В среду главы государств соберутся в Портсмуте, чтобы отметить 75-ю годовщину начала самой амбициозной военной операции за всю мировую историю. До начала высадки Иосиф Сталин с обидой и насмешкой говорил о том, как много времени ушло у союзников на подготовку переправы через Ла Манш и наступления в Европе. Но, как показали недавние протесты против государственного визита президента Трампа, линии разлома между союзниками в Атлантике возникают и совсем по другим причинам.
Героические мифы о Дне Д очень сильны. Их создала популярная пресса, а потом укрепил кинематограф. Самый известный фильм «Спасти рядового Райана» — это чисто американская версия дня высадки, где показана ужасающая действительность сектора «Омаха». Да, картина демонстрирует противоречия между коллективной необходимостью и инстинктом выживания отдельного человека, но голливудские штампы ведут к предсказуемой и банальной развязке, когда пестрая компания американских рейнджеров отражает атаку немецких танков и эсэсовцев.
Британский рассказ о той операции был бы совершенно иным. После унизительных поражений в первые годы войны, кульминацией которых стала эвакуация из Дюнкерка, британцы гораздо больше американцев страдали от нервного стресса в День Д и испытывали страх перед возможным провалом. Об этом рассказал один из английских штабных офицеров. Мне кажется весьма показательным то, что в самых известных британских фильмах, таких как «Дюнкерк» и «Темные времена», повествуется не о высадке 1944 года в Нормандии, а об эвакуации союзников с берегов Франции в 1940 году. Британцы продемонстрировали резкое отличие от американцев с их любовью к успеху и победам, проявив гораздо больший интерес к своим военным катастрофам в поэзии, прозе и на экране.
Если сегодня оглянуться назад, победа в Нормандии кажется неизбежной, потому что союзники обладали превосходством в воздухе и на море. Но в истории нет ничего предопределенного. В то время разделительная линия между блестящей победой и полным поражением была совершенно непредсказуема. Поздно вечером 4 июня генерал Эйзенхауэр и высшее командование союзных войск собрались в его временном штабе в поместье Саутвик-Хаус под Портсмутом. Им предстояло принять важнейшее решение: поверить прогнозам метеорологов, которые обещали 6 июня необходимый военным перерыв в штормовой погоде, или отложить операцию. Эйзенхауэр принял решение наступать. Если бы он решил иначе и отсрочил высадку на две недели, огромный флот вторжения союзников попал бы в Ла-Манше в самый страшный шторм за 40 лет. Мне очень не нравятся спекулятивные «что если», но необходимо признать, что если бы шторм рассеял суда союзников, послевоенная карта Европы могла выглядеть совсем иначе. Всю подготовку пришлось бы начинать заново и с нуля.
Уинстон Черчилль тоже был в нервном напряжении, но по другим причинам. Он никогда не поддерживал план вторжения в Германию через северо-запад Европы. Его вынудили поступить таким образом Сталин и президент Рузвельт на конференции в Тегеране, которая состоялась за полгода до высадки в ноябре. Теперь ему пришлось скрывать свое нежелание наступать и поддерживать вторжение через Ла-Манш. С 18 века Британия, будучи маленьким островным государством, всегда предпочитала «периферийную стратегию». Она предусматривала изматывание имеющего численное превосходство противника силами Королевских ВМС, особенно в Средиземном море, а после этого наступление против его армий в Европе в составе коалиции. Американцы, со своей стороны, верили в «континентальную стратегию», включающую мощное столкновение наземных сил и разгром противника решительным лобовым наступлением.
Черчилль мечтал пойти в наступление на Центральную Европу с северо-востока Италии, чтобы не допустить советской оккупации, однако горная местность вокруг долин Любляны мешала этому. Исключительно медленное и трудное продвижение союзников на север Италии должно было подсказать ему, насколько эффективно могут сражаться немцы в ходе отступления. Рузвельт в 1943 году пошел на компромисс и позволил Черчиллю осуществить вторжение на Сицилию и в Италию. Но теперь командовали американцы, и пришло время вступить в бой с вермахтом на северо-западе Европы.
