Постсоветский период на Украине был ознаменован социальными потрясениями и политической дисфункцией. Чтобы понять, почему страна не смогла достичь стабильности и процветания, нужно проанализировать политические и социальные условия, определявшие переход Украины от коммунизма к независимости.
К распаду СССР в 1991 году не были готовы элиты ни одной из 15 республик. В то время на Украине, наряду с другими республиками, отсутствовали развитое, всеобъемлющее понятие национальной идентичности, зрелая политическая культура, плюралистические институты и широкое признание идеи лояльной оппозиции. В таких условиях у чиновников из числа коммунистической номенклатуры было выгодное положение в борьбе за то, кто встанет во главе новой независимой Украины. Конкуренция была невысокой.
По большому счету, исторические события 1991 года являются не логическим завершением затяжной и героической национально-освободительной борьбы, а скорее соглашением, достигнутым тремя основными группами населения Украины — коммунистами, националистами и преимущественно русскоязычными рабочими в восточных регионах страны.
В середине 1991 года, на фоне начала развала СССР, коммунистические аппаратчики в Киеве поняли, что единственный способ остаться у власти — это притвориться ультранационалистами. Такое позиционирование позволило им выйти из-под власти Москвы, сохранив полный политический и экономический контроль.
Затем старая номенклатура, не теряя времени, вступила в стратегическое партнерство с реальными националистами (в основном украиноязычными жителями западных регионов страны, лидерами националистического движения «Рух» и некоторыми представителями киевской интеллигенции). Настоящие националисты не получили ключевых рычагов власти, но зато была достигнута их заветная символическая цель — независимость Украины.
Русскоязычное большинство в восточной Украине, а также в Крыму, также выразило поддержку независимости на референдуме 1 декабря 1991 года. Его мотивы были экономическими: многие русскоязычные тогда считали, что жить в «житнице Европы» будет гораздо лучше, чем с Россией в рамках обширного союза.
После обретения независимости Украина фактически стала «пустым сосудом», а не полноценным национальным государством с ярко выраженной идентичностью. Пока страной управляли в основном коммунисты старого формата, этот сосуд в конечном итоге заполнился по большей части специфичным постсоветским содержимым — авторитарной политикой, клановым капитализмом, коррумпированной судебной системой, и слиянием политики и интересов крупного бизнеса, подавлявшим предпринимательство.
Эта политическая реальность разрушила многие иллюзии, которые были распространены среди националистов на западе и русскоязычных на востоке, и обусловила революционные тенденции XXI века.
«Оранжевая революция» 2004 года в Киеве была первой попыткой изменить сложившееся после развала СССР положение вещей, характерные черты которого были в значительной степени наследием коммунистической эпохи и первого хаотичного десятилетия независимости страны. Революция стремилась перенять западные либеральные ценности и привнести в политическую и экономическую системы Украины реальную конкуренцию. Эта попытка провалилась по большей части из-за мелких политических разногласий между лидерами революции, что предоставило возможность коррумпированной, прокремлевской политической группировке пробиться во власть.
Эти ценности не столько европейские (хотя исторически так и есть), сколько общечеловеческие: они одинаково привлекательны — вне независимости от конкретного культурного контекста — для француза, украинца или россиянина. Безусловно, именно поэтому заявления об идентичности Украины, основанной на европейских ценностях, вызвали такую обеспокоенность в Кремле. Именно этот подтекст «бегства Киева в Европу» побудил Москву начать активный саботаж, включая агрессивную кампанию по дезинформации, захват территории Крыма и мятеж в восточных регионах Украины. Российские лидеры опасались, что основанные на западных ценностях взгляды распространятся из Украины в Россию и поставят под угрозу их власть.
Как и с большинством революций, с Евромайданом были связаны высокие ожидания. Политические успехи и в целом легитимность украинского руководства, пришедшего к власти в результате революционных событий, зависели от его способности справиться с двумя основными задачами: защитить страну от гибридной агрессии со стороны России и перестроить экономическую и социальную системы.
Шесть лет спустя достижения Евромайдана неоднозначны. На военном фронте Киеву в конечном итоге удалось сорвать более амбициозные геополитические планы Москвы по разделению Украины на несколько частей. То, что Киеву удалось остановить внешнюю агрессию и сохранить контроль над большей частью территории страны, является серьезным достижением, особенно учитывая то отчаянное положение, в котором оказались украинские военные весной 2014 года.
Тем не менее украинским лидерам не удалось ни восстановить контроль над частью Донецкой и Луганской областей, удерживаемой мятежниками, которых поддерживает Россия, ни найти всестороннее решение донбасского вопроса. И вряд ли это удастся сделать в краткосрочной или среднесрочной перспективе. Конфликт в Донбассе превратился в окопную войну, лишающую Украину ресурсов, которые она могла бы использовать в других сферах, и продолжающую уносить человеческие жизни.
