Задняя дверь универсала марки «Олдсмобиль» 1972 года выпуска, обшитая деревянными панелями, болталась, как сломанная челюсть, образуя шаткую скамеечку, на которой, свесив вниз ноги, могли примоститься четверо детей. Каждое воскресное утро, задолго до рассвета, нас поднимали с постели и посылали набивать багажник машины пачками обвязанных шпагатом газет: мы карабкались на заднюю дверь, разрезали шпагат мамиными швейными ножницами и объезжали город, подпрыгивая на нашей импровизированной скамеечке, пока отец громким голосом отдавал распоряжения с водительского места. «Осторожно — собака!» — кричал он, попыхивая трубкой. «За ширму!» «В почтовый ящик!» Пока машина, не останавливаясь, медленно ползла по улицам, каждый из нас хватал газету и мчался в темноте по заледенелым подъездным дорожкам или покрытой росой траве, порою — в зависимости от времени года — врезаясь в неожиданно возникавших по дороге снеговиков. «Заднее крыльцо!» «Деньги под ковриком!» Список счетов, наспех нацарапанный на обратной стороне конверта, был прикреплен у отца к приборной панели. «Они задолжали за три недели!» Напоминания были излишни. Мы знали здесь каждого добермана и каждый неоплаченнный долг. Мы закидывали наши газеты — «Вустер сандэй телеграм» (Worcester Sunday Telegram) — и неслись обратно к машине, карабкались на откинутую вниз заднюю дверь, бросали собранные монеты в пустые банки от табака «Бриггс» и, подпрыгивая на ухабах, поворачивали на следующую улицу — наш воскресный газетный объезд продолжался.
Вустерская газета «Сандэй телеграм» была основана в 1884 году, когда телеграмма еще ассоциировалась с чем-то быстрым. Два года спустя издание стало выходить ежедневно. Эту газету нельзя было назвать выдающейся — просто хорошее, добротное издание: полезное, принципиальное и с изрядной долей сплетен. Газета поощряла таланты. В двадцатые годы штатным сотрудником «Телеграм» был поэт Стэнли Кьюниц (Stanley Kunitz).
Репортер «Нью-Йорк таймс» (New York Times) Дуглас Ниланд (Douglas Kneeland), который освещал расстрел в Кентском университете и преступления Чарльза Мэнсона (Charles Manson), в 1950-е годы начинал свою карьеру именно там. Джо Макгиннисс (Joe McGinniss) писал для «Телеграм» в шестидесятые годы, прежде чем заняться своей книгой «Как продать президента» (The Selling of the President). Начиная с бородатых политиков девятнадцатого века и заканчивая Джорджем Бушем-младшим с его по-детски наивным лицом, газета хранила верность республиканской направленности. Хотя в основном освещала скандалы и преступления местных усатых злодеев: затянувшиеся ремонтные работы в главном отделе публичной библиотеки, полицейские рейды на нелегальные игорные заведения — «вустерская собака преследует вустерскую кошку за вустерской оградой», так, по ироничному замечанию старого вашингтонского журналистского корпуса, выглядел типичный заголовок в местной газете. Ее страницы скатывались с гигантских, грохочущих прессов в четырехэтажном здании, которое окнами выходило на мэрию, подобно любой другой городской газете — Бэт-сигнал в небе над Готэм-Сити.
Большинства газет такого рода уже нет. По данным, которыми располагает Американское общество редакторов новостей, за период между 1970 и 2016 годами свою деятельность прекратили около пятисот ежедневных газет; остальные сократили объем новостного освещения и размеры издания либо перестали выпускать печатную версию — либо сделали все упомянутое сразу, но этого все равно было недостаточно. Высокий уровень смертности газет ни для кого не новость, и ностальгия по мертвым изданиям сама по себе жалка, хотя я по-прежнему считаю, что речь идет об идейной составляющей. «Я бы не стал оплакивать закрытие обувной фабрики или железнодорожной ветки, — сказал Хейвуд Браун (Heywood Broun), основатель Американской гильдии газетных работников, когда в 1931 году прекратила свое существование „Нью-Йорк уорлд" (New York World). — Но газеты — это другое». И вымывание прессы продолжается до сих пор. В период с января 2017 года по апрель 2018 года о сокращениях штата объявила треть крупнейших газет страны, в том числе «Денвер пост» (Denver Post) и «Сан-Хосе Меркьюри ньюс» (San Jose Mercury News). Следуя новой тенденции, так же поступила четверть новостных сайтов. В 2017 году «БаззФид ньюс» (BuzzFeed News) уволила сотню человек; выдвигаются предположения о том, что компания «БаззФид» (BuzzFeed) таким образом пытается от нее избавиться. «Хаффингтон пост» (Huffington Post) годами платила большинству своих авторов копейки и в последнее время почти не повышает зарплаты. Несмотря на десятки миллионов долларов доходов от рекламы в 2018 году она так и не смогла обеспечить себе прибыль.