Все те, кто участвовал в десантной операции в Нормандии, будь это пехотинцы, моряки или летчики, никогда не забудут это зрелище. Это был самый большой флот вторжения в истории. К высадке десанта было привлечено 7 700 кораблей и 12 000 самолетов. Вид с воздуха захватывал дух. Многие летчики позже рассказывали: на море было так много кораблей, что казалось, будто до Франции можно дойти по ним пешком.
Высадка в Нормандии была очень эмоциональным моментом. Британцы, которые долгие годы терпели поражения и сталкивались с трудностями, наконец, возвращались на континент с мощными силами. Естественно, мысль об освобождении Европы от нацистского гнета повсюду вызывала сильные чувства — у участников боев, у тех, кто остался дома, и конечно, у жителей оккупированных стран, тосковавших по свободе.
75-я годовщина высадки отмечается как раз в тот момент, когда Британия готовится выйти из Евросоюза. Конечно, это случайное совпадение, но оно вызывает осознанные и подсознательные ассоциации. И сторонники Брексита, и его противники ищут во Второй мировой войне доказательства в оправдание своих устремлений. Еврофобы говорят, что после Дюнкерка Британия оказалась в одиночестве, а еврофилы подчеркивают необходимость альянсов для защиты свободы и демократии. Аналогичный раскол очевиден и в Америке, где сторонники Трампа насмехаются над институтами международного сотрудничества, а его противники в ужасе от такого отношения.
Мы по-прежнему видим в Дне Д и в боевых действиях в Нормандии отчаянную борьбу американцев и британцев с одной стороны, и немцев с другой. Однако это было многонациональное военное столкновение. В секторе «Джуно» высадилась целая канадская дивизия, которая вскоре разрослась до размеров корпуса. Французские «командос» вели наступление в коммуне Уистреам, а французских десантников выбрасывали в Бретани. В операции участвовали боевые корабли и транспортные суда из девяти стран, а в небе в кабинах самолетов сидели канадцы, новозеландцы, австралийцы, родезийцы, поляки, французы, бельгийцы, голландцы и норвежцы. В экипажах одной эскадры береговой охраны, которая препятствовала немецким подводным лодкам атаковать флот вторжения со стороны Бискайского залива, были представители девяти национальностей, в том числе швейцарец и два латиноамериканца. Немного позже к боевым действиям сухопутных войск в Нормандии присоединились две танковые дивизии, одна французская и одна польская. Обе в августе участвовали в Фалезской операции, закрывая образовавшийся там котел. Голландские, бельгийские и чехословацкие подразделения тоже присоединились к этому «великому крестовому походу», как его называл Эйзенхауэр.
По этой причине присутствие Дональда Трампа на памятных мероприятиях в честь «великого альянса», как выражался Черчилль, представляет собой удивительный парадокс. Похоже, Трамп не замечает здесь никаких противоречий, но они озадачивают многих, особенно французов, чей главный телевизионный канал на этой неделе покажет мой комментарий о событиях в Нормандии. Трамп активнее всех прочих ослабляет международное сотрудничество и транснациональные институты, такие как ООН, НАТО и ЕС. Он видит в них «заговор глобализма» — и это в то время, когда из-за слабости западных демократий Китай и путинская Россия демонстрируют все большую агрессивность.
Для Путина распад Советского Союза стал величайшей геополитической трагедией 20 века. А Китай, страдающий от унижений Опиумных войн и «неравноправных договоров», подыгрывает своим чувствам национального возрождения. И обе страны используют в своих интересах политику недовольства.
Во время освобождения в 1944 году французы тоже испытывали недовольство, отчасти из-за того, что освободителей мало кто любит. Но мы не сумели понять и признать страдания французского населения во время вторжения в Нормандию. Эйзенхауэр и его штаб, планируя вторжение, понимали, что наибольшей опасности армии союзников подвергнутся уже после высадки на берег, потому что немцы в кратчайшие сроки усилят свои обороняющиеся войска танковыми дивизиями. Поэтому они подготовили план изоляции плацдарма высадки и разбомбили мосты на реке Луаре к югу и на реке Сене к востоку, а также разрушили французские городки и деревни по дороге к пляжам Нормандии. У американцев даже было язвительное название для такой тактики блокирования ключевых маршрутов руинами зданий: «Выпустить город на улицы».
