Сербия опять оказалась в весьма сложной ситуации, словно между молотом и наковальней. За последние 25 лет все страны бывшей СФРЮ пережили более или менее масштабные протесты, но только Сербия (и с недавних пор и Македония) накопила богатейший опыт «преобразований». Разумеется, я имею в виду так называемую Бульдозерную революцию, то есть события в начале октября 2000 года.
Всего за шесть дней от власти отстранили Слободана Милошевича. Следующей весной он был арестован и предстал перед Гаагским трибуналом. 11 марта 2006 года он умер в гаагской тюрьме за несколько месяцев до завершения судебного процесса.
Разумеется, те события, которые произошли в первые дни октября 2000 года, когда сотни тысяч человек со всех концов Сербии вышли на улицы Белграда, чтобы положить конец правлению Милошевича, не стали сюрпризом. Еще в 1996 году, вскоре после выборов, по Белграду прокатились массовые студенческие выступления. Молодежь тогда требовала отставки Милошевича и обвиняла его Социалистическую партию в фальсификациях на выборах. Таким образом, мы обсуждаем процесс, который продолжался около пяти лет, и в его завершение впервые на территории бывшей СФРЮ народ сам сменил власть.
Какие уроки извлекла Сербия, пережив подобный процесс? Разные. Бульдозерная революция повлияла на всю последующую жизнь Сербии и на все ее политические движения. Но больше всего те события повлияли на сам народ, в котором революция оставила не какой-то новый революционный запал, а огромную апатию. Конечно, она была вызвана разочарованием от огромных несбывшихся ожиданий. Да, реализовался лозунг белградских студентов, который появился еще в середине 90-х, «Белград — это мир», но сама Сербия мало что получила от того, что открылась этому миру, а скорее, она даже больше потеряла.
Конечно, не стоит ни на минуту задумываться над ложной дилеммой: Сербии не стало бы «лучше», если бы Милошевич остался у власти. Ей пришлось бы только труднее. Революция пятого октября была неизбежной, но она повлекла за собой все, с чем сопряжена так называемая цветная революция. В частности, Сербия открылась миру, приспособившись к жестким политико-экономическим требованиям этого мира. Иными словами, антинародная приватизация, начавшаяся в 90-х, невероятно ускорилась.
Мария Обрадович из Института новейшей истории Сербии проанализировала в своей книге «Хроника гибельной трансформации» приватизационный процесс с 1989 по 2012 годы. Обрадович пишет: «Целью приватизации с самого начала было изменить структуру собственников, а не повысить экономическую эффективность. И это касается как отдельных компаний, так и экономической системы в целом. В случае Сербии это совершенно очевидно: приватизация уничтожила 98% промышленного потенциала Сербии. Более миллиона человек работали в промышленности, а уровень ВВП сегодня значительно меньше, чем был в начале 1989 года. Что касается производства, то мы вернулись на уровень 1970 года».
В книге также говорится, кстати очень верно, что приватизация на территории бывшей СФРЮ, такая приватизация, была бы невозможна без войн 90-х годов. Именно они создали «дымовую завесу» для масштабного разграбления народного богатства. С тех пор прошло уже более 25 лет, однако эта тема по-прежнему остается табу, и поэтому напрашивается вывод: так и останется впредь. Политики именно этого и добиваются. Хотя если учесть, что мало кто на пространстве бывшей СФРЮ готов поднимать эту тему, беспокоиться правящему классу в целом не о чем.
Что касается Бульдозерной революции, то она ускорила процесс приватизации и вызванное этим процессом обнищание граждан. Между бедными и богатыми разверзлась пропасть. Правда, точнее будет сказать, что пропасть пролегла между теми, кто стоял у власти и пользовался влиянием, и теми, кто погрузился в бедность и бесправие.
Неудивительно, что многие годы после тех событий Сербия прожила в глубокой апатии. Апатия — единственное объяснимое состояние, которое могла вызвать та революция. Хотя, пожалуй, она вызвала еще одно чувство — чувство коллективной ответственности. Народ понял, что смог свергнуть Милошевича, но не смог взять под контроль последовавшие за этим процессы. Проблема Бульдозерной революции заключалась в ее внутренних координирующих силах, которые очень отличались от лидеров студенческих выступлений 1996 года.