Встревожены даже ветераны досточтимых и все еще процветающих изданий: главный предмет их беспокойства — ложные новости, восставшие из пепла мертвых новостей. «Впервые в современной истории мы сталкиваемся с перспективой существования обществ без достоверных новостей», — пишет в своей книге «Последние новости: переосмысление журналистики, и почему это важно сегодня» («Breaking News: The Remaking of Journalism and Why It Matters Now») Алан Русбриджер (Alan Rusbridger), на протяжении двадцати лет занимавший должность главного редактора «Гардиан» (The Guardian). «Осталось не так уж много изданий, которые делают качественные новости или хотя бы преследуют такую цель», — пишет в своей книге «Торговцы истиной: новостной бизнес и борьба за факты» («Merchants of Truth: The Business of News and the Fight for Facts.») бывший исполнительный редактор «Нью-Йорк таймс» (New York Times) Джилл Абрамсон (Jill Abramson). Как и большинство крупных газетных репортеров и редакторов, пишущих о кризисе журналистики, Русбриджер и Абрамсон заинтересованы в общенациональных и международных новостных организациях. С местными изданиями ситуация складывается гораздо хуже.
Все началось с конгломераций. В Вустере, штат Массачусетс, втором по величине городе Новой Англии, существовало четыре ежедневные газеты: утренняя «Телеграм», вечерняя «Газетт» (Gazette) того же владельца, а также «Спай» (Spy) и «Пост» (Post). Теперь в городе осталась одна единственная газета. Последняя опустошительная волна прокатилась по американской прессе в первые десятилетия двадцатого века, главным образом из-за (а) радио и (б) Великой депрессии. Число ежедневных газет сократилось с 2042 в 1920 году до 1754 в 1944 году, в результате чего в 1103 городах стала выходить только одна газета. В период с 1940 по 1990 год тираж газет неуклонно рос, но, вероятно, только потому, что все больше людей читали все меньше газет. Как однажды заметил А. Дж. Либлинг (A. J. Liebling), нет ничего отвратительнее города с одной газетой. В 1949 году, после того как еще одна нью-йоркская газета закрыла свои двери, Либлинг предсказал: «Если эта тенденция сохранится, примерно к 1975 году Нью-Йорк станет городом с одной или двумя газетами». Он был не так уж далек от правды. Как сообщает в своей книге «Америка в прессе: хронологическая история национальной журналистики» Кристофер Б. Дейли (Christopher B. Daly), в восьмидесятые и десяностые годы «крупное продолжало укрупняться». Конгломерация может быть полезна для бизнеса, но в целом она приносит вред журналистике. Медиа-компании, стремящиеся к укрупнению, как правило, поглощают другие медиа-компании, подавляя конкуренцию и беря на себя долги, в результате издатели начинают прятаться за их спинами. В 1986 году издатель «Сан-Франциско кроникл» (San Francisco Chronicle) купил вустерскую «Телеграм» и «Ивнинг газетт», а три года спустя, примерно в то время, когда «Тайм» и «Уорнер» стали «Тайм Уорнер», «Телеграм» и «Газетт» превратились в «Телеграм и газетт» (Telegram & Gazette), или T & G, та же картошка, только помельче нарезанная.
Потом стали появляться интернет-компании. Крейгслист (Craigslist) возник в Области залива в 1996 году и, подобно сорняку, распространился по всему континенту, лишая местные газеты наиболее надежного источника доходов: частных объявлений. T & G попыталась удержаться в разделе частных газетных объявлений, вступив на мелководье интернета, на telegram.com, где сокращенно ее название — довольно безнадежно — звучало как «TANGO!». Потом началась очередная серия корпоративных поглощений и операций инвестирования заемных средств, совершаемых руководителями под контролем акционеров, которых интересовало не столько качество газеты, сколько высокие дивиденды. В 1999 году компания «Нью-Йорк таймс» приобрела T & G примерно за триста миллионов долларов. К 2000 году только триста пятьдесят из полутора тысяч оставшихся в Соединенных Штатах ежедневных газет находились в независимом владении. А на каждые сто американских городов, издававших ежедневные газеты, приходился только один, который не относился к разряду одногазетного.
