У Алисы Мейсснер, Елизаветы Михайловой и Евгении Шашевой должно было быть счастливое детство в Москве. Но у них его украл Сталин со своими приблеженными. Эти три девочки родились и выросли в лагерях, а сейчас, будучи уже в пенсионном возрасте, подали заявление в Конституционный суд Российской Федерации, чтобы получить компенсацию, хотя бы символическую. Они оспаривают законодательные нормы, которые препятствуют им, как жертвам сталинских репрессий, получить жилье в столице России, где они родились бы, если бы их родители не были изгнаны оттуда в 1930-х и 1940-х годах.
Три женщины не знали друг друга. Алиса Мейсснер родилась и живет в Кировской области, Елизавета Михайлова — во Владимирской, а Евгения Шашева — в Республике Коми. Их объединило общее дело. Однако помимо них есть еще тысячи людей, которые продолжают жить в изгнании. И многие из них хотят вернуться на свою малую родину.
Во времена сталинского террора арест главы семьи чаще всего означал, что вся семья должна была покинуть свой город. Кроме того, после окончания срока отбывания наказания ей было запрещено возвращаться или даже селиться дальше чем на сто километров от указанного места ссылки. «Пришли энкавэдэшники, все имущество конфисковали, дедушку арестовали и расстреляли. Остальные члены семьи попали на северный Урал. Там были жуткие трудовые условия, их не кормили, они ели кору с берез», — вспоминал несколько дней назад на радио «Свобода» Николай Ибрагимов, сын крымского татарина, который сейчас мечтает вернуться в Севастополь. После аннексии Крыма Россией в 2014 году он предпринял попытку добиться этого, но власти заявили, что не могут предоставить ему там жилье, потому что у него уже есть дом в Серпухове, который находится недалеко от Москвы. «В общем, закон не работает, считайте, что вернуться невозможно», — сказал Николай Ибрагимов.
Закон гарантирует жертвам произвола тоталитарного государства и массовых преследований и членам их семей право вернуться в города, где они жили до репрессий, и получить там жилье. Но после поправок, которые вступили в силу в 2005 году, урегулирование данного процесса было поручено муниципальным властям, которые наложили ограничения. В Москве, например, чтобы дети ГУЛАГа получили жилье, они должны прожить в столице десять лет и не иметь средств на приобретение квартиры.
Отец Елизаветы Михайловой был репрессирован в 1937 году и отправлен в Магадан. Ее мать смогла остаться в Москве, но потеряла работу и оказалась с двумя детьми в полной нищете. Отец вернулся в 1946 году, но в 1949 году его снова отправили еще на пять лет в лагеря и на этот раз вместе со всей семьей. Елизавета Михайлова, получив официальные документы, подтверждающие ее статус жертвы репрессий, уже в течение 20 лет пытается вернуться в Москву. Департамент жилищно-коммунального хозяйства посчитал, что, поскольку ее не арестовывали, она не имеет права на квартиру. Однако в свои 70 лет она не падает духом. При поддержке адвокатов из Института права и публичной политики она подала жалобу в Конституционный суд и потребовала отменить законодательные нормы, ограничивающие права жертв репрессий. К ней присоединились Алиса Мейсснер и Евгения Шашева. Кроме того, их поддерживает Михаил Федотов, председатель Совета при президенте по правам человека (СПЧ), который покинул свой пост в этот понедельник.
Женщины говорят, что компенсация за потерю жилья, которая составляет 10 тысяч рублей (141 евро), не является «достаточной суммой для покупки новой квартиры». Кроме того, Михаил Федотов утверждает, что законопроекта в Думе недостаточно, потому что принимают его длительное время, а «люди, которые имеют право вернуться на родину, могут просто не дожить до этого дня». Представитель правительства РФ Михаил Барщевский поддержал вчера мысль о том, что регионы должны сами регулировать жилищные вопросы, но признал, что на практике жертвы репрессий помощи не получают. Он считает, что правительство должно предусмотреть для них особую процедуру.
Старшая сестра Елизаветы Михайловой еще в 1990-е годы начала борьбу за возвращение в Москву. В этом году она умерла, а цель так и не была достигнута. Елизавета не хочет, чтобы с ней случилось то же самое, и поэтому Конституционный суд — ее последняя надежда.