На самом деле «революцию» совершил не народ. Народ был только средством в виде сотен тысяч нужным образом организованных тел. Свержением власти в Белграде руководило движение под названием «Отпор». Уже через месяц после отставки Милошевича начала просачиваться очень интересная информация. Например, общественность узнала, что упомянутое движение «Отпор» получало большие средства от американских организаций, которые обладали большим опытом в области смены режимов: National Endowment for Democracy (NED), International Republican Institute (IRI), и US Agency for International Development (USAID).
Да, сербы свергли Милошевича, но вела их рука Вашингтона. Кто-то скажет: «А что плохого в том, что американцы помогли сербам свергнуть Милошевича?» Если не считать, что это прямое вмешательство во внутренние дела другого государства, то плохого ничего нет. Всем нам известно, кем был Милошевич и какую роль он сыграл в страшном распаде СФРЮ. Более того, этот бывший банкир из Нью-Йорка был одним из пионеров процесса антинародного разграбления, то есть приватизации, которая полностью опустошила бывшее государство. То есть в данном случае проблема не в том, что американцы провели в Сербии эксперимент из области «цветных технологий», который им, кстати, очень удался, а в том, что смена режима никогда не бывает концом вмешательства. Это всегда только начало.
В широком смысле приватизацию можно поделить на два интересных течения: автократическое и либеральное. При автократическом варианте богатство народа переходит в руки местных преступников, магнатов, героев «доморощенного капитализма» и им подобных. При либеральном течении богатство народа тоже передается, но уже неким зарубежным субъектам, внешне весьма приличным, но зачастую обладающим еще большими аппетитами.
И снова, как мы видим, перед нами ложная дилемма, но политика в основном и является искусством убеждения народа во лжи. Правда, в случае Сербии это не до конца так, поскольку за годы сербской апатии, о которой я писал выше, идеалы, навязываемые страной с той стороны Атлантики, тоже вызвали определенное разочарование. Члены «Отпора» создали партию с таким же названием и занялись грабежом и обогащением, вероятно, считая, что имеют на это право, так как освободили Сербию от Милошевича. Так исчезли миллионы евро, которые поступали в страну извне. Эти деньги оказались в карманах самых ловких профессиональных активистов. Разумеется, долго они не могли продержаться, поэтому в 2004 году партия «Отпор» распалась. Те из них, кто решил остаться на политической арене, ассимилировались с Демократической партией, которую тогда возглавлял будущий сербский президент Борис Тадич.
Для Сербов «Отпор» навсегда стал уроком о том, насколько осторожными нужно быть. Конечно, смена власти, точнее переход от автократического варианта приватизации к либеральному, не может происходить мирно, так как ясно, кто при этом остается в убытке — мафия (от верхов до низов). А она уже привыкла отнимать у собственного народа то, что ему принадлежит. Поэтому в 2003 году было совершено покушение на премьер-министра Зорана Джинджича из уже упомянутой Демократической партии.
Убийство Джинджича — огромная травма для Сербии. Кто знает, может, если бы его не убили, сегодня о нем вспоминали бы как об одном из представителей приватизационной трансформации начала века. И не обязательно о нем вспоминали бы по-хорошему. Но убийство произошло в тот момент, когда Сербия все еще терпеливо ожидала обещанных перемен, когда оптимизм все еще держался на пике. Выстрел в Джинджича стал выстрелом в надежды на лучшее будущее народа Сербии.
Члены «Отпора» крадут для себя. Джинджич мертв. Мощная мафия все еще грозит утащить страну обратно в трясину. Все это не могло не привести к глубочайшему пессимизму. По иронии судьбы именно покойный Джинджич как-то сказал: «Ничто не может быть столь же опасным и отравляющим, как пессимизм».
Где находится Сербия по прошествии 15 лет? Вероятно, там же, где была в октябре 2000 года… По крайней мере к такому выводу можно прийти, если судить по кадрам, которые прошлой ночью передавали из Белграда: здание президентского дворца в осаде, полиция слезоточивым газом разгоняет протестующих, а президент Александр Вучич внутри играет в шахматы (не лучшая идея, если вспомнить, что, например, на одной из последних фотографий покойного лидера Муаммара Каддафи перед тем, как в стране воцарился хаос, тот играет в шахматы с российским политиком и в то время главой Международной шахматной федерации Кирсаном Илюмжиновым).
