Папа римский Франциск всегда заявлял о ее недопустимости. Однако смертная казнь может вернуться в Европу косвенно и двусмысленно — из-за страха, связанного с борьбой против терроризма. Этот страх вызван «возвращенцами», иностранными наемниками, возвращающимися к себе на родину. Именно они вызывают такой ужас, что допустимым кажется отказ от основополагающего принципа нашей культуры — отказ от смертной казни. Терроризм ИГИЛ (организация признана террористической и запрещена в России — прим. ред.) — пусть и побежденный в Ираке и в Сирии — возможно, заражает нас чем-то ужасным, что нам чуждо?
Во Франции их называют «revenants» (дословно: возвращающиеся) а это слово является еще и синонимом существительного «зомби». Их десятки, возможно, сотни. Они родились на Западе, возможно, даже в западных семьях, и отправились сражаться за ИГИЛ в Сирию и Ирак. Среди них много женщин и детей. Они представляют собой остатки поверженного террористического кошмара, это потерпевшие поражение бойцы. Многие из них представляют собой настоящую дилемму для своих родных стран. Что же с этим делать? СМИ продолжают рассказывать их ужасающие истории, похороненные под руинами, в которые превратился «халифат». Их обвиняют в том, что они убивали, пытали, насиловали, были соучастниками масштабной бойни. Их подозревают в том, что они все еще представляют опасность. Даже их дети вызывают страх: что же может таиться в их маленьких головах? Сколько же их еще, воспитанных в идеологии ужаса?
Сегодня они просят разрешения вернуться домой. Говорят, что раскаялись и хотят, чтобы их судили по европейским законам — тем же самым, от которых еще совсем недавно они отворачивались. Особенно «вдовы джихада». Но пока никто не хочет их возвращения. Проблема состоит в том, что, если их будут судить по иракскому закону, то их должны приговорить к смерти. То же самое и в Сирии, хотя никто или почти никто в Европе не признает правительства Асада. В более сложном положении оказываются те, кто попал в руки курдов, а их территория не является признанным государством. Единственный способ спасти их от смертной казни — это потребовать экстрадиции, на что иракцы, сирийцы и курды будут готовы пойти: им и без того хватило войны. Но пока Европа воздерживается от этого шага. Судьбы многих окутаны неизвестностью и молчанием, если только их семьи не проявят инициативы. Но это выпадает на долю немногих: зачастую даже родственники не хотят возвращения в семью предавших их «чудовищ». На них осталось страшное клеймо: они согласились примкнуть к страшнейшей в современности убийственной идеологии.
«Вытащите меня отсюда, мне все равно, что я окажусь в тюрьме», — кричит из своей камеры «Джихадист Джек», как просил себя называть 21-летний британец Джек Абрахам Леттс (Jack Abraham Letts), родившийся в 1995 году в Оксфорде, бывший член ИГИЛ, теперь попавший в руки к курдам. Его держат в тюрьме города Эль-Камышлы, у него брал интервью канал «Би-Би-Си» (BBC), он отправлял своей семье видеозапись, где говорил, что его пытали. Его захватили в мае 2017 года и относились к нему хорошо, считая что его потребуют вернуть, чего так и не произошло. Впоследствии условия его содержания ухудшились.
Родители написали в газету «Мэйл он Сандэй» (Mail on Sunday), и началась кампания по его возвращению, в ходе которой устраивалась даже голодная забастовка. Однако власти проявляют нерешительность, и даже более того: родители молодого человека предстали перед судом за «финансирование терроризма» после того, как они отправили сыну деньги, пытаясь добиться его освобождения.
После смерти Салли Джонс (Sally Jones), более известной под прозвищем «белая вдова ИГИЛ», и последовавших за ней дискуссий британские власти дали понять, что для Объединенного королевства лучше всего, чтобы все бывшие иностранные бойцы представали перед судом на месте, рискуя, таким образом, получить смертный приговор. По подсчетам английских спецслужб, среди англичан насчитывалось около 850 иностранных наемников, из которых 150 были убиты и 400 вернулись на родину. Лондон сделал официальное исключение для двух британских членов ячейки «битлз», ужасной четверки, обезглавливавшей заложников, которую возглавлял печально известный «Джихадист Джон». В отношении обоих имеется требование об экстрадиции в США, и, как представляется, им не будет дано никаких гарантий о том, что по отношению к ним не будет применена смертная казнь. Лейбористская оппозиция раскритиковала это решение, назвав его «скрытым и односторонним согласием оппозиции с применением смертной казни». В Германии тоже возникли дискуссии после ареста 16-летней Линды Венцель (Linda Wenzel), задержанной в Ираке. В этом случае власти Германии — учитывая, в том числе, и возраст девушки — добились избавления ее от смертной казни, не требуя, однако, ее возвращения на родину.
