В Киеве со встречей «нормандской четверки» связывали огромную надежду. Вероятно, потому, что президент Зеленский (как любой хороший профессиональный актер) полагается на «бронебойность» собственного обаяния. Он, впрочем, не первый из актеров, кто так очаровательно заблуждался. Мне рассказывал один из помощников президента Рейгана, что тот, придя в Белый дом, тоже собирался мчаться в Москву, чтоб объяснить: американцы не хотят войны. В Кремле тогда обитали совсем другие люди, но и они на обаяние ловились редко. Я знаю один случай — Фидель Кастро. Однако и там личные эмпатии были очень сильно завязаны на жажду вставить Америке ерша в локацию, изучаемую проктологами.
Пресс-секретарь президента Зеленского Юлия Мендель заявила перед встречей в субботу от его имени: «У нас есть сильные союзники — Германия и Франция, у нас есть поддержка на международной арене, в том числе и от США и Великобритании. Но самый важный наш союзник — это украинский народ, который не хочет войны»…
Звучит цинично, но народ, который бравирует тем, что «не хочет войны», редко добивается в ней победы. А Зеленский летел в Париж исключительно за ней, за викторией. Без нее Майдан президента дома не принял бы. И кого же он должен был одолеть? Наверное, не Меркель с Макроном… В этом и проблема молодого украинского лидера.
Однако после пяти лет квазивойны по периметру Донбасса ожидать, что Москва готова превратить Минские соглашения в Брестский мир, не наивно, а крайне опасно.
Тем более что Украина (по объективным и субъективным причинам) проспала свой уникальный шанс в 2014-2015 годах, когда конфликт мог быть не заморожен, а разрешен. Без сомнений, с потерями для Украины, но разрешен. Тогда в Москве еще опасались санкций (теперь-то привыкли и втайне абсолютно не готовы потерять такую внутриполитическую палочку-выручалочку), Европа была едина и выступала в поддержку Будапештского меморандума, Британия еще не собралась из дому, а Белый дом оставался управляющей компанией Запада, а не стартапом, как нынче. Да и у Европы был в те дни директор, и этот директор, несмотря на очень высокую ценность Москвы как партнера Берлина и полное отсутствие политической капитализации у Киева, готова была защищать слабого, а не разделить его с сильным.
Ни один из этих анестезированных конфликтов за десятилетия не разрешен, вряд ли Донбасс явится чудесным исключением. В Париже ему обещали добавить заморозки, чтоб перестал кровоточить. И это тоже будет большой победой.
Единственное, о чем реально, но конфиденциально договорились в Париже президенты Зеленский и Путин, — это транзит российского газа в Европу через Украину. Договор сроком на 3 или 5 лет (РФ хотела на год, а Украина на 10) и оплата судебных компенсаций газом, а не живыми деньгами — вот на чем, по утечкам из ближнего круга украинского президента, базируется новое соглашение. Демонстрировать публично его не станут: в Москве теперь будут бережнее обходиться с внутренним статусом президента Зеленского. На следующей неделе о транзите договорятся профильные министры двух стран.
На голубом газу фактически и завершилась последняя встреча в нормандском формате. Последняя — потому что вчетвером обсуждать больше нечего. А двое, объединенных газовым транзитом, теперь без западного патроната справятся со своим непростым диалогом. Хотя он пока радует лишь фактом своего существования.
Из важных надежд: Зеленскому не удалось добиться в Париже изменения последовательности, предусмотренной в Минских соглашениях. Он требовал, чтобы перед проведением местных выборов была восстановлена восточная граница Украины. Такую опцию не приняли другие участники. Поэтому выборы в Донбассе и после Парижа остаются весьма гипотетическими. Острые вопросы: смогут ли украинские партии и СМИ развернуться на мятежных территориях и будет ли разрешено голосовать на этих выборах двум миллионам перемещенных оттуда лиц? Другая мучительная для Киева тема: амнистия сепаратистов. Ни Рада, ни Майдан, ни общество к ней не готовы.
По этим причинам весьма гипотетической представляется и намеченная на апрель встреча нормандской четверки в Берлине. Но разъехаться из Парижа, не договорившись об очередном свидании, значило бы признать, что нормандский процесс остановился и умер. А всем участникам формата он нужен живым.
