Вилла, которую занимает российский ЦБ, расположена неподалеку от Кремля и Государственной Думы — российского парламента. Оттуда все настойчивее раздаются призывы к дальнейшему снижению учетной ставки, чтобы способствовать росту конъюнктуры.
Хотя ЦБ недавно в четвертый раз понизил ставку до 6,5%, председатель ЦБ Эльвира Набиуллина сомневается в эффективности подобных программ, средством реализации которых должны стать дешевые деньги.
«Хандельсблатт»: Госпожа председатель, вы пока еще входите в число счастливчиков. Европа охвачена отрицательными ставками, а в России она составляет 6,5%.
Эльвира Набиуллина: Но какова инфляция в еврозоне? У нас она составляет 4,2%, и это намного выше. Если говорить о ключевой ставке, то надо учитывать реальную ставку, то есть вычитать показатель инфляции. Реально мы нацелены на 2-3%.
— Имеет ли, по вашему мнению, смысл стимулировать экономический рост дешевыми деньгами, чего требуют некоторые российские политики?
— Кредиты хороши только как вспомогательный элемент. А рост должны обеспечивать частные инвестиции здоровых, успешных компаний, реинвестирующих свои прибыли. Дешевые деньги приведут лишь к росту инфляции. Наши проблемы имеют структурный характер.
— Что это значит?
— Наша экономика слишком зависима от полезных ископаемых, наша производительность труда слишком низка, а стимулов для частных инвестиций у нас слишком мало.
— Какие последствия для России имеет политика Европейского ЦБ по установлению отрицательных ставок и дополнительным займам?
— Решение ЕЦБ — реакция на развитие мировой экономики, на постоянно снижающийся экономический рост и торговые войны. На этом фоне все центробанки мира переосмысливают свою денежную политику. Но пространство для маневра довольно ограниченно. Учетные ставки низки практически везде, и это имеет негативные последствия для вкладчиков и пенсионных фондов. Поэтому Европе также следовало бы задуматься над своей фискальной политикой.
— Как развивается российская экономика?
— Цены на энергоносители очень зависят от циклов глобальной конъюнктуры. Мы уже видим некоторое сокращение экспорта. Это будет иметь отрицательные последствия для нашей экономики, нашего финансового сектора и нашего государственного бюджета.
— К чему приведет такая свободная денежная политика, наблюдаемая по всему миру?
— При слишком свободной денежной политике инвесторы берут на себя повышенные риски, стремясь получать прибыли на развивающихся рынках, в число которых входит и Россия. Это может привести к дополнительному притоку капитала.
— Но вы заинтересованы в притоке миллиардов евро?
— Мы предостерегаем российские банки от операций с евро. Они больше не приносят им прибылей. Если вкладчики размещают деньги на счетах в евро, банкам, в свою очередь, приходится как-то вкладывать эти средства дальше. При этом практически у всех инструментов доходность отрицательная. Для банков это означает потери. Поскольку в России отрицательная доходность запрещена, банки настолько повысили комиссию за владение счетами в евро, что люди попросту перестали открывать вклады в этой валюте. Мы как ЦБ следим за тем, чтобы российские банки не несли слишком больших валютных рисков, и неважно, идет ли речь о евро или о долларах.
— Пять лет назад — после аннексии Крыма — против России были введены санкции. Какие последствия они имеют сейчас?
— Как вы это делаете?
— Мы стимулируем сокращение вкладов в долларах, кредитования в долларах и других западных валютах. В 2014-м году компании оказались в кризисе, потому что имели большие долги в долларах, даже не занимаясь внешнеторговыми операциями. Когда курс рубля обвалился, у них возникли большие проблемы. Теперь мы стремимся минимизировать валютные и санкционные риски для российской экономики.
— Ощущают ли российские банки до сих пор последствия санкций?
— Фактически уже нет. От ограничений страдают лишь компании и банки, находящиеся непосредственно под санкциями. Но эти ограничения в значительной степени компенсируются благодаря их доступу к внутрироссийской финансовой системе.
— Риски возникли бы только в случае введения американских санкций против краткосрочных государственных облигаций, номинированных в рублях?
— Даже эти риски довольно малы, потому что у России на минимальном уровне находится государственный долг и на очень низком уровне внешний долг. ОФЗ составляют 8,4% от ВВП. Это долги лишь на внутреннем рынке. В общей сложности наши золотовалютные запасы и резервы в государственных фондах превышают наши долги.
— Насколько стабильна банковская система?
— Мы многое сделали для стабилизации банковской системы, в которую, помимо банков, входят также страховые и пенсионные фонды. В последние пять лет мы удалили с рынка банки с хроническим недостатком капитализации, не занимавшиеся толком кредитованием, а также заведения, занимавшиеся отмыванием денег.
— У скольких банков были отозваны лицензии?
— В общей сложности у 439, и это в массе своей были мелкие и средние банки. Сейчас в России работают 434 банка — и у них есть реальный капитал. Есть, однако, еще одна тема, с которой мы пока еще не разобрались до конца: надо убрать с баланса банков риски, когда они фактически финансируют проекты собственных владельцев. Многие проблемы были связаны именно с этим.
— Почему резко выросло участие государства в банковском секторе?
— Оно с самого начала было высоким (на уровне 59,1%), а после кризиса 2014 года выросло еще на 9%. Причем, произошло это не потому, что мы вели политику огосударствления, а потому что нам пришлось спасать ряд довольно крупных банков. Но эта высокая доля государства в банковском секторе — явление временное. Мы готовим банки, по сути ставшие государственными, как, например, «Открытие», к продаже. В 2021 году этот банк вновь станет частным. Но проблема не только в большой доле присутствия государства в банковском секторе, а в доминировании немногочисленных крупных финансовых институтов. Есть один очень крупный игрок, доминирующий на рынке.
— Сбербанк, большая часть которого принадлежит ЦБ, по-прежнему расширяет свою долю на рынке.
— Уже не во всех сферах. Для нас самое главное — добиться того, чтобы новые технологии в финансовом секторе доставались не только крупным игрокам. Поэтому мы как ЦБ расширяем сферы цифровых финансов, чтобы способствовать конкуренции.
— Существует ли стратегия по снижению доли государства?
— В административном плане нет, но мы работаем над тем, чтобы деньги из государственного бюджета и правительственных резервов доходили и до более мелких частных банков.
— В последнее время во всем мире наблюдается вмешательство политических кругов в работу центральных банков. Вам тоже постоянно звонит президент Путин, или вы действительно работаете независимо?
— Вмешиваться в денежную политику пытаются многие. И именно поэтому так важно, чтобы центробанки принимали свои решения самостоятельно, основываясь на профессиональном анализе складывающейся ситуации. Мы стараемся работать именно так.
— То есть вы не ощущаете давления?
— Нет. Но дискуссии по этому поводу, конечно, ведутся постоянно, особенно когда показатели роста экономики не соответствуют ожиданиям.