Однако было бы неуместно утверждать, что ситуации аналогичны. Вообще, все сравнения легко свести на нет. Так, Александр Вучич — бывший ультранационалист, который, искренне или из умысла, «переродился» в демократического, почти центристского государственника.
Далее. Бульдозерная революция случилась сразу после президентских выборов 24 октября 2000 года. Тогда Слободан Милошевич потерпел поражение (он получил 37,15% голосов, а его соперник Войислав Коштуница — 50,24%). Иными словами, восстание только дополнительно гарантировало, что Милошевич уйдет после того, как на дверь ему указали демократическим путем.
На последних выборах в 2017 году Александр Вучич одержал настоящий триумф и обошел всех своих соперников. Набрав 55,06% голосов, он уверенно победил еще в первом туре, оставив далеко позади независимого кандидата Сашу Янковича с его 16,35% голосов и вторым местом.
Критики Вучича утверждают, что выборы были нечестными. Однако различные опросы, включая иностранные, точно предугадали результаты президентских выборов. То есть никаких «сомнительных движений» в последнюю минуту не было. Тогда почему выборы нечестные? По словам оппозиционеров, Вучич и его партия авторитарно контролировали СМИ (до победы на выборах Вучич занимал пост премьера Сербии с 2014 года). Допустим, это правда, но можно ли вообще в 2017 году приводить подобный аргумент? Особенно если вспомнить, что в 2000 году сербы отказались голосовать за Милошевича, хотя он держал все СМИ под жестким контролем, а интернет только зарождался.
Правда, не обязательно именно это играет для протестующих первостепенную роль. У них все равно остается право свергать любого, кто, по их мнению, стоит у них на пути к лучшему будущему. Но нам, тем кто «вблизи», эта информация помогает лучше понять, что же происходит сейчас в Белграде в контексте внутренней, а также внешней политики.
Нынешние протесты в Белграде и других городах стали набирать обороты после того, как в ноябре прошлого года было совершено нападение на сербского политика Борко Стефановича из маргинальной партии «Левые Сербии» (это, скорее, популистская партия, нежели левая). Стефанович прямо обвинил в избиении президента Вучича и заявил, что он нагнетает в Сербии атмосферу страха.
Так Стефанович стал искрой, из которой разгорелись протесты против Вучича, и теперь они вошли в стадию эскалации. Тут стоит вспомнить политическую карьеру Стефановича. В 2008 году он на правах главного переговорщика участвовал в продаже компании «НИС» (NIS) российской «Газпром нефти». Официального предложения не было, и вскоре выяснилось, что Стефанович договорился о продаже NIS россиянам всего за одну пятую рыночной стоимости компании (!). Почему? Было одно условие: российский газопровод «Южный поток» должен пройти через Сербию. Как нам всем известно, от проекта «Южный поток» ничего не осталось: его закрыли после того, как против России ввели санкции из-за Крыма. В 2014 году сербские власти начали расследование приватизации NIS.
Но вернемся к нынешней ситуации. Иностранные СМИ пишут о том, что протестующие в Сербии массово выходят на улицы, чтобы защитить свободу СМИ и слова. Вряд ли причина только в этом. Они выходят на улицы, потому что не довольны положением в стране, ее экономическим состоянием. Правда, в сообщениях СМИ об этом не говорят, ведь тогда придется рассказать и о том, что лежит в самой основе экономики, а это табу.
В общем, нетрудно понять, какого мнения о Вучиче придерживается Запад — не лучшего. Его упоминают в связи с Орбаном, Эрдоганом и Путиным, а сейчас это тройка «врагов».
Политика Вучича на Западе также вряд ли найдет понимание. Он консервативный популист, который также ориентируется на Европейский Союз. Но и это не считают позитивным моментом, поскольку одновременно Вучич занимает антинатовскую позицию. Иными словами, Вучич хотел бы видеть Сербию в Европейском Союзе, но точно не в НАТО. Однако это невозможно (Австрия, Финляндия и Швеция — особые случаи, и хотя они не входят в НАТО, их позицию нельзя назвать антинатовской).
Если бы Вучич был «против всего», то есть и против НАТО, и против Европейского Союза, то, возможно, его оставили бы в покое, как, скажем, его тезку Лукашенко (хотя, по-видимому, из-за активизации США на Балканах в последнее время этот сценарий все же маловероятен).