Черчилль пришел в ужас от вероятных потерь. Он попытался установить лимит в 10 000 погибших, но Рузвельт по настоянию Эйзенхауэра не дал ему этого сделать. В итоге лишь в ходе подготовительных бомбардировок погибли 15 000 человек, а до 100 000 получили серьезные ранения и увечья. Еще 20 000 человек погибли во время боев в Нормандии с 6 июня по середину августа.
Тяжелые бомбардировщики разнесли вдребезги город Кан, подвергнув его бомбовым ударам сначала 6 июня, а затем 7 июля. Британские солдаты, увидевшие в июле это зрелище, рассказывали, что земля у них под ногами «дрожала как желе». Они думали, что жителей этого великого нормандского города эвакуировали, но они ошибались. Эскадрильи бомбардировщиков должны были наносить удары по немецким позициям на северной окраине города, но они сбрасывали бомбы с задержкой в несколько секунд, чтобы не попасть по своим, и в результате был разрушен исторический центр. Когда одного выжившего жителя Кана позже спросили, какие чувства он испытал во время бомбежки, тот на мгновение задумался, а потом сказал: «Представьте себе крысу, которую зашили в футбольный мяч во время международного матча».
В некоторых местах, особенно в Кане, без бомбардировок вполне можно было обойтись. Более того, в Кане она нанесла вред, так как замедлила наступление, не нанеся ущерба немцам. В других местах разрушения действительно помогли «изолировать плацдарм», замедлив подход немецких подкреплений и доставку припасов. Но здесь возникает один важный парадокс. Армии демократических стран зачастую убивают большое количество гражданских лиц просто из-за того, что на их командиров давит пресса и парламенты их стран, которые требуют уменьшить потери среди личного состава. Из-за этого давления командование чрезмерно применяет авиаудары и артиллерийские обстрелы. Французская коммунистическая партия в трудные послевоенные годы нажила на этом большой политический капитал, но сейчас большинство французских историков признает, что страдания Нормандии были невольной жертвой, благодаря которой удалось спасти остальную часть страны.
Роммель первым употребил фразу «самый долгий день», подчеркивая тот факт, что возможность сорвать вторжение у немцев была только в первые сутки. Он понимал, что когда союзники прочно закрепятся на берегу, немцы в итоге непременно проиграют. Мощная авиационная поддержка и огонь корабельной артиллерии сорвут любое крупное контрнаступление. Но против плана Роммеля развернуть неподалеку от берега танковые дивизии выступили фельдмаршал фон Рундштедт, генерал Гудериан и генерал Гайр фон Швепенбург. Они хотели разместить их в лесах к северу от Парижа, чтобы танки могли начать продвижение на север в направлении Па-де-Кале или на северо-запад к пляжам Нормандии. Тогда Гитлер настоял на том, чтобы командовать ими из своей резиденции Бергхоф в Баварских Альпах, а его штаб побоялся разбудить фюрера в то решающее утро, когда началось вторжение.
Оборонявшиеся в Нормандии немецкие пехотные дивизии из состава 7-й армии были недоукомплектованы личным составом, слабо вооружены, недостаточно подготовлены, и им не хватало транспорта. Они были просто недостаточно сильны, чтобы выстоять под ударами авиации союзников и выдержать их атаки. В результате танковые дивизии к ужасу их командиров не удалось использовать для проведения крупного контрнаступления. Их пришлось разделить, чтобы укрепить слабые боевые порядки пехоты в обороне. Из-за этого вторжение быстро переросло в битву на изнурение.
У плана Монтгомери захватить Кан и местность за ним, чтобы у британских ВВС появились аэродромы, не было ни единого шанса. Он не захотел прислушаться к предостережениям генерал-лейтенанта Фредерика Моргана (Frederick Morgan), который изначально планировал операцию «Оверлорд». Тот говорил ему, что немцы обязательно сосредоточат свои танковые войска против британцев на восточном фланге возле Кана. Он объяснял это тем, что если союзники сумеют осуществить прорыв в направлении Фалеза и Парижа, то основная часть сил Роммеля на западе и на атлантическом побережье будет отрезана. Уже на четвертый день операции в Нормандии союзники и немцы зашли в тупик.