Во Франции (а здесь две тысячи иностранных наемников) противоречивость ситуации вызывает серьезные споры. В декабре 2017 года газета «Монд» (Le Monde) открыла публичные дискуссии о «возвращенцах», которые продолжаются до сих пор. Во Франции таких дел много. Поражает судьба некоторых женщин, таких как, например, 28-летняя Мелина Бугедир (Mélina Boughedir), которую арестовали в Мосуле с четырьмя маленькими детьми. Сейчас она находится в багдадской тюрьме, и иракский суд приговорил ее к смертной казни, несмотря на то, что изначально вынес ей более мягкий приговор. Мелина приехала в Ирак со своим мужем Максимильеном и тремя детьми, четвертый ребенок появился у них уже там. По ее словам, муж работал в ИГИЛ поваром, его убили во время боев за освобождение Мосула. Положение Мелины французские дипломаты назвали «головоломкой»: власти Парижа не требовали ее возвращения во Францию, даже несмотря на то, что она заявила, что никак не участвовала в деятельности ИГИЛ. Как считают ее адвокаты, отсутствие требования об экстрадиции со стороны иракских властей оказало влияние на мнение иракских судей.
Единственное, чего добилась Мелина, — это возвращения трех своих детей, родившихся во Франции. Самый младший, появившийся на свет в халифате, остается в заключении вместе с матерью. Далее существует дело 27-летней Марго Дюбрей (Margot Dubreuil), находящейся с тремя детьми в заключении у сирийских курдов после того, как ее арестовали в Ракке. Известно также о 20-летней женщине с тремя детьми, приехавшей вслед за мужем-тунисцем, который позже был убит. Она тоже попала к курдам. По данным французских СМИ, антиигиловские силы арестовали около десятка французских наемников и их жен, не считая детей. Остается большое количество несовершеннолетних без родителей. Помимо них, аналитики насчитывают около 700 взрослых европейского происхождения, бывших боевиков или членов их семей, а также свыше 500 детей, которые до сих пор прячутся в регионе, растворившись среди гражданского населения или скрываясь. Некоторые сбежали в соседние страны. Одна француженка, обвиненная в терроризме, оказалась в тюрьме в Бенгази, в то время как ее муж с двумя их детьми, по некоторым данным, скрывается в Ливии. Французская общественность преимущественно выступает против возвращения на родину бывших боевиков ИГИЛ, но президент Эммануэль Макрон призвал к осторожности и попросил анализировать каждую ситуацию в зависимости от конкретных обстоятельств. Безусловно, иракские судебные власти старательно пытаются не создавать неловких ситуаций: в прошлом году в один и тот же день они приговорили 17-летнюю немку к шести годам заключения за принадлежность к ИГИЛ, в то время как турчанка по такому же обвинению была приговорена к смертной казни, а азербайджанка и еще десять женщин из стран Ближнего Востока — к пожизненному заключению. Это свидетельствует о том, какой вес имеет влияние правительств соответствующих стран. В феврале 2018 года в Ираке по обвинению в терроризме насчитывалось 509 задержанных иностранок, из которых 300 были гражданками Турции с 813 детьми. 21 января одну немку, имени которой не называли, приговорили к смертной казни через повешение, что вызвало в Европе большое возмущение. В декабре этого года к повешению был приговорен один гражданин Швеции. После проявленной в первое время осторожности Ирак стал выносить все больше смертных приговоров и все чаще казнить приговоренных: в мае этого года 40 женщин (вдов или активисток ИГИЛ) были приговорены к смертной казни. С мужчинами дела обстояли хуже: более чем трем сотням были вынесены смертные приговоры. В целом приведено в исполнение уже 80 приговоров. Сколько же человек из казненных могли надеяться на другое правосудие? Этого мы не знаем, потому что информация крайне ограниченна, а процессы проходят в кратчайшие сроки.
