«Меня глубоко взволновал приход колядников (те, кто знает и исполняет рождественские песни и народные обряды, связанные с этим праздником, — прим. ред), среди которых многие отсутствовали — в могилах лежат, а такие как Алла Горская, еще живы, но находятся далеко от нас, однако, я рад, что слово, душа и стойкость украинцев живут…» — такими словами в 1973 году поздравил колядников писатель Борис Антоненко-Давидович.
В наши дни, во время прогулок по новогодне-рождественским ярмаркам Киева или Львова, для нас привычными являются пение и звучание колядок,
Новогодняя елка, запах глинтвейна и улыбающиеся лица вокруг никак не сочетаются с тем, что еще каких-то 40-50 лет назад за это же пение колядок на тех же самых улицах Львова, Киева или Одессы можно было оказаться задержанным милицией, «вылететь» из университета, а иногда попасть в заключение.
Представители диссидентского движения тогда объединялись ради «тихого сопротивления» советскому режиму, выпуская «самиздат», проводили творческие вечера, восстанавливая украинские обычаи и традиции, в том числе и пение колядок и щедровок. В брежневские времена, после так называемой хрущевской оттепели, система начала активно «закручивать гайки» за инакомыслие.
ТСН.uа совместно с Центром исследований освободительного движения представляет спецпроект о праздновании Рождества в СССР и о преследованиях украинцев репрессивной системой.
Коляда для партноменклатуры
Советские спецслужбы заинтересовались колядниками в 1966 году. В докладе КГБ руководителю Компартии Украины Петру Шелесту речь шла о том, что традиция стала носить «провокационный характер».
«В Комитет госбезопасности при Совете министров УССР поступают данные о том, что отдельные лица из творческой интеллигенции и студенческой молодежи Киева обсуждают вопрос о посещении в новогоднюю ночь квартир руководителей партии и правительства УССР с пением колядок и чтением стихов», — докладывал председатель КГБ.
Больше всего испугало кагэбистов именно желание колядников посетить республиканское руководство. Также «комитетчики» понимали тот факт, что диссиденты будут колядовать «идеологически опасные», а не «идеологически правильные» колядки. Одну из таких зафиксировала исследовательница Елена Григорьева:
Звезда пятиконечная,
Свети нам в будущее,
Чтобы крепла наша походка
Широкая и могучая.
Чтобы в счастье, дружбе и согласии
Жили все наши народы.
И вели к счастью и славе
Советское государство!
Удалось ли диссидентам осуществить свой замысел в Киеве неизвестно — в документах данных нет. Однако из воспоминаний матери диссидента Ивана Сокульского следует, что колядки для «начальства» в 1966 году все-таки были организованы во Львове:
«…проучился он там два с половиной года (на филологическом факультете Львовского университета — авт.) и перевелся в Днепропетровск. Сразу как будто бы было все нормально, молодежь пошла за ним, к нам на хутор приезжали, и даже по телевизору его показывали. Он, знаете, организовывал во Львове колядки на Новый год, они ходили, начальство поздравляли. А потом — что-то пошло не так: не в ту сторону клонит, не то делает, и в 1966 году его выгнали из комсомола и исключили из университета…»
Участник диссидентского движения Ярослав Геврич, который являлся соорганизатором капеллы бандуристов Киевского медицинского института, вспоминает о колядованиях, которые организовывались «Клубом творческой молодежи (КТМ) в Киеве:
«Мы заранее предупреждали, к кому пойдем колядовать. Пошли к профессорам, к Коломыйченко Михаилу, по-моему, Харитоновичу. Сначала к нему зашли. Там мы застали двух женщин — очевидно, его жену и еще одну. Мы им поколядовали, а те женщины заплакали.
Говорят: „Боже, Боже, когда это было, чтобы мы могли услышать колядку". Потом профессор говорит: „Зайдите к моему брату, напротив". Не знаю его имени, но он был профессором кафедры ЛОР, по-моему, отоларингологом, ухо-горло-нос, да.
Он сам плохо слышал, но надев свой слуховой аппарат, послушал, а потом вытащил сто рублей и дал нам. Потом у него были неприятности. А КГБ вспомнил мне эти деньги, поэтому я сразу порекомендовал своим коллегам: „Идите отнесите эти деньги обратно". Но, очевидно, не отнесли, а может, и отнесли…»
Иногда защитой колядников от милиции и органов КГБ могли стать благодарности от комсомольского ЦК. Интересную историю записал студент Львовской консерватории Любомир Грабец:
«Я был секретарем комсомольского бюро дирижерского факультета. Однако этого не стыжусь, потому что я любил общественную работу. Тем более, что я был еще пионервожатым в ковалевский школе, учил церковное пение и с церковным хором ходил колядовать. Что удивительно, в селе, несмотря на то, что мы по домам ходили, никто не заложил, что пионервожатый ходит с церковным хором. Такое сознательное село было, шахтерское поселение…
Но вернемся к консерваторским делам. Мы организовали очень хорошее дело — первые публичные колядки во Львове были предприняты студентами консерватории. Я, собственно, не знаю, по чьему наставлению, но под Новый год на центральном союзном телевидении в среде студенческих коллективов мы выступили с колядками.