Настоящая бойня случилась не в День Д, как ожидалось, а позже и дальше от побережья, когда потери у британцев оказались на 80 процентов больше прогнозируемых. Это вызвало огромную обеспокоенность у военного министерства и у Монтгомери. Черчилль начал спрашивать, что останется от британской армии, когда она дойдет до Берлина, и как это ослабит позиции Британии на мирной конференции. Во время битвы за Нормандию бои были такие же кровопролитные, как и в России. Потери немцев за месяц в расчете на дивизию оказались в два раза больше, чем в среднем на Восточном фронте.
Советские пропагандисты, особенно Илья Эренбург, утверждали, что союзникам в Нормандии противостояли отбросы немецкой армии. На самом деле против британцев и канадцев были сосредоточены танковые дивизии СС в таком количестве, какого не было со времен Курской битвы.
Боевые действия в Нормандии оказались намного труднее, чем думали союзники. Они ожидали, что немецкие войска будут деморализованы и потрясены авиаударами, артобстрелами и атаками с воздуха. Но из-за плохой видимости в июне, который оказался аномально дождливым, преимущества союзников от превосходства в воздухе были в значительной степени сведены на нет. Они также недооценили то, что условия местности будут в пользу обороняющегося. На холмистых кукурузных полях вокруг Кана немцы сумели создать прочные укрепления из каменных домов и хозяйственных построек нормандских крестьян. Хотя солдаты из танковых частей шептались о немецких «Тиграх» и «Пантерах», самым эффективным средством в обороне Германии стали 88-мм пушки, которые использовались как противотанковые орудия. Немцы в нормандских кустарниках, маленьких полях и лесополосах наносили большие потери превосходящим силам противника, поскольку научились хорошо окапываться и умно использовать маскировку.
Была и другая форма потерь. Очень многие страдали от военного невроза, или от утомления, вызванного боевыми действиями. Психологические потери у союзников действительно были очень велики: в одной только 1-й армии США было примерно 30 000 таких случаев. Что важно, американские и британские военные психиатры были поражены тем обстоятельством, что среди немецких военнопленных случаев утомления от боевых действий было очень мало, несмотря на интенсивные обстрелы и бомбежки. Они пришли к выводу, что это, скорее всего, результат идеологической обработки, которой нацисты занимались на протяжении 11 предыдущих лет. Один взятый в плен немецкий военврач по фамилии Дамман тоже подтвердил, что немецкая пропаганда, призывавшая солдат спасать фатерлянд, помогла сократить нервнопсихиатрические потери.
В немецкой армии военный невроз просто не признавали заболеванием. Германские офицеры изумленно качали головами, узнав, какая слабая дисциплина у союзников. В Германии новобранцев загоняли на фронт пинками. А если кто-то решался на самострел и стрелял себе в руку или в ногу, его расстреливали. Один обер-ефрейтор из 91-й дивизии написал 15 июля домой, что некий «Краммер, толковый и храбрый парень, по глупости прострелил себе руку, и теперь его расстреляют».
У немцев была другая проблема. Страшная ненависть, вызванная гибелью друзей в бою, а также родственников или любимых девушек в ходе бомбардировок союзников, породила такое явление, которое получило название «сумасшедшие Гельмуты». Почти в каждой роте был как минимум один человек, который решил, что ему нет смысла жить, однако хотел убивать и убивать, чтобы отомстить.
Вся эта тема о храбрости в бою имеет огромное значение. Бесстрашных людей очень мало, и некоторые из них наверняка просто испытывают желание умереть. Самые храбрые люди это те, кто преодолел свой страх. Исследования, проведенные британскими военными в Италии незадолго до высадки в Нормандии, показали, что во взводе из 30 человек лишь небольшая группа берет на себя основную тяжесть боевых действий. Другая маленькая группа делает все, чтобы избежать боя или даже исчезнуть, а большинство посередине либо следует за храбрыми солдатами, если все хорошо, либо в моменты паники бежит с поля боя за трусами.
