Лед размяк, и лужи стали больше. Скоро тут пройдут стада оленей, и на пару месяцев вечная мерзлота покроется травой. Тогда на сибирский полуостров Ямал ненадолго придет жизнь. А в октябре зима вернется.
Но газ продолжает поступать из-под земли.
Тихо жужжат судовые двигатели, через круглый люк можно наблюдать за их работой. По лицу Виктора Моисеева пробегает улыбка. «По этому звуку можно определить, что все в порядке, — говорит он. — Всё хорошо». Для Моисеева эти судовые двигатели — части большого организма, в котором множество колесиков приводят друг друга в движение. Другие элементы — это и скважины глубиной 1 200 метров, через которые газ поступает наверх. И переплетение труб, собирающих газ. И, наконец, сами мощные газосжимающие моторы, ведь только под большим давлением газ можно протолкнуть через трубопроводы — в Европу, в Германию. Моисеев — заместитель начальника производства на газовых полях полуострова Ямал, которые разрабатывает энергетический концерн Газпром. Компрессоры придают смысл работе Моисеева. Ведь без транспортировки, без трубопроводов, ведущих к потребителям, даже самые богатые газовые месторождения никому не нужны.
Всякий, кто зажигает огонь на газовой плите, кто получает горячую воду из конденсационного котла или из газовой колонки, живет молекулами газа с этого конца света. И поймет их значение, только когда они вдруг исчезнут. А чтобы доставить их, по дну Балтийского моря нужно проложить вторую пару труб за почти десять миллиардов евро — «Северный поток — 2». Ни один проект в Европе не отличается такой взрывоопасностью, как этот.
Нет, о политике Моисеев сейчас говорить не хочет, давать интервью тут нежелательно. Этот человек — инженер, он должен сосредоточиться на технике. А с чисто технической точки зрения ситуация такова, что российские газовые месторождения не бесконечны. Уренгой, Ямбург, Медвежье — так назывались гигантские месторождения прошлого. Их производительность медленно, но верно снижается. Участок Моисеева, полуостров Ямал, — гигант будущего.
Ни деревья, ни кустарники тут не растут. Людей тоже нет. По плоской голой равнине пролегают линии электропередач и трубы. Вокруг стоят контейнеры, как будто брошенные какой-то экспедицией. Единственное, что здесь движется, — одинокая буровая установка. Она бурит в замерзшем песчаном грунте одну скважину за другой, метр за метром. За работой наблюдают из хорошо отапливаемого контейнера. Как рабочие узнают, что наткнулись на газ? Моисеев качает головой. «Ничего узнавать нам не надо. Мы знаем это наперед». Газ тут практически повсюду, на различной глубине. И из каждой новой скважины поступает новый газ. Только в Бованенкове, самом большом газовом месторождении на Ямале, залегают 4,9 триллионов кубических метров. Такими же запасами обладают Норвегия и вся остальная Европа вместе взятые. Газпром собирается разрабатывать это месторождение до 2028 года.
После того как газ из Бованенкова подвергнется очистке и по длинным трубам попадет к судовым двигателям, он отправится в далекое путешествие в направлении Запада с множеством промежуточных этапов. По пути он попадет на станции Ухта и Грязовец, оттуда одна часть пойдет к Балтийскому морю, а другая витиеватым путем направится в сторону Белоруссии и Украины. Тут вступает в игру «Северный поток — 2». Когда добыча на западносибирском полуострове Ямал выйдет на полную мощность, то вторая нитка газопровода логично станет соединительным элементом для Центральной Европы: 4 166 километров от Ямала до Грайфсвальда. Так, во всяком случае, считает Газпром. Альтернативный вариант на 1 800 километров длиннее, он проходит через Украину.
В прошлый понедельник концерн вместе с дочерней компанией «Северный поток» пригласил гостей на третий этаж одного из московских отелей в непосредственной близости от министерства иностранных дел. Присутствовал и Дмитрий Хандога, менеджер, отвечающий в Газпроме за внешнеэкономические связи с Западом. Трудно сказать, что может вызвать на его лице хоть какие-то эмоции, спор о «Северном потоке — 2», во всяком случае, на это не способен. С равнодушной миной он излагает свои аргументы, упоминает о планах Германии отказаться от угля. Потом говорит о сокращении добычи газа в Западной Европе. «Мы не можем закрывать глаза на тот факт, что местное производство газа в Европе идет на убыль, — говорит Хандога. — В Газпроме убеждены, что наш газ необходим европейскому рынку. И мы готовы снабжать его».
Звучит так, будто компания, которая одна в 2017 году обеспечила 4% ВВП России, является чисто благотворительной фирмой. Но при этом ее потенциальное влияние на Европу — лишь часть проблемы: в прошлом году 36,7% потребности в газе в Европе покрывал Газпром, причем газом из Западной Сибири. Поставки даже выросли по сравнению с предыдущим годом, причем вопреки всем антироссийским санкциям. «Этот рост, — самодовольно заметил Хандога, — нас удивил».