Затем наступил полный упадок, когда газеты по всей стране, находясь в тисках гигантских корпораций и неуклюжей старомодной бизнес-модели, оказались не в состоянии конкурировать со стартапами — новостными онлайн-агрегаторами, такими как «Хаффингтон пост» (Huffington Post (осн. 2005) и «Брайтбарт ньюс» (Breitbart News (осн. 2007), которыми читатели могли пользоваться бесплатно. Кроме того, агрегаторы новостей переманили к себе рекламодателей; Фейбук и Гугл проглотили клиентов рекламных агентств целиком. Крупные газеты нашли способы адаптироваться в этой ситуации; издания поменьше в основном схлопнулись. В период с 1994 по 2016 год, когда население округа Вустер выросло более чем на сто тысяч, ежедневная доставка T & G на дом сократилась с более чем ста двадцати тысяч до почти тридцати тысяч. За один только год тираж упал на двадцать девять процентов. В 2012 году, после очередной волны сокращений, T & G покинула свое здание, поскольку штат ее сотрудников теперь умещался на двух этажах расположенного неподалеку офисного здания. В следующем году владелец «Бостон ред сокс» (Boston Red Sox) приобрел эту газету, а также «Бостон глоуб» (Boston Globe) за семьдесят миллионов долларов у компании «Нью-Йорк таймс» — но только для того, чтобы менее чем через год перепродать T & G за семнадцать миллионов долларов «Галифакс медиа групп» (Halifax Media Group). Последняя удерживала у себя издание всего полгода, прежде чем сама не оказалась — как на барахолке — купленной юридическим лицом, которое без всякой иронии именует себя «Нью медиа инвестмент груп» (New Media Investment Group).
За цифрами скрывается еще более неприятная история. За последние полвека, и особенно в последние два десятилетия, изменилась сама журналистика — то, как новости освещаются, публикуются, пишутся и редактируются — в том числе сделав возможным появление фальшивых новостей. И произошло это не только по причине слияний и поглощений, корпоративной собственности, потери рабочих мест, появления поисковика Гугл, Фейсбука и «БаззФид» (BuzzFeed). У нас нет недостатка в невероятно талантливых журналистах, проницательных и бесстрашных, блестящих профессионалах с широким кругозором, равно как и нет конца захватывающим инновациям в том, что касается формы, особенно в визуальной подаче репортажей. Тем не менее журналистика как профессиональная область пребывает в прострации, она истощена, потеряна и издергана, ее карманы пусты, а ночи бессонны. Она ускорилась до крайности. Стала резче, требовательнее и злее. Она хочет, и хочет, и хочет. Но что ей действительно нужно?
Ежедневная газета является стержнем современной журналистики. Большинство ежедневных газет были основаны в тридцатые годы 19 века, когда собственно и закрепилось само слово «журналистика», означающее ежедневные репортажи, день (jour) в освещении прессы. Первые ежедневные газеты целиком зависели от подписчиков, платящих по счетам. Пресса действовала в интересах той или иной партии, читатели были избирателями, а цель новостей состояла в том, чтобы убеждать (и явка избирателей была высокой). Но к 1900 году у большинства американских газет — а их было около восемнадцати тысяч — более двух третей доходов начала приносить реклама, между тем читатели сделались потребителями (и явка избирателей вступила в фазу своего продолжительного падения). «Газета — это не миссионерское или благотворительное учреждение, а бизнес, собирающий и публикующий новости, которые люди хотят и готовы покупать», — сказал в 1892 году один редактор из Миссури. Газеты перестали разжигать политические страсти, как делали это раньше, потому что предприятиям нужны были читатели — независимо от их политической позиции. «Сегодня бытует мнение, будто общественность хочет, чтобы политика была „объективной"», — написал журналист в следующем году. Репортеры заявили о своей приверженности «фактам, фактам и снова фактам», а поскольку пресса стала менее пристрастной и более ориентированной на рекламу, газеты разбились на группы не по политическим убеждениям своих читателей, а по уровню их доходов. Если вы готовы потратить много денег, вы читаете «Сент-Пол пионер пресс» (St. Paul Pioneer Press); если вы не настолько состоятельны, вы читаете «Сент-Пол диспэтч» (St. Paul Dispatch).