Что нам помогло? Когда мы организовывали эту группу колядников из числа студентов дирижерского отдела, нам пришло поздравление с Новым годом из ЦК комсомола и грамота.
Несмотря на то, что к нам придиралась милиция и какие-то другие органы, мы им показывали это как щит и говорили: „Вы что, не разбираетесь, ведь мы имеем благодарность за это, из ЦК комсомола, что вы от нас хотите?" Мы начинали петь фактически от польского Рождества, а заканчивали Иорданом…
…Вот я иногда вспоминаю, что в один из новогодних праздников мы отправились на железнодорожный вокзал, а тогда из Закарпатья люди переезжали и, там на стации, на полу спят — это была очень волнующая картина. Значит, колядуем? Колядуем. Начинаем колядовать, и те люди, еще не проснувшись (особенно женщины), еще глаза у них закрыты, а слезы по щекам текут. Много было таких волнующих моментов…»
О рождественских колядках в Одессе вспоминает поэтесса Галина Могильницкая: «Об этих одесских колядках уже легенды ходят. Это были чудеса для Одессы в 1965 году. Но мы же их организовывали вовсе не для подрыва советского строя, а для того, чтобы возродить для людей такой хороший, такой дружелюбный народный обряд.
Нам просто было интересно колядовать, нести людям в дом положительные эмоции, видеть, как люди радуются, радуются. А оказывается, что это был какой-то чуть ли не подвиг. И многих из нашей группы тогда на „душеспасительные" беседы вызвали (очевидно, имеются в виду профилактические беседы в КГБ — прим. авт.), запугивали…»
Накануне бедствия… КГБ выжидает
Следующее сообщение КГБ об обряде колядования, датированное 31-м декабря 1971 года: «Оперативным путем получены данные о том, что националистически настроенные лица намерены организовать из числа студентов Киевского государственного университета, политехнического института и творческой интеллигенции группы для проведения колядок в Русановке, Дарнице, Святошино, Академгородке, а также в центре города Киева».
Колядники провели репетиции и разделились на три «отряда» (так спецслужбы именовали группы колядников), которые должны были колядовать по определенным адресам. Первый «отряд» возглавил физик Адам Рудчик («старший научный сотрудник института ядерной физики, кандидат физико-математических наук, член КПСС»), они посещали дома ученых в Святошине и Академгородке.
Вторым руководила художник Людмила Семыкина («исключена из Союза художников за подписание коллективного письма в защиту лиц, осужденных за антисоветскую деятельность»). Колядники посетили жилые дома писателей, журналистов, ученых и так далее.
Третий отряд возглавил бывший руководитель хора «Гомон» Леопольд Ященко («исключен из Союза композиторов Украины, нигде не работает»). Они стали колядовать в центре Киева — в жилых домах композиторов, художников и других.
«Колядки указанными лицами могут быть проведены в новогоднюю ночь, а также в ночь на 7 января 1972 года. Кроме того, участники колядования планируют собраться 1 января 1972 года в 18 часов возле елки, установленной на площади около филармонии, а затем отправиться колядовать по заранее выбранным адресам», — говорилось в докладной.
Колядники также планировали посетить дома знаменитых людей: известной певицы Дианы Петриненко, выдающихся художников Михаила Дерегуса, Аркадия Штогаренко, академиков Митрофана Пасечника, Остапа Парасюка, бывшего узника ГУЛАГа, писателя Бориса Антоненко-Давидовича, известных литературоведов Евгения Шаблиовского и Никиты Шумило, историка и писательницы Елены Апанович и других.
Колядование прошло по плану. 10 января 1972 года КГБ уже проинформировал Петра Шелеста, в том числе об определенных моментах, которые происходили вовремя колядования и могли его заинтересовать:
«…31 декабря известный органам КГБ Сверстюк, обращаясь к группе колядников, посетивших его квартиру, произнес поздравления, демагогично призывая „любите Украину, никому не дайте себя обмануть…"»
«…писатель Антоненко-Давыдович торжественно поздравил группу колядников. Он заявил, что за вечер его уже посещает третья группа колядников. Он благодарил за то, что они „возрождают украинские обычаи и традиции" и „самоотверженно трудятся в современном, сложном для этого климате"…»
Далее КГБ проинформировал, что «первого января по предварительному сговору между собой около ста участников для колядования, в основном одетых для этого обряда (вероятно, имелись в виду костюмы для „вертепа" — авт.) в 19 часов собрались около елки, установленной возле филармонии.
Под руководством Ященко они почти час колядовали возле елки, исполняли украинские народные песни, потом поколядовали возле гостиницы «Днепр», у здания консерватории и станции метро «Крещатик» и по состоянию на 22 часа разошлись небольшими группами.
Во время колядований некоторые хозяева квартир давали им деньги (по 10-20 рублей). Часть собранных денег колядники израсходовали для встречи Нового года и на рождественский ужин 6 января, а оставшуюся сумму передали Семикиной и Русину (инженер-геодезист, участник движения шестидесятников — прим. авт.)…
По полученным оперативным данным, эта сумма была использована на празднование годовщины со дня рождения Василия Симоненко (умер в 1963 году после избиения работниками милиции — прим. авт.), а также на организацию мероприятий 13 января в ресторане «Наталка» (располагался когда-то в кемпинге на трассе Киев-Борисполь — прим. авт