Когда говорит идеолог Кремля, пусть и бывший, люди обычно прислушиваются. На прошлой неделе он заявил, что структура власти, выстроенная Путиным, переживет своего создателя. Теперь русские спорят, что же такое «путинизм» и существует ли он вообще.
Для русских первостепенное значение в политическом дискурсе играет идеология.
С самого распада СССР, где было заидеологизировано абсолютно всё от внешней политики до личной жизни, часть русских сбилась с ног в поисках новой национальной идеи, которая бы сплотила их народ и наполнила смыслом его существование. Другие же, напротив, противятся любым попыткам насадить официальную идеологию — для них это бич российской истории.
Владислав Сурков, некогда ведущий идеолог Кремля, на прошлой неделе заявил, что созданный Владимиром Путиным политический режим представляет собой завершенную идеологию — «путинизм» — который выстоит любые испытания, включая потерю ее вождя.
Своей статьей господин Сурков разжег среди ведущих российских интеллектуалов жаркую полемику о судьбе России и ее историческом пути, а также о том, переживет ли путинский режим — безусловно, доказавший свою живучесть — своего создателя.
Даже многочисленные противники Суркова, не принимающие его доводов, согласны: эта статья имеет принципиальное значение.
«Сурков раньше считался ведущим идеологом Кремля. Его работы всегда интересны и увлекательны. Он — тот, кто разрабатывает политические системы», — объясняет Николай Петров, политолог Высшей школы экономики в Москве. «Поэтому немудрено, что многие восприняли его статью не как личное мнение, а как сигнал свыше. Люди убеждены: он получил инструкции сверху. Ну или как минимум отмашку на публикацию».
«Глубинный народ» России
Статья Суркова вышла в эпоху социальных противоречий и сомнений, что же будет, когда Путин сойдет со сцены, и потому неминуемо стала поводом для пересудов. Сам политический ландшафт путинской эры сформировали грандиозные замыслы Суркова, беззастенчиво искажая представления россиян о демократическом выборе.
Сурков прославился как архитектор так называемой управляемой демократии, куда вошел ряд прокремлевских политических партий на разные политические вкусы. Их Сурков и предложил избирателям как иллюзию сложного демократического выбора. В сурковскую трактовку демократии западного образца вошли даже элементы гражданского общества — например, молодежное движение «Наши» — и Гражданская палата, своего рода параллельный парламент общественных групп. Однако место в Кремле он потерял несколько лет назад — вероятно, Путин попросту устал от его интриг. Но его не раз возвращали для решения щекотливых задач. В последнее время он был ведущим специалистом по урегулированию российско-украинского кризиса.
Стержневая идея его статьи под названием «Долгое государство Путина» заключается в том, что Путин разработал форму правления, которая соединяет волю лидера с волей народа, минуя посредников — таких, как парламент и государственный аппарат. В путинизме, утверждает он, российское государство обрело редкую гармонию с вечным русским народом, и оно выражает его волю, не нуждаясь в выборах, опросах общественного мнения или других атрибутах западной демократии, которые он презрительно называет «трюками» и «миражами».
«Стресс-тесты, которые оно [новое государство] прошло и проходит, показывают, что именно такая, органически сложившаяся модель политического устройства явится эффективным средством выживания и возвышения российской нации на ближайшие не только годы, но и десятилетия, а скорее всего и на весь предстоящий век», — пишет Сурков.
И если западная демократия не может жить без скрытого «глубинного государства», которое неизбежно встает у руля, какой бы выбор не сделал капризный электорат, пишет Сурков, то в России есть «глубинный народ», которая живет в гармонии со своими вождями.
«Государство у нас не делится на глубинное и внешнее, оно строится целиком, всеми своими частями и проявлениями наружу», — пишет он. «Умение слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно — уникальное и главное достоинство государства Путина».
Но главный предмет споров — существует ли путинизм или нет.
Глеб Павловский, который работал в Кремле с Сурковым в первые путинские годы, считает, что Сурков заблуждается, приняв относительную стабильность путинских лет за некую непреходящую формулу социальной гармонии.
«В постсоветской России настоящего государства мы, увы, не создали», — сообщил господин Павловский изданию «Бизнес-онлайн». «Наша система — система поведения власти, исключающая значение нормы. И такая модель поведения является общей для элит и для населения России».
Хотя Путин ввел в обиход ряд механизмов для общения с простыми россиянами через чиновничество — к примеру регулярные прямые линии другие впечатляющие нововведения в области «цифровой демократии» — ничего из этого еще не говорит в пользу некой мистической связи между лидером и народом, отмечают эксперты.
«Путинизм мы можем понимать лишь как конкретный режим, который доказал свою прочность и гибкость, хотя их еще предстоит объяснить», — отозвался господин Петров. «Но это не идеология. Это лишь циничная и прагматическая манипуляция властью, постоянная погоня за поддержкой большинства — пусть и доселе ей сопутствовал успех. Ни одну из идей Суркова, изложенных в статье, нельзя воспринимать всерьез. Ее надо рассматривать лишь как отражение настоящего момента со всеми его сложностями и неопределенностью».
Упрощенное протофашистское государство?
Другие же, напротив того, усматривают в путинизме явную идеологию. На Западе ученые вроде Тимоти Снайдера (Timothy Snyder) считают, что Сурков и Путин черпают идеи у христианско-фашистского русского философа-эмигранта 20-го века Ивана Ильина в попытке создать современное корпоративистское государство в духе Муссолини.
Но западные критики, похоже, слишком много уделяют внимание случайным отсылкам Путина к другим мыслителям. В какой-то момент журнал «Форин Полиси» (Foreign Policy) объявил «мозгом Путина» российского националиста-евразйца Александра Дугина. Однако господин Дугин, уволенный с университетской должности несколько лет назад, слывет критиком Путина, и всякую связь с российским лидером отрицает.
Андрей Колесников, политолог московского Карнеги-центра, утверждает, что Путин, опираясь на Суркова, строит из уже известных элементов государство фашистского типа.
«Сурков представляет взгляды очень влиятельных групп в Кремле и спецслужбах, и поэтому анализировать их крайне важно», — говорит он. «Это упрощение социальной реальности. По сути, его взгляды можно назвать фашистскими или протофашистскими. Это пробный шар — он проверяет, как отреагируют либералы и другая публика».
Господин Колесников определяет путинизм как «смесь национализма, империализма, дирижизма (государственного регулирования в экономике) и антизападной риторики». Это авторитаризм, подстраивающийся под демократию. Он далеко не уникален, и Сурков его потенциал преувеличивает. Но момент серьезный, отмечает Колесников.
Ольга Крыштановская, ведущий российский социолог и знаток российской элиты, считает, что Сурков пытается сохранить актуальность по мере того, как темой для обсуждения все чаще становится жизнь после Путина.
«Все эти идеи Суркова я слышала еще десять лет назад», — говорит она. «Думаю, он пытается убедить общественное мнение в стабильности нынешнего положения. В такие времена возникает беспокойство, страх будущего, и люди начинают ругать власти. Так вот, его посыл такой: успокойтесь, все будет хорошо».