Это исследование так напугало Монтгомери, что он скрыл его, и в результате серьезно пострадала карьера майора Лайонела Уигрэма, который его проводил. Но правоту его выводов подтвердили исследования, проведенные в других армиях, особенно в американской, где ими занимался бригадный генерал Сэмюэл Маршалл. Большинство солдат во время боя старались даже не стрелять из своего оружия. Что интересно, в российских архивах я отыскал признания офицеров Красной Армии, которые считали, что их солдаты поступают так же. Один заслуженный советский офицер рассказывал писателю Василию Гроссману, что оружие надо проверять сразу после схватки с противником, и если выяснится, что кто-то из солдат ни разу не выстрелил, его следует расстреливать на месте как дезертира.
Немцы быстро поняли, что британцы отважно обороняются, но очень осторожно наступают, из-за чего потерь у них в итоге оказывается больше. На то есть множество причин. Британские военные мифы всегда были посвящены героической обороне, будь это каре Ватерлоо, осада Лакхнау и Дели или битва за брод Рорк. Великие наступления редко кто вспоминает, за исключением тех случаев, когда они заканчиваются катастрофически, например, атака легкой бригады в Балаклаве. Но мы должны помнить, что Британия воевала почти пять лет, а это вызывало серьезную усталость. И когда стало понятно, что скоро войне конец, солдатам очень захотелось выжить. Они все неохотнее шли на риск.
Солдаты и сержанты были также более политизированы, чем поколение их отцов в годы Первой мировой войны. Профсоюзный менталитет влиял на отношение людей. Появился некий разграничительный менталитет: не делать ничего, что не входит в круг твоих обязанностей. Один канадец заметил, что британские саперы не считали нужным стрелять по врагу, а пехотинцы отказывались засыпать воронки и вытаскивать машины из грязи. В немецкой и американской армии таких настроений не было.
Американцев и канадцев поражало и то, что британский солдат требовал регулярных перерывов на чай и перекуров. Даже в день высадки огромное количество солдат, уставших брести по воде к берегу, считали, что они заслужили отдых, хотя бы потому что выжили во время десантирования. Один американский офицер связи сообщал: «У многих солдат после высадки возникло такое чувство, что свою задачу они выполнили, и теперь пора сделать перекур и даже попить чайку вместо того, чтобы подниматься и идти дальше, взламывая оборону противника».
Британские перерывы на чай раздражали не только американцев. «Без чая британская армия не провоюет и трех минут», — весело шутил один канадский стрелок. Спустя неделю, когда часть 7-й танковой дивизии атаковала Виллер-Бокаж, войска сделали перерыв на чай в городе, даже не выслав разведдозоры и не заняв позиции для ведения стрельбы. Последствия оказались катастрофическими, когда ас танковых войск гауптштурмфюрер СС Михаэль Виттман ворвался в город на своем «Тигре» и начал расстреливать пустые танки справа и слева.
6 июня Трамп посетит производящее глубокое впечатление американское кладбище в местечке Кольвиль-сюр-Мер, находящемся неподалеку от бывшего сектора «Омаха». Там он будет говорить об американской исключительности и о триумфе американской военной мощи, победившей зло в Нормандии. И хотя он прибудет туда в сопровождении президента Эммануэля Макрона, трудно представить, что Трамп станет подчеркивать важность международного сотрудничества.
К счастью, на британских памятных мероприятиях в Нормандии не будет искусственной сентиментальности в духе фильма «Спасти рядового Райана». Это относится и к службе в соборе Байе, и к церемонии на военном кладбище. Прекрасная простота британских кладбищ, особенно того, что находится в Байе, где 4 649 могил, это лучшая дань памяти тем, кто отдал свою жизнь за освобождение Западной Европы.
Но самая первая церемония 6 июня будет посвящена открытию площадки для строительства британского мемориала в Вер-сюр-Мер. Это будет дань памяти тем 22 254 военнослужащим, которые погибли в День Д и в битве за Нормандию, сражаясь под британским командованием. Место выбрано идеально, оно находится рядом с пляжем и с остатками гавани в Арроманше. Все имена павших будут высечены на изящных каменных колоннах, напоминая будущим поколениям о том, как эти люди жертвовали собой во имя освобождения Европы.
