленного против других европейцев. Придя к власти посредством пропаганды стигмы африканских и мусульманских мигрантов, «Лига» Сальвини теперь нашла себе новый объект нападок: это французская и немецкая оппозиция итальянскому проекту бюджета.
Начинают всплывать на поверхность исторические обиды, которые считались давно забытыми. Созданная Брексит дилемма едва ли представляет главный предмет ежедневных забот жителей континентальной Европы, но что действительно заметно, так это то, как риторика некоторых британских политиков начинает приписывать французам «всегдашнее» стремление создавать британцам как можно больше трудностей в их переговорах с Евросоюзом. Тем временем в Польше уже никого не удивляют антигерманские выпады, характерные для нарратива правящей националистической партии — в комплекте с новыми призывами к репарациям по результатам Второй мировой войны. Пожалуй, наивно полагать, что ни одна из европейских межправительственных склок не доходит до простых обывателей.
Народный гнев, который в настоящий момент подпитывают популисты, кажется, намеренно направляется на растущее число мишеней, тем самым расчищается путь к тому, что можно обозначить как европейскую психологическую «гражданскую войну». Посмотрите на хронологию последних лет: первые популисты накинулись с критикой на единую валюту и соответствующую политику (из этого в 2012 году выросла Альтернатива для Германии); затем объектом нападок сделались мигранты (кризис беженцев в 2015 году пришелся радикалам как нельзя кстати).
Теперь мы, кажется, вступаем в фазу, когда европейцев поощряют обратиться друг против друга — в зависимости от их национальности. Крайне правые партии Италии и Австрии могут сходиться во взглядах по многим европейским проблемам, но это не помешало этим двум странам недавно возобновить старый спор вокруг Южного Тироля. Парадокс, разумеется, заключается в том, что с конца холодной войны европейцы не сталкивались с таким комплектом общих проблем: агрессивная позиция России, пренебрежение Трампа к альянсам, изменение климата, миграция, нерегулируемая глобализация, воздействие технологической революции: и что там еще. Судьбы пятисот миллионов человек, живущих в блоке, который в 1991 году провозгласил появление «гражданства ЕС», возможно, никогда еще не переплетались так тесно.
Но обсуждение этих проблем в гораздо большей степени проходит в рамках национальных государств, нежели в межкультурном или межрегиональном пространстве. Остается надеяться на то, что выборы в Европейский парламент в следующем году запустят общеконтинентальную дискуссию, но вероятность этого довольно мала. В одном анализе, недавно опубликованном исследовательским центром Карнеги в Брюсселе, звучит предупреждение о том, что, создавая атмосферу страха, популистские партии подпитывают «ксенофобию по отношению к другим европейцам», а не только к людям, которые прибывают сюда издалека. При этом у нас нет широко используемой европейской общественной медийной организации, которая могла бы помочь налаживать мосты между мировоззрениями людей.
Европейский проект был создан не только для обеспечения мира между национальными государствами, но и для того, чтобы выступать противоядием против враждебности и недоразумений, которые могут вспыхивать между европейскими народами, а также против полного невежества: мы должны знать, что и почему беспокоит наших соседей. В своей книге «Европа: история» (Europe: A History) Норман Дэвис (Norman Davies) отмечает, что после трансформаций 1989 года (в следующем году мы отмечаем 30-летие этих событий), «открылись границы, а с ними и сознание людей». Пришло время позаботиться о том, чтобы европейцы не утратили обретенных ими горизонтов сознания.