Неудивительно, что вскоре критики начали писать большие книги, как правило, обвинительного свойства, о взаимоотношениях между бизнесом и журналистикой. «Когда вы читаете свою ежедневную газету, перед вами факты или пропаганда?» — спрашивал Аптон Синклер (Upton Sinclair) на обложке книги «Подкуп прессы» («The Brass Check») в 1919 году. В 1944 году в книге «Исчезновение ежедневной газеты» («The Disappearing Daily») Освальд Гаррисон Виллард (Oswald Garrison Villard) сетовал: «То, что некогда было профессией, теперь стало бизнесом». Важной книгой, вдохновившей Джил Абрамсон (Jill Abramson) выбрать профессию журналиста, был труд Дэвида Халберстама (David Halberstam) «Сильные мира сего» («The Powers That Be»), опубликованный в 1979 года и рассказывающий историю развития современных корпоративных СМИ в середине двадцатого века. Халберстам, получивший Пулитцеровскую премию в 1964 году за свои репортажи из Вьетнама для «Нью-Йорк таймс», продолжил свою историю приблизительно с того момента, на котором остановился Виллар. Он начал свое повествование с «Эф.Ди.Ар.» (F.D.R.) и радио «Си-Би-Эс» (CBS); добавил туда «Лос-Анжелес таймс» (Los Angeles Times), «Тайм инкорпорейтед» (Time Inc.) и телесеть «Си-Би-Эс» (CBS); а кульминацией его истории были «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», а также публикация документов Пентагона в 1971 году.
Халберстам утверждал, что в период между 1930-ми и 1970-ми годами радио и телевидение привнесли в газетные репортажи новую оперативность, в то время как ресурсы, предоставляемые корпоративными владельцами, и требования, предъявляемые все более изощренной отечественной аудиторией, приводили к выработке более беспристрастной манеры, репортажи стали включать в себя расследования и носить состязательный характер — эти статьи были способны положить конец войне и свергнуть президента. Ричард Ровер (Richard Rovere) точнее всех подытожил произошедшее: «„Лос-Анжелес таймс", „Вашингтон пост", „Тайм" и „Си-Би-Эс" объединяет то, что под давлением, создаваемым внутри и снаружи, они перешли от продажности, местечковости или посредственности, либо от всех трех, к тому, что приближается к журналистскому совершенству и ответственности». За это преобразование пришлось дорого заплатить. «Уотергейт, как и Вьетнам, скрывал один из центральных новых фактов о роли журналистики в Америке, — писал Халберстам. — Только очень богатые, очень мощные корпоративные институты, подобные этим, имели влияние, охват и, прежде всего, ресурсы, чтобы бросить вызов президенту Соединенных Штатов».
Охват охвату рознь. В пору моего детства, в семидесятые годы, никто из моих знакомых не читал «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» или «Уолл-Стрит джорнал». Никто из тех, кого я знала, не читал даже бостонский «Глоуб» — газету, которая придерживалась следующего правила: ни одна статья не должна содержать в себе настолько жесткой критики, чтобы «на следующий день автор не мог пожать руку человеку, ставшему объектом этой критики». После того, как журналистика приготовилась к бою, мой отец только один раз отозвался о «Глоуб» как о «бездарной коммунистической газетенке» — не в последнюю очередь потому, что в 1967 году она стала первой среди крупных американских газет выступившей против войны во Вьетнаме.
Представления о новой журналистике, которых придерживались такие люди, как мой отец, ускользнули от внимания Халберстама. В 1969 году вице-президент Никсона Спиро Агню (Spiro Agnew) выступил с речью, подготовленной помощником Никсона Патом Бьюкененом (Pat Buchanan), в которой обвинил прессу в либеральной предвзятости. По слухам, Никсон сказал своим сотрудникам: «Не помешает поставить прессу на место». Пресса, по словам Агню, представляет собой не виданную в истории «концентрацию власти над американским общественным мнением», которое складывается благодаря людям, которые «читают одни и те же газеты» и «постоянно разговаривают друг с другом». Да как они смеют! Халберстам отмахнулся от этих слов, посчитав их полным бредом, но, как стало ясно впоследствии, у Агню была сочувствующая аудитория, особенно в таких домах, как мой.
