Режиссер-изгнанник Су Сяокан помнит точный момент, когда он окончательно разорвал все нити с Китаем и решил, что больше не будет называть его своей родиной. Это случилось в 2003 году, когда он развеял пепел своих родителей над водами Бохайского залива на северо-востоке Китая, недалеко от Тяньцзиня.
Даже эту короткую поездку власти материкового Китая разрешили лишь с оговорками. 14 лет назад он покинул страну после разгона демонстрации на площади Тяньаньмэнь в Пекине 4 июня 1989 года. Попрощаться с больным отцом он не успел. Мать его умерла еще раньше, через два года после его изгнания.
Ему показалось, что страна сильно изменилась.
«Я не говорю о перенаселенности, загрязнении и пробках в Пекине. Мне показался невыносимым нравственный и культурный климат», — вспоминает Су. Сейчас ему 70, и он живет в Гейтерсберге, штат Мэриленд. Он увидел одержимость властью, жажду денег и национализм — и ужаснулся.
«Люди презирают Запад, и в то же время ему завидуют», — считает он.
Но и во время 14-часового перелета обратно в США, где у него жена и сын, у него не возникло чувства, что он летит домой.
«Я и на Западе чужой, и в Китае», — сказал Су в преддверии 30-й годовщины событий на площади Тяньаньмэнь.
Чувство отчужденности и неприкаянности возникает не у одного Су. Их ощущают многие из 400 интеллектуалов, студентов и чиновников, которым после разгона демонстрации пришлось уйти в изгнание.
Они обосновались в Европе, США и на Тайване, полные решимости помнить о событиях 1989 года и продолжать продвигать демократию на материке. Большинство даже надеялось рано или поздно вернуться домой, когда Пекин извинится, что бросил на демонстрантов танки и открыл огонь по мирным жителям.
Но ни извинений, ни возмездия не последовало. Напротив, китайские власти постарались стереть всякую память о кровавом инциденте, запретив вспоминать, обсуждать или отмечать эти события.
Но годы шли, и Китай поднялся как экономическая сверхдержава с огромной политической властью. Молодое поколение материкового Китая выросло, не зная имен диссидентов с площади Тяньаньмэнь, — а ведь они когда-то были достойнейшими и светлейшими умами страны.
Измученные бесплодным ожиданием, китайские эмигранты начали ссориться и конфликтовать. Даже самые выдающиеся участники демократического движения — некогда любимцы СМИ — постепенно выпали из поля зрения.
«Поддержка широкой общественности и международного сообщества уже не та, что была в 1989 году», — посетовал 50-летний Ван Дань, один из заводил на площади Тяньаньмэнь. После разгона демонстрации он шел первым в списке самых разыскиваемых пекинских студентов.
Перед тем, как уехать из Китая, он успел посидеть в тюрьме, а последующие два десятилетия жил в изгнании на Тайване и в США. В Вашингтоне он основал «Диалог: Китай», аналитический центр для продвижения демократии на материке. Ван признал, что Коммунистическая партия выстояла благодаря экономической и политической мощи Китая.
58-летний политолог Ся Йелян отметил, что китайские продемократические круги за рубежом с самого начала были очень разношерстными, ведь в них входили самые разные группы диссидентов-изгнанников.
Движение подкосили раздробленность и непрекращающиеся преследования со стороны китайских властей, считает Ся. Сам он переехал в Вашингтон в 2013 году, когда его лишили звания профессора Пекинского университета за излишнюю откровенность.
В последние годы на памятные мероприятия в честь событий 4 июня в США собирается мало народа, и его это очень расстраивает.
Он ожидал большего, потому что в 1992 году, вскоре после разгона, США издали законом о защите китайских студентов и выпустили примерно 54 тысячи грин-карт для жителей материкового Китая.
Тающая поддержка
Тридцать лет назад диссиденты с материка оказались в центре международного внимания, снискав сочувствие и значительную финансовую поддержку. Кадры, как на площадь Тяньаньмэнь въезжают танки, а солдаты открывают огонь по студентам и другим мирным гражданам, потрясли весь мир. Власти пытались раздавить восьминедельные протесты против коррупции и во имя демократии.
Первой диссидентов-беглецов приветствовала Франция. Вскоре ее примеру последовали США. Принстонский университет грантом размером в 1 миллион долларов создал Китайскую инициативу. Вскоре там подобралась крупнейшая группа китайских диссидентов и ученых за пределами материкового Китая.