Тон сообщений западных СМИ, начиная с «Нью-Йорк Таймс» и заканчивая ВВС, явно антиправительственный, и они явно встали на сторону протестующих (правда, одновременно эти же СМИ могут занимать прямо противоположную позицию, когда речь идет, например, о протестах во Франции). Учитывая все это, стоит ли сейчас становиться на защиту Александра Вучича? Отнюдь. Многие западные СМИ пишут негативно и о саудовском наследнике престола Мухаммеде бен Салмане, и согласиться с ними не так уж сложно. И тем не менее было бы крайне наивно ориентироваться только на предлагаемые мнения.
Вучич, несомненно, идет к тому, чтобы стать «малым» Орбаном, Путиным или Эрдоганом. Это вполне ясно и выражается в популизме, которым пронизаны его выступления. Но справедливости ради стоит сказать, что его идея Сербии, которая выстраивала бы хорошие отношения и с Востоком, и с Западом, не самая плохая. Конечно, говорить можно одно, а делать при этом совершенно другое. Только сербский народ должен рассудить, где правда, а где ложь, и должен ли Вучич продолжать эту политику или пришло время выбрать кого-нибудь получше. Однако отказываться от этой политики сейчас все же не стоило бы, поскольку в грядущий период именно такая политика может привести к процветанию. Бывшая Югославия, пусть и переживавшая множество проблем, базировалась именно на такой модели.
Критики Вучича, которые утверждают, что своими действиями он создает атмосферу страха в Сербии, вероятно, правы. Как правда и то, что взгляд на эту ситуацию из Загреба и Белграда не может быть одинаковым. Политика неприсоединения (или «вездесущности», как в случае Вучича) в теории звучит прекрасно, однако энтузиазм иссякает по мере роста проблем на практике. «Хорошая» политика, насаждаемая насильно, на самом деле не так хороша, так как что-то в ее реализации не годится. Это тема для продолжительной дискуссии, но факт в том, что в последнее время эту политику чаще отстаивают националистические, а не интернациональные силы. Скорее всего, это показательно.
Так или иначе, но Сербия снова держит экзамен, точнее проходит переэкзаменовку. Сербы могут свергнуть Вучича, но на этот раз, наученные прежним опытом, им стоит задаться вопросом: «Что будет дальше?» Спрашивают ли они себя об этом? Вряд ли. Прошло уже почти 20 лет, и подросли новые поколения, готовые опять ринуться в бой, руководствуясь сердцем, а не головой.
Отмечу, насколько ошибаются те, кто считает, что речь идет об исключительно «народном протесте». Это не так, и, возможно, даже Бульдозерная революция была более народной. Протесты против Вучича координирует целый альянс политических партий — «Альянс за Сербию». И в нем намешаны все — весь политический спектр.
Сейчас в центре внимания — эскалация, которая случилась на выходных. Сначала в субботу протестующие ворвались в здание РТС, сербского государственного телеканала, который считается своего рода «символом режима» (революция 2000 года называется Бульдозерной именно из-за того, что бульдозеры шли на здание РТС). В воскресенье протестующие заблокировали президентский дворец. На протяжении пяти часов Вучич не мог его покинуть. Впервые произошли по-настоящему жестокие столкновения с полицией, которая применила слезоточивый газ. И только после того как пришли новости о задержании некоторых протестующих, которые днем ранее были в здании РТС, участники протестов отступили и отправились в полицию, чтобы потребовать освобождения соратников. Несколько десятков протестующих, которые остались перед президентским дворцом, освистали Вучича, которому наконец удалось выйти.
Пока он был заблокирован внутри, Вучич провел чрезвычайную пресс-конференцию и заявил: «Они нацелились на того, кто их не боится, кто не боится ничего. Я думаю, еще никто не проводил пресс-конференцию в подобных обстоятельствах. Но я хочу показать народу Сербии, что не боюсь таких хулиганов, негодяев и фашистов, как Бошко Обрадович, или магнатов, как Джилас и Еремич».
Еще слишком рано делать выводы, однако, судя по всему, Обрадович и его «Двери» хотят (и у них есть шансы) взять руководство протестующими в свои руки, хотя до сих пор лидерами были упомянутые Вучичем бывший мэр Белграда Драган Джилас и бывший министр иностранных дел Вук Еремич. У всех них одна цель — свергнуть Вучича. А потом? Кто знает. Объединение разных сил с одной целью — звучит знакомо, не так ли? Да, мы помним это по Майдану на Украине, и уже можно сказать, что последствия для этой страны оказались плачевными.