Кто-кто? Спиро? «Агню вызывал у прессы приступы бурного веселья», — заметил в 1970 году Артур Шлезингер-младший (Arthur Schlesinger, Jr), но «никто не может сомневаться ни в силе личности Спиро Агню, ни во влиянии, которое оказывают его слова». Отныне ни один исследователь в области журналистики не может себе позволить проигнорировать мнение Агню. В своей книге «О прессе: либеральные ценности, которые формировали новости» («On Press: The Liberal Values That Shaped the News») историк Мэтью Прессман (Matthew Pressman) утверждает, что какое бы то ни было осознание кризиса журналистики в 21-м веке должно начинаться с победы над призраком Спиро Агню.
По мнению Прессмана, ключевым периодом для современного отдела новостей стало то, что Абрамсон называет «золотым веком Халберстама» между 1960 и 1980 годами, а его характерной чертой было принятие не либеральных предубеждений, а либеральных ценностей: «Интерпретация заменила передачу новостей, а на смену почтительности пришло соперничество». Если в 1960 году девять из каждых десяти статей в «Таймс» о президентских выборах носили описательный характер, к 1976 году более половины из них представляли собой интерпретации. Этот поворот отчасти был следствием распространения телевидения — людям, которые просто-напросто хотели узнать, что происходит в мире, достаточно было включить телевизор, по этой причине газеты должны были предложить им что-то другое — и отчасти следствием маккартизма. «Возвышение Маккарти заставило все уважающие себя газеты разработать форму репортажа, которая помещает в контекст то, что говорят люди, подобные Маккарти», — сказал в 1953 году радиокомментатор Элмер Дэвис (Elmer Davis). Пять лет спустя «Таймс» открыла отдельную рубрику «Анализ новостей». «Когда-то новостные сюжеты напоминали диктофоны, — читаем в Бюллетене Американского общества редакторов газет за 1963 год. — Больше такого нет. Целая историческая эпоха научила нас гораздо большему: Гитлер и Геббельс, Сталин и Маккарти, автоматизация, аналоговые компьютеры и ракеты».
Прессман настаивает на том, что эти изменения не были обусловлены идеологией, однако повлекли за собой идеологические последствия. Вначале они получили одобрение ведущих консерваторов. «Если репортер оставляет свои предрассудки за пределами статьи, это достойно всяческих похвал, — писал Ирвинг Кристол (Irving Kristol) в 1967 году. — Не допускать проникновения личных суждений в статью нужно для того, чтобы выхолостить правду». После того, как «Таймс» и «Пост» опубликовали документы Пентагона, Кристол резко поменял свои убеждения. Журналисты, жаловался он в 1972 году, теперь «вовлечены в постоянную конфронтацию с социальным и политическим порядком (который они называют „истеблишментом")». К 1975 году, после Уотергейта, Кристол утверждал, что «нынче большинство журналистов… „либералы"». Таким образом стали набирать обороты нападки консерваторов на прессу, и продолжались они вплоть до возникновения трампизма — «Нью-Йорк таймс на грани банкротства», «Си-Эн-Эн — это фальшивые новости», пресса — «истинный враг народа» — и в духе революции, пожирающей своих старейшин, до закрытия «Уикли стэндард» (Weekly Standard) самого Уильяма Кристола в декабре. «Убогая и завравшаяся „Уикли стэндард"… вконец разорилась и стала банкротом, — написал Трамп. — Пусть покоится с миром!»
То, чем в 1950-е годы были для журналистики Маккарти и телевидение, в 2010-е являются для нее Трамп и социальные сети: речь идет о дозволении менять правила. Золотой век Халберстама, или то, что он называл «апогеем журналистики», закончился примерно в 1980 году. Анализ Абрамсон в «Торговцах истиной» начинается с 2007 года, самой низкой точки, в которой когда-либо находилась журналистика: через год после того, как Фейсбук запустил свою новостную ленту, когда «все начало разваливаться».
«Сильные мира сего» послужили для «Торговцев истиной» Абрамсон не просто вдохновением, но и образцом. В своей книге Абрамсон следует структуре работы Халберстама и подражает ее стилю, ведя хронологию ряда важных общенациональных медиа-организаций — в данном случае это «БаззФид», «Вайс» (Vice), «Таймс» и «Вашингтон пост» — в чередующихся главах, которые состоят главным образом из зарисовок персонажей и репортажей. Книга насыщена сплетнями и гламуром, в том числе подробностями о том, какие рестораны пользовались у сильных мира сего особой популярностью и во что они одевались («Зульцбергер (Artur Sulzberger), издатель „Таймс" носил стильные костюмы от Блумингдейла, сшитые на заказ, хотя это и не бросалось в глаза, а также надевал подтяжки, пока они не вышли из моды»). Вместе с тем она предлагает читателю глубокое проникновение в природу структурных преобразований, например, того, как публикации в интернете и социальных сетях «разбили» газету на составляющие, так что читатели, которые раньше находили на своем крыльце толстую бумажную газету, теперь читают на своих телефонах отдельно взятую статью. «Каждая отдельная статья теперь живет на своей странице, где у нее есть уникальный URL-адрес, и ее можно распространять до такой степени, что она станет невероятно популярной в интернете, — отмечает Абрамсон. — Вот почему конкуренция сегодня разворачивается не между газетами, а между статьями».
