Несколько лет назад я освещала предвыборную встречу лидера российской оппозиции Алексея Навального с избирателями в Туле. Он предложил публике, большую часть которой составляла молодежь от 16 до 20 лет, математическую задачу.
«У вашего тульского губернатора есть служебная квартира в центре Москвы площадью 333 квадратных метров. Будучи госслужащим, он, конечно, имеет право на жилье — согласно закону, по 18 квадратных метров на каждого члена семьи. Сколько детей у него должно быть, чтобы это жилье соответствовало норме?»
Двумя секундами позже молодые люди из публики закричали, что у губернатора должно быть штук 20 детей (точный ответ — 18,5). Они тотчас же подсчитали это в уме, не вынимая телефоны.
У россиян способность считать в уме — совершенно на другом уровне, чем в большинстве скандинавских стран. Это можно наблюдать повсюду.
Вот один из моих любимых примеров. Едешь по городу в так называемой «маршрутке», то есть в микроавтобусе. Ведя переполненную машину, шофер одновременно принимает плату за проезд. Кто-то кричит «за троих», и деньги передают водителю, который их берет, подсчитывает, сколько ему должны, вычисляет сдачу и передает нужную сумму обратно в протянутую руку (затем деньги опять передаются от одного человека к другому, пока не доберутся до нужного пассажира). Я ни разу не слышала, чтобы кто-то пожаловался, что ему неверно дали сдачу.
Конечно, не надо быть математическим гением, чтобы подсчитать, сколько будет сорок пять умножить на три. Но ежедневно проводить сотни вычислений в уме, одновременно ведя микроавтобус по оживленным московским улицам, — лично я с этим вряд ли спокойно справилась бы. Шофер маршрутки останавливается только затем, чтобы подобрать пассажиров, оплата происходит в процессе движения. Водители справляются, потому что с детства тренируются считать в уме.
Россия по-прежнему лучше всех в мире в таких видах спорта, как фигурное катание и художественная гимнастика. Но не в футболе. И тому есть причина.
В России люди гораздо больше, чем мы, настроены упражняться, пока навык не начнет отскакивать от зубов, — и вот тогда начинают проявляться креативность и артистичность. Вот почему там не только лучшие в мире фигуристы и гимнастки, но и программисты и математики мирового уровня.
Проблема в том, что эти программисты и математики уезжают из страны, как только появляется возможность. Они получают прекрасное базовое образование в области естественных наук, но российское общество не уделяет достаточно внимания инновациям и специализированным исследованиям. Авторитарное наследие в сочетании с постсоветской общественной системой мешает новшествам и исследованиям, достойным Нобелевских премий (такое чувство, что и футбольным успехам тоже).
Ни для кого не новость, что России трудно освободиться от авторитарного прошлого. Но современная демократия вроде Швеции должна быть способна пересмотреть свою систему образования, у которой противоположные недостатки.
Нет никакого противоречия в том, чтобы выдвигать высокие требования к знаниям учеников и при этом побуждать их размышлять самостоятельно и подвергать все сомнению. Напротив.
Умение при помощи вычислений в уме составить представление о масштабах явления или без справочника помнить год Французской революции — все это упорядочивает мозг. Знания дополняют информацию из интернета.
Конечно, не все можно решить требованиями к знаниям. У россиян наряду с обширными математическими знаниями имеется склонность верить в теории заговора и ложь, которая распространяется в интернете. Это связано с тем, что россияне традиционно привыкли считать, что ничто на самом деле не является тем, чем кажется.
В борьбе против троллей необходимо иметь представление о разумном. А еще требуется доверие, которое нередко обусловлено продолжительным опытом демократии.
Иными словами, у Швеции — и у любой другой скандинавской страны — нет никакого оправдания тому, что в Скандинавии не лучшие в мире школы.