В Бованенкове есть и мобильная связь, и интернет: даже самые отдаленные контейнеры снабжены спутниковыми тарелками для приема телепередач. Но от спора вокруг российского газа здешние газовые поля сюрреалистически далеки. В центре спора находится Украина, которая надо обойти, а также конфликт вокруг российской аннексии Крыма, нарушившей все нормы международного права. Определенную роль играют и опасения Восточной Европы относительно слишком большой зависимости не только от России, но и от будущей страны-транзитера Германии. Свою позицию высказал и президент США Дональд Трамп, который не только хочет снизить влияние России, но и не прочь сам снабжать Европу сжиженным газом «сделано в Америке». И, наконец, речь идет о сохранении климата и о том, не загонят ли нас новые газопроводы еще дальше в мир ископаемых источников энергии. Газовые поля Ямала оказались в центре европейской борьбы за власть. Но холодная Сибирь бесконечно далека от всего этого. На здешней вечной мерзлоте не ощущается даже глобальное потепление климата, как уверяют работники Газпрома. Во всяком случае, пока.
Хеннингу Котэ (Henning Kothe) в принципе волноваться особо не о чем. Котэ — директор «Норд Стрим — 2 АГ», и прокладка трубы продвигается вперед метр за метром. У берегов Швеции работает «Пайониринг спирит» (Pioneering Spirit), судно-трубоукладчик длиной 400 метров, из центра которого трубопровод укладывается в море с такой легкостью, как будто это длинный резиновый шланг. «Это великолепно слаженная команда, — говорит Котэ. — Они укладывают 24 метра трубы за каждые семь минут». За 1 440 минут рабочего дня получаются 4 937 метров, то есть почти пять километров в день. От российского берега продвигается другое, более мелкое судно — «Солитэр» (Solitaire). Вместе они уже уложили 1 300 километров труб. Это больше половины всей длины газопровода, состоящего из двух ниток по 1 230 километров каждая. Котэ уже участвовал в строительстве газопровода «Северный поток — 1», а проект номер два должен будет увеличить мощность газопроводов с 55 до 110 миллиардов кубических метров в год. Но на этот раз ситуация усложнилась. «На первом газопроводе мы сталкивались в первую очередь с техническими задачами, потому что многое делали впервые. Теперь же главные проблемы политические».
Котэ так же привязан к трубопроводу, как Моисеев — к своему газовому полю. То, что сейчас происходит с Котэ, можно сравнить с ситуацией, как если бы у Моисеева вдруг выключили судовые двигатели и отключили весь его огромный участок от электричества. Котэ так формулирует проблему: «Как бы мне хотелось сказать, что у нас есть все разрешения!» Но это не так.
На сегодняшний день поданы заявки на три маршрута для «Северного потока — 2», и все они идут мимо датского острова Борнхольм. Один пролегает прямо через датские территориальные воды, но, согласно принятому задним числом закону, на это требуется одобрение датского министерства иностранных дел. Следующий маршрут проходит северо-западнее острова Борнхольм, через так называемую исключительную экономическую зону. В прошлом месяце, наконец, был предложен третий маршрут — юго-восточнее Борнхольма. Он стал возможен после того, как Дания и Польша урегулировали некоторые неясности в прохождении своих границ. Первый и второй варианты власти в Копенгагене хотят сравнить между собой, и конечно, очень тщательно. Они намерены выяснить, «какой из маршрутов оптимален с точки зрения экологии и безопасности», как заявило Датское энергетическое агентство. Как долго это продлится, власти сказать не могут. Но, судя по всему, Дания торопиться не собирается. «Они даже говорить с нами не хотят», — сетует Котэ.
Вот так проходит время.
А на Ямале один день похож на другой. В восемь часов вечера и в восемь утра происходит пересменка. Если не следить за положением солнца — то на западе, то на востоке — то разницы никакой нет: и утром, и вечером одинаково светло. Начались белые ночи, темнота больше не наступает. И поэтому каждые двенадцать часов в поселок въезжают автобусы, и рабочие расходятся по своим жилищам. Тут нет спортплощадок и пивных, вся жизнь протекает в помещениях. Один месяц рабочие проводят здесь, затем — месяц дома, в отпуске. «За эту работу держатся», — говорит Моисеев. Проблем с новыми кадрами нет. Он сам бывает здесь только днем, а живет в 600 километрах отсюда, в Надыме, городе в тундре. В империи Газпрома есть собственная авиалиния и вертолеты для перевозки персонала на лед, в города, стоящие на опорах, вбитых в вечную мерзлоту.
Задержки в осуществлении такого проекта на десятки миллиардов, как «Северный поток — 2», в этой империи не предусмотрены. Тем более что последствия могут перевернуть все стратегические расчеты.