Эта история — хроника упущенных возможностей, ошибок и трудно усвоенных уроков. Еще в 1992 году во внутреннем отчете «Вашингтон пост» содержался призыв к созданию «электронного продукта»: «„Пост" должна быть в авангарде происходящих перемен». Вскоре «Гардиан» открыла лабораторию «Новые медиа», которую, по словам Русбриджера (Rusbridger) многие сочли несерьезной затеей, ведь в то время «лишь три процента семей имели персональный компьютер и модем», да и в офисах самой газеты ситуация была похожей: «по слухам, внизу у парня по имени Пол был Макинтош, подключенный к интернету». В бизнес-плане «Гардиан» за 1996 год делался вывод о том, что приоритетом является печать, а редактор лондонской «Таймс» Саймон Дженкинс (Simon Jenkins) предсказывал: «Интернет часок покрасуется на сцене, а потом займет свое место в рядах менее значимых СМИ». В 2005 году «Пост» упустила шанс на десятипроцентные инвестиции в Фейсбук, доходы от которых, как отмечает Абрамсон, в течение десятилетий могли бы держать газету на плаву. Исполнительный директор компании «Вашингтон пост» Дон Грэм (Don Graham) и Марк Цукерберг пожали друг другу руки, заключив контракт на словах, но, когда Цукерберг уклонился от сделки, чтобы принять более выгодное предложение, Грэм из чувства симпатии к только начинающему молодому парню позволил ему уйти. В следующем году «Пост» оставила без внимания предложение, поступившее от двух ведущих политических репортеров, о создании дополнительного веб-сайта; они основали «Политико» (Politico). «Таймс», пишет Абрамсон, отказалась от представившейся ей на ранних порах возможности инвестировать в Гугл, и ей пришлось укреплять свою несостоятельную бизнес-модель введением всяких мещанских уловок, так был добавлен раздел «Стиль по четвергам», дабы привлечь более элитную и выгодную рекламу. Билл Келлер (Bill Keller), бывший в то время редактором газеты, сказал: «Если багдадское бюро может спасти только порно класса люкс, пусть так оно и будет».
Однако наибольшую тревогу вызывает не то, что этим газетам сделать не удалось, а то, какой большой процент ими сделанного определялся не столько их собственными редакторами, сколько руководителями Фейсбка и «БаззФид». Если в течение последних двух десятилетий журналистика была изобретена заново, то произошло это в основном не благодаря репортерам и редакторам, а посредством технических компаний — в последовательности событий, которые, согласно шокирующему повествованию Абрамсон, напоминают скорее серию ребяческих проделок, нежели акты общественного служения.
Джилл Лепор (родилась 27 августа 1966) (Jill Lepore) — американский историк и штатный автор издания, присоединилась к коллективу «Нью-Йоркера» в 2005 году. Джилл — известная писательница. Ее книги получили ряд премий: «Имя войны» (The Name of War) получила премию Бэнкрофта; «Горящий Нью-Йорк»(New York Burning) стал финалистом Пулитцеровской премии по истории; «История Америки»(The Story of America), которая попала в шорт-лист Литературной премии за искусство эссе (Literary Award for the Art of the Essay); «Книга веков» (Book of Ages), финалист Национальной книжной премии; и «Тайная история чудесной женщины»(The Secret History of Wonder Woman). Ее последняя книга «Эти истины: история Соединенных Штатов»(These Truths: A History of the United States) вышла в свет в сентябре 2018 года. Лепор получила степень доктора философии по американистике в Йельском университете в 1995 году и является профессором американской истории Дэвида Вудса Кемпера в Гарвардском университете. В 2012 году она стала профессором Гарвардского колледжа в знак признания ее успехов в преподавании студентам.
Ее материалы публиковались в таких известных изданиях, как The New York Times, The Times Literary Supplement, The Journal of American History, Foreign Affairs, Yale Law Journal, The American Scholar и American Quarterly.