Что касается реформ, то и здесь все непросто. Можно утверждать, что в последние пять лет были проведены самые важные экономические преобразования с 1991 года. Но эти реформы пока не способствовали повышению уровня жизни большинства украинцев. Согласно недавнему отчету Credit Suisse, Украина занимает 123 место из 140 стран по среднему уровню благосостояния своих граждан. Реформы в сферах образования и здравоохранения еще не завершены, а важные правовые реформы, похоже, застопорились.
Масштабная коррупция остается, пожалуй, самой насущной проблемой страны. По результатам опроса, около 90% украинцев считают, что в правительстве широко распространена коррупция. Согласно оценке госдепартамента США, взяточничество остается «повсеместным явлением на всех уровнях исполнительной, законодательной и судебной ветвей власти».
Почему же Украине так и не удается завершить революционный процесс? В случае с Евромайданом, по всей видимости, движению не удалось получить критическую массу поддержки населения, которая могла бы послужить прочной опорой для реформаторов. Вместо того чтобы предпринять шаги по созданию нового движения или политической партии, многие ведущие активисты, возглавлявшие Евромайдан, решили присоединиться к существующим политическим организациям. По словам львовского журналиста и широко известного интеллектуала Юрия Дюркота, это был «политический провал поколения Майдана».
В результате старые-новые элиты, пришедшие к власти во время избирательного цикла 2014 года, проводили неоднозначную политику. В публичных заявлениях политическое поколение Евромайдана поддерживало цель всесторонней «европеизации» Украины. Но значительная часть политического класса, особенно те, кто был в политике до 2014 года, похоже, считала, что страна, избавившись от наиболее одиозных аспектов свергнутой прокремлевской администрации Януковича, может вернуться к привычному укладу.
В последующие после Евромайдана годы отношение к нему со стороны элиты и общественное мнение начали все больше расходиться. Многие представители украинской элиты посчитали, что революция закончилась и, по сути, вернулись к прежнему укладу. Но широкие слои украинского населения смотрели на вещи совершенно по-иному. Для них революция не закончилась по той простой причине, что большинство целей, поставленных Евромайданом, — в частности, прозрачное правительство и независимая правовая система, — не были достигнуты.
Недавний опрос Gallup лаконично отразил общественные настроения: Украина оказалась в самом низу списка стран с точки зрения доверия граждан к правительству: только 9% респондентов заявили, что доверяют государственным учреждениям.
В определенной степени избирательный цикл 2019 года можно считать третьим революционным моментом для Украины. Выборы кардинально изменили политический ландшафт в стране, и это стало четким сигналом того, что идеи Евромайдана далеко не забыты.
В сравнительной перспективе переживаемые Украиной трудности иллюстрируют одну простую, но важную историческую истину: революция — это не просто моментальный захват власти, а затяжной процесс трансформации общества.
В Великобритании историки назвали «Славную революцию» 1688 года «Английской революцией», в то время как в более поздней историографии в рубрике «Великое восстание» (или «Английская революция») оказался весь спектр политических потрясений и гражданских войн между 1640 и 1688 годами.
Революция охватила Францию в 1789 году, но позже потребовалось еще три революции в XIX веке, прежде чем ситуация в стране стала относительно стабильной после 1871 года при Третьей республике.
Великая русская революция, как ее принято называть, на самом деле представляла собой серию восстаний, конфликтов и гражданских войн, которые начались в 1905 году и закончились в середине 30-х годов, когда в конечном счете сформировалась сталинская социально-экономическая система. В свою очередь, крах коммунизма в Европе («Le passé d'une illusion», как сказал Франсуа Фюре) также был длительным процессом, в рамках которого произошло немало восстаний и мятежей.
Ни расположение Украины на периферии Европы, ни ее сложная геополитическая среда не могли способствовать плавному переходу от коммунизма. Поэтому неудивительно, что темпы революционных изменений слабы. Но важно понимать, — и это является неоспоримым фактом, — что подавляющее большинство украинцев по-прежнему стремятся полностью избавиться от советского и раннего постсоветского наследия.
Хотя «европеизации» Украины, как это сформулировано Евромайданом, по всей видимости, нет альтернативы, процесс неизбежно будет непростым. У украинцев, настроенных на реформы, еще много незавершенных дел, и неизвестно, когда они будут доведены до конца. Ясно одно: подавляющее большинство украинцев готовы идти до конца.
Игорь Торбаков — старший научный сотрудник университета Упсалы (Uppsala University) и Шведского института международных отношений (Swedish Institute of International Affairs) в Стокгольме.