Ведь «Северный поток — 2» призван, помимо всего прочего, ослабить позиции Украины на переговорах. В последние годы Москва и Киев регулярно спорят об условиях транзита, о соответствующих пошлинах и ценах на газ. В будущем большая часть газа пойдет через Балтийское море. А в Черном море в конце года планируется ввести в эксплуатацию газопровод «Турецкий поток», ведущий из России прямо в Турцию и дальше в Южную Европу. Украину обошли бы, и как раз вовремя: в конце 2019 года истекает срок действия нынешнего договора о транзите газа через Украину. К тому моменту должен быть готов и «Северный поток — 2». С балтийской альтернативой у Газпрома оказался бы на руках джокер.
Но что если новый газопровод не достроят к концу года? Говоря об этом, вдруг оживляется даже Дмитрий Хандога в московском отеле, этот главный планировщик Газпрома в проекте «Северный поток — 2». «Кошмарный сценарий, — говорит он и тут же добавляет: — Сейчас однозначно рано думать о задержке работ». Корабли еще продолжают прокладывать трубы, точно по плану. Пока не уткнутся в датскую границу. Если же Газпром будет и дальше зависеть от транзита по Украине, то джокер будет у Киева.
Вот так и растут горы проблем вокруг миллиардного проекта. ЕС ужесточил правила для зарубежных газопроводов, таких как «Северный поток — 2», новая директива вступила в силу в пятницу. Новые правила Газпрому не понравятся: его трубопровод должен быть доступен и для других газовых компаний. Нет даже уверенности в том, что Газпром и дочерняя компания «Северный поток — 2» сохранят доли в газопроводе — правила ЕС это запрещают. В письме президенту Еврокомиссии Жану-Клоду Юнкеру (Jean-Claude Juncker) «Северный поток — 2» потребовал сделать для себя исключения и назначил срок для ответа. Но срок уже прошел.
При новом составе Еврокомиссии вряд ли что-нибудь изменится, ведь главный кандидат на пост ее президента от консервативной Европейской народной партии член ХДС Манфред Вебер (Manfred Weber) уже выступил против «Северного потока — 2» и не случайно сделал это через одну из польских газет. Польша вместе с прибалтийскими странами относится к самым ярым противникам газопровода. Удастся ли Еврокомиссии остановить строительство? Это еще под вопросом. Но все это создает атмосферу неуверенности, как и угрозы Вашингтона обложить фирм-участниц проекта санкциями в США, что касается и пятерых европейских инвесторов газопровода, включая немецкие «Винтерсхалл ДЕФ» и «Юнипер». В середине месяца в Сенат США поступил законопроект, согласно которому целью американских санкций должны стать и судна-трубоукладчики. «США не могут позволить, чтобы Россия доминировала в энергетическом будущем Европы», — сказал сенатор от Техаса Тед Круз (Ted Cruz). «С этим проектом, — говорят во французском концерне «Анжи» (Engie), — возможно все». «Анжи» — также один из инвесторов. Пока в этом проекте неудачу терпят все.
Проблемы продолжаются и на земле. Ведь для того, чтобы газ «Северного потока — 2» из приемного терминала в Грайфсвальде пошел дальше, и в Германии нужно построить новый газопровод — «Евгал» (Eugal) длиной 480 километров в направлении Чехии. Тут тоже еще многое неясно, и это зависит от людей вроде Мальте Хайнена (Malte Heynen). Вскоре после финансового кризиса этот житель Берлина наткнулся в интернете на маленькое объявление о продаже участка земли в Бранденбурге и купил его. Это должно было стать защищенным от кризисов капиталовложением. Хайнен не мог предположить, что «Евгал» пройдет прямо по его участку, по полоске земли длиной в 38 метров. «Как будто судьба постучалась в мою дверь, — говорит он. — Этот газопровод — катастрофа для климата». По его словам, газопровод на десятилетия приговорит Европу к сжиганию ископаемого газа. Судьба позвала, и Хайнен подал иск: поводом стали вредные последствия для климата, при одобрении газопровода якобы не были проведены достаточно тщательные проверки, а также завышенные цифры прогнозов будущего потребления газа, составленных самим газовым лобби без достаточной проверки. Если его иск будет удовлетворен, то строительству газопровода будет нанесен ощутимый удар. А тем временем в Мекленбурге-Верхней Померании активисты залезают в уже проложенные трубы и чем-то их затыкают. Сопротивление не утихает.
Для Виктора Моисеева все это — новости из другого, странного мира. «Идите сюда, садитесь», — говорит он в конце экскурсии, и его голос звонким эхом отражается от высоких окон зимнего сада. Тут стоят семь чугунных скамеек, вокруг в пластиковых кашпо расставлены растения, которые еще не испытали на себе темноту сибирской зимы.
Пусть никто не говорит, что здесь нет уютных уголков.