Если таково положение дел в Ираке, то те, чья судьба оказалась в руках сирийских курдов, попали в еще более двусмысленное положение: под чью юрисдикцию попадают они? Сама по себе категория арестантов уже сомнительна: это гражданские лица или гражданские боевики? Парадокс состоит в том, что в Сирии не существует официально объявленного «состояния войны», вследствие чего здесь царит хаос: какие юридические власти должны считаться здесь законными? В январе на канале «БФМ ТВ» (BFM TV) пресс-секретарь французского правительства заявил, что «французы, попавшие в руки курдов в Сирии, могут предстать перед судом на месте, если судебные инстанции будут в состоянии обеспечить справедливый процесс». Дамаск немедленно выступил с протестами: Роджава не является признанным государством. Речь шла тогда о ситуации Эмили Кёниг (Emilie König), 33-летней бретонки, пионерки джихадизма и знаменитой вербовщицы, дочери жандарма департамента Морбиана, родившейся в 1984 году и в 17 лет обращенной в салафитский ислам. Эмили была знаменита еще до своего отъезда: она уже тогда носила никаб (платок, полностью закрывающий лицо и голову женщины), отстаивая это право в ходе постоянных протестов и во время выступлений на телевидении и т.п. Сбежав в Сирию в 2012 году, она появляется на видеозаписи, где видно, как она стреляет и проходит военную подготовку. С 2015 года ее включили в черный список террористов. Ее кровавые похождения заканчиваются в начале 2017 года: Эмили захватили во время боев в Аль-Шаддаде на северо-востоке Сирии, и сегодня сирийские курды держат ее в заключении вместе с еще десятком француженок. Адвокаты тщетно просили о том, чтобы ее судили во Франции. Французские власти сохраняют осторожность, в том числе потому, что Эмили не сдавалась, ее захватили в плен, когда она отбивалась с оружием в руках. Положение вещей усложняется процессами, возбужденными во Франции против «матерей джихада», как называют женщин, присоединившихся к своим детям или посетивших их во время войны с ИГИЛ. Некоторые говорили, что сделали это в попытке вернуть своих родных, другие — что хотели быть рядом со своими детьми «до самой их смерти». Это семьи, разрушенные фанатизмом, — ужасный побочный эффект джихадизма.
Что касается Бельгии, то из приблизительно 500 человек, отправившихся на джихад, против 30 возбуждены уголовные дела, самым известным из которых является дело Тарика Джадауна, приговоренного к повешению в Ираке. Джадауна тоже можно было увидеть в многочисленных пропагандистских видеозаписях ИГИЛ, и он безуспешно пытался убедить бельгийские власти в том, что он раскаивается. В ожидании рассмотрения апелляции бельгийское отделение организации «Эмнести интернешнл» (Amnesty International) запустило кампанию о смягчении вины. Немецких иностранных наемников насчитывается около тысячи, из которых 145 были убиты в ходе боев, а 200 уже вернулись на родину. Об остальных ничего неизвестно, кроме самых громких дел. Власти Берлина оповестили Багдад о том, что они выступают против смертной казни, но несколько приговоров уже было вынесено. Швеция зафиксировала 300 отъездов и 150 возвращений, но она хранит молчание относительно количества заключенных. Власти выразили Ираку протест в связи с казнью гражданина Швеции, но они до сих пор проявляют нерешительность в вопросе о возвращении остальных. В Италии дискуссии о том, что делать с бывшими наемниками и их семьями, нашли выражение в прессе. Единственным выходом для бывших европейских боевиков было бы сбежать из плена и самостоятельно вернуться на родину, используя нелегальные каналы.
Безусловно, это серьезная дилемма, особенно, если реакция властей продиктована страхом. В целом — как показывают разнообразные опросы — приблизительно 80% европейцев опасаются «возвращенцев», и они не хотели бы, чтобы в связи с этим предпринимались какие-либо меры. Тот, кто уехал, уже считается призраком. С другой стороны, некоммерческие организации, занимающиеся защитой прав человека, единодушно сходятся в мнении о необходимости требовать возвращения европейских граждан: если мы изменим своим ценностям, говорят они, — значит террористы были правы.
Находящимся на местах европейским дипломатам остается лишь делать все возможное, чтобы отменить смертные приговоры, но это станет значительно труднее, в частности, когда начнутся процессы в Сирии.
Так, с молчаливого согласия смертная казнь если не возвращается в Европу, то, по меньшей мере, возвращается к европейцам.