Джилас и Еремич — это политический капитал (и капитал вообще). На последних выборах они добились большего успеха, чем Обрадович, и теперь их популярность может резко возрасти. Все это сейчас происходит помимо воли самих протестующих, которых в итоге может постигнуть та же участь, что и участников прошлой революции: они могут превратиться просто в средство достижения чьих-то целей. Чьих-то, а не своих.
Момент, когда Вучич будет отстранен от власти (если это случится), станет моментом, когда развернется борьба между оппозиционными силами. И, возможно, выбирать придется между ультраправыми и воротилами бизнеса. Ни то, ни другое не сулит Сербии безопасности, стабильности и процветания. Поэтому сербский народ оказался между молотом и наковальней: он хочет перемен, но вне зависимости от того, сменится власть или нет, народ перемен не получит (по крайней мере, если судить по ситуации сегодня). Разумеется, нужно следить за развитием ситуации в ближайшее время, которое, судя по событиям последних выходных, может оказаться очень беспокойным.
Центр «Ипсос груп» (Ipsos group), базирующийся в Париже, — мировой лидер в области исследований общественного мнения. Последний опрос центр провел всего несколько дней назад, 13 марта. Согласно результатам, Сербская прогрессивная партия Вучича (SNS) пользуется поддержкой 55% респондентов, а на втором месте стоит упомянутый «Альянс за Сербию», созданный второго сентября 2018 года. В составе «Альянса» все те, о ком я уже писал: «Левые Сербии», Демократическая партия, Народная партия, «Двери» и другие (инициатором альянса выступил Джилас). Все вместе взятые, по данным опроса Ipsos group, они пользуются поддержкой десяти процентов опрошенных. В связи с этим Вучич весьма самоуверенно заявляет, что готов хоть завтра объявить внеочередные выборы, чтобы подтвердить собственную силу, точнее его и его партии.
Но что-то тут «не клеится», не так ли? Откуда у Вучича такая популярность? Или это город контрастирует на фоне села? Меньшинство против большинства? В чем тут, собственно, дело? Нетрудно согласиться, что Вучич — консервативный популист, что он подчинил себе СМИ и, вероятно, только прикидывается политиком с «умеренной позицией». Также можно допустить, что кто-то из его людей действительно распорядился напасть на Борко Стефановича и что Вучич рассуждает о будущем между Востоком и Западом, преследуя собственные корыстные интересы. Можно согласиться и с тем, что он связан с коррупцией, что в разных проектах крадет деньги… Все это нетрудно себе представить, и вполне вероятно, многое можно даже доказать, но тут мы опять возвращаемся к главному парадоксу. Откуда у Вучича такая популярность? Ведь все, что можем допустить мы, так же могут допустить избиратели Вучича.
На самом деле никакого парадокса тут нет, и, давайте будем реалистами, это синдром. Речь идет о сознательной и негласной сделке: в обмен на стабильность люди жертвуют частью свободы. Этот синдром мы наблюдаем в России, Венгрии, Турции и в других странах, а возможно, увидим его вскоре и в некоторых регионах Европы, если учесть, как быстро растет популярность популистов. Нам это может казаться неправильным, ошибочным, опасным, но стоит быть честными: этот синдром — результат того, что сторонники величайших либеральных свобод склонны оставлять значительную часть народа в очень трудном положении, когда люди могут говорить что хотят, но не могут рассчитывать на безопасность. Подобная политика рано или поздно приводит к власти какого-нибудь Вучича, а после Вучича, возможно, с либеральной паузой, к власти приходит кто-нибудь вроде Обрадовича.
Но что должно произойти, произойдет. Никто за одну ночь не изменит свое мировоззрение, но за одну ночь можно сменить власть. И никто не имеет права говорить белградцам (или вообще кому-то в Сербии), что они должны молчать и терпеть, а то «будет хуже». Нет, это не сработает. И все, что мы можем, — это пожелать нашим соседям, когда наступит эта самая ночь, во что бы то ни стало в первую очередь думать о том, как сохранить мир. Надолго. Ведь мир на Балканах должен быть предметом коллективной ответственности для нас всех, ведь происходящее в регионе касается всех нас.