В Гонконге люди жертвовали миллионы долларов на подпольную операцию «Желтая птица», которая помогла покинуть материк приблизительно 150 диссидентам.
Среди них оказался режиссер Су из семерки самых разыскиваемых интеллектуалов Китая.
Однако со временем поддержка иссякла, и всякий интерес к ним ослаб. Оставшись в одиночестве и без работы, они столкнулись с суровой реальностью.
«В Китае многие из них были выдающимися писателями и учеными, и вот как они провели последние три десятилетия», — сетует Су.
Трагедия не обошла стороной и самого Су. В 1993 году его жена, врач Фу Ли, попала в аварию и осталась парализована, и он посвятил себя уходу за ней и воспитанию сына Су Дана, — впоследствии он тоже стал врачом. Су постоянно корил себя за то, что лишил семью корней, и впал в затяжную депрессию.
«Вина никогда не пройдет, она вечно будет грызть мне сердце», — жалуется он.
Но еще мучительнее, говорит Су, было сознавать, что он и его соратники, творческие и талантливые люди, никогда не реализуют своего истинного потенциала.
Пекин его «Речную элегию» запретил, однако за рубежом фильм признали одной из важнейших китайских документальных лент современности. Работа над фильмом подарила ему незабываемые впечатления — особенно поездки на Лёссовое плато и «Желтую реку», Хуанхэ, и встречи с людьми.
«Было бы здорово, просто чудесно, если бы мне удалось еще пожить и поработать в Китае. Но это оказалось невозможно, — вздыхает Су. — Меня спрашивали, могу ли я снять еще одну „Речную элегию", но за границей. Так вот, ничего не выйдет».
Отставной баптистский священник преподобный Чу Юй-мин, один из ключевых игроков в операции «Желтая птица», сказал, что в конечном счете многих беглецов постигло разочарование.
«После спасательной операции все надеялись, что диссиденты адаптируются к новой среде, найдут новую цель и заживут мирной жизнью. Никто не ждал, что они устроят революцию», — говорит Чу. Сам он недавно принимал участие в движении «Оккупируй», когда сторонники демократии на 79 дней захватили ключевые районы Гонконга.
«Однако далеко не все успешно влились в новое общество, и работу по специальности тоже нашли не все», — объясняет он.
Болезненный разрыв
В 10 минутах езды от дома Су в Гейтерсберге расположен дом для престарелых, где живут Янь Цзяци и его жена Гао Гао. Они переехали из Нью-Йорка несколько лет назад. Cын их живет в Париже.
Сейчас Яню 77, а когда-то он был советником в рабочей группе по политическим реформам, которую возглавлял глава Коммунистической партии Чжао Цзыян до того, как в 1989 году его не сняли за сочувствие протестующим.
Янь прожил пять лет в Париже, а в 1994 году переехал в США, когда его пригласили работать в Колумбийский университет. На жизнь он зарабатывал статьями в гонконгских, тайваньских, японских и американских газетах. Жена работала медсестрой.
Объясняя, почему он не согласился на постоянную работу, ведь она приносит больше денег, он сказал: «Переехав в США, я допустил большую ошибку. Я всегда думал, что вопрос 4 июня будет решен в течение трех, пяти, семи или восьми лет, поэтому никогда не рассчитывал, что останусь в США надолго».
Янь все еще мечтает, что наступит тот день, когда память демонстрантов с площади Тяньаньмэнь будет отомщена, и он вернется домой.
«Я хочу умереть в Китае», — признается он.
В каком-то смысле больше других изгнанников повезло Сяну Сяоцзи. Во время протестов 1989 года он был переговорщиком с чиновниками от имени студентов, и в том же году бежал из Китая.
В отличие от возрастных диссидентов, кому пришлось начинать жизнь с нуля в возрасте 40 и 50 лет, ему было лишь 32, когда он приземлился в США. Кроме жены, спального мешка и 100 долларов в кармане, у него не было ничего. Однако благодаря диплому по английскому языку он поступил на юридический факультет Колумбийского университета и работал юристом во Флашинге, китайском квартале Нью-Йорка.
Сян вырастил в Америке дочь, и сам признает, что его жизнь сложилась лучше, чем у многих.
«Некоторые приехали, когда им было за 50. Они не могли ни устроиться разнорабочими или носильщиками, ни получить новое образование с нуля, — говорит он. — В Китае это были сливки общества, профессора или ученые, но здесь их квалификацию не признали. Им пришлось нелегко».
Сян не жалеет, что связался с диссидентским движением, но говорит, что долгая разлука с семьей была невыносимой.
