До того момента мы утешали себя тем, что 90-е — это временный регресс в историческом развитии мира, что эволюция наконец возьмет верх и обезьяноподобный наблюдатель за летающими тарелками превратиться в часть Вселенной. Но мы глубоко ошибались. Первая бомба, которая упала в сердце Европы после Второй мировой войны, ознаменовала конец целой эры. И то, что мишенью стали именно мы, сербы, отнюдь не случайно, если учесть всю нашу прошлую борьбу, вспомнить всех мировых захватчиков, которых мы прогнали, и наше геостратегическое положение. Против нас было и то, что во главе нашего государства стояла малая, слабая копия Тито. А кроме того, большинство из нас отказалось принять тот факт, что мы не центр Вселенной и что для мира, по крайней мере для наших захватчиков, мы всего лишь точка на карте. С ней они хотели поступить, как саранча, которая пожирает будущее и уничтожает последнее, что есть у этой планеты. Они оставляют за собой новый мировой порядок, голую пустыню, море беженцев, джихад, ренессанс религий и разгул самых низменных человеческих страстей.
Многие говорят, что плохо помнят бомбардировки, потому что топили свой страх в самогоне, который брали из запасов, оставленных на свадьбу, похороны или крестины. Кто-то с удовольствием заедал свой страх таблетками. Они спали в сырых подвалах, пока падали бомбы, отправляли своих детей к бабушкам и дедушкам в деревни, и, прощаясь со своими детьми, они прощались со своими мечтами. Ночные кошмары они разгоняли фонариками в темных помещениях без воздуха, но с тяжелым запахом обгорелых душ. Но были и такие, кто прошел через все трезвым, кто откликнулся и выполнил свой трудовой долг и кто из-за этой своей трезвости и погиб. И об этом никто не смеет забывать.
Я не обвиняю всех этих малодушных людей, которые остались одни в темноте и чьи сердца не могли вынести ежедневного страха. День ото дня. Ночь от ночи. Кто не мог видеть в окнах растерзанные тела, потому что в каждом таком теле видел свое. Я не обвиняю тех, кто был побогаче и кто поскорее убежал за границу. Я также не виню тех, кто через ту же границу незаконно провозил всякую ерунду, необходимую сербам под бомбами. Я не виню тех, кто без раздумий шел на смерть, завороженный пророческими речами о победе, которой ни один разумный человек ожидать не мог. Потому что мы попали в лапы к ним — 19 странам-членам НАТО во главе с США и всей их военной машиной и военными отбросами, которые они совершенно осознанно сбросили на нас. Я виню всех тех американцев, итальянцев, испанцев, немцев, англичан, французов — всех маленьких людей этих больших наций, которые согласились, чтобы их души поставили на службу новому богу, антибогу, которому тогда они помогли воцариться, и на полное поругание в будущем…
Я помню, что все окна по совету специалистов мы залепили широкой лентой, потому что когда бомба взрывается, стеклянные окна разлетаются вдребезги и ранят людей. Но я очень хорошо помню, что никакие ленты этого мира нам не помогали, когда в нашем доме взрывался бутановый баллон. Такие баллоны взрывались от старости и неиспользования, а вспоминали о них из-за голода и простого желания поесть чего-нибудь горячего в городе без электричества и воды.
Я также помню землетрясение, которое случилось после ночи самых страшных бомбардировок и которое мы просто прокомментировали словами: «Это просто землетрясение, не более…» Я помню слезы своих детей, еще слишком маленьких для того, чтобы понять, почему каждую ночь я прячу их под дверным косяком, кутаю в одеяла, целую в темноте и сижу перед допотопным транзистором, готовая к следующему ночному бдению. А утро я встречала готовая к новому рабочему дню и задачам, которые не могли ждать до конца войны… Они не понимали, почему я оставляю их и спешу на троллейбус, набитый изможденными людьми, которые страдают так же, как и я.
Труднее всего мне возвращаться к одному воспоминанию, которое сейчас мне кажется сном о временах чудес и чудовищ. Это воспоминание о моей бабушке, которая каждый вечер перед сиренами зажигала лампадку перед иконой святой Петки и шепотом читала молитву насколько чудесную, что каждое слово молитвы врезалось мне в сердце ножом. Она шептала, не зная, что я ее слушаю, быстро крестилась и немедленно принималась за свою часть подготовки к очередной ночи ужаса. Именно ее слова обнажают несоответствие между реальностью и душой… «Прости их, Боже, они не ведают, что творят».