Он вспоминает, как после переезда в США ему приходилось даже набрасывать черновик перед тем, как звонить домой, чтобы сэкономить на междугородних звонках. По телефону мать и сын заверяли друг дружку, что все хорошо, а о проблемах помалкивали, чтобы не тревожить друг друга.
Живьем они так и не увиделись, она умерла в Китае.
«Некоторые вещи нельзя исправить. Прошлого не воротишь», — говорит он.
Сейчас ему 62. Он считает, что события на площади Тяньаньмэнь уже не могут служить локомотивом демократических преобразований в Китае, однако оптимизма не теряет.
«У новых поколений будут свои борцы за права», — говорит он, имея в виду разразившиеся в 2014 году «Движение подсолнухов» на Тайване и «Оккупируй Гонконг». В обоих демонстрациях ключевую роль сыграли студенты.
«Сменились обстоятельства, поменялись лозунги, но цель осталась неизменной», — говорит он.
Разделенные и побежденные
В 30-ю годовщину разгона демонстрации на площади Тяньаньмэнь кажется, что выжидательная тактика Пекина дала плоды. Он игнорировал требования диссидентов изменить официальную линию в отношении продемократического движения 1989 года. «Не проходит ни единого дня, чтобы я не вспоминал эти события и не ужасался», — говорит Янь в Гейтерсберге.
Ему не дает покоя мысль о матерях Тяньаньмэнь, — они потеряли на площади своих детей, но им даже не дозволяется их оплакивать. Уже за границей он с соратниками по диссидентскому движению основал Федерацию за демократический Китай. Впрочем, некоторым их усилия кажутся бесплодными.
Режиссер Су покинул федерацию всего лишь через год после ее создания, потому что ему надоели постоянные распри. «У эмигрантских демократических кругов недостижимая цель. Разве можно свергнуть Коммунистическую партию из-за рубежа?» — считает он.
Что виновных накажут, он тоже не надеется: «Все, что мы можем сделать — это хранить память о 1989 годе и бороться с забвением».
Если Пекин рассчитывал свести усилия диссидентов на нет, то он поступил мудро, позволив им эмигрировать, считают одни. Неразбериху в собственных рядах признают даже сами участники движения. Другие же считают, что грызню усугубила конкуренция за ограниченное финансирование.
О расколе два года назад открыто заговорил 49-летний Го Вэньгуй, китайский магнат-эмигрант из Нью-Йорка. Развернув целое сетевое наступление на коррупцию в высших эшелонах Коммунистической партии, он бросил ряд обвинений и диссидентам, ранее его критиковавшим.
Так, он обвинил известного адвоката по правам человека Тэна Бяо в шпионаже в пользу Пекина. 45-летнего Тэна, которого перед бегством в США китайские власти похищали, пытали и держали под домашним арестом, вскоре подвергли остракизму и другие диссиденты.
«Конечно, я очень разозлился и расстроился, ведь среди тех, кто на меня нападал, было немало старых друзей, преданных общему делу», — говорит Тэн. Он живет в пригороде Нью-Джерси и руководит демократическим аналитическим центром.
Диссиденты списывают разногласия в своих рядах на непрекращающееся преследование, агентурную работу и саботаж со стороны Коммунистической партии. Они говорят, что партия внедряет в их круги шпионов и стукачей, а также фабрикует и распространяет слухи об отдельных лицах и группировках.
Например, в начале 2000-х Пекин обвинил Ван Даня в шпионаже в пользу Тайваня.
«У нас была масса неприятностей, — вспоминает он. — Хотя мы изо всех сил старались объясниться, но бороться с партийной пропагандистской машиной мы не в силах».
Ван признает, что у движения немало недостатков, но считает, что его долголетие — повод для гордости.
«Пожалуй, главное, что мы узнали, попав за границу, что суть демократии — в разнообразии, взаимоуважении и понимании, — говорит он. — Вот почему у зарубежного демократического движения столь разные позиции, организации и точки зрения. Это и есть демократия».
«Если кто-то захочет объединить движение в одну организацию с едиными лозунгами и под началом единого лидера, это и будет та самая авторитарная идеология, с которой мы боремся».
В написании статьи помогал Нектар Гань (Nectar Gan) из Вашингтона.
Джеффи Лам освещает политические события с 2009 года. Специализируется преимущественно на гонконгских вопросах, однако интересуется вопросами социального обеспечения, например, демографией, старением населения и уходом за престарелыми. Лауреат премии «Хьюман райтс пресс» 2016 года.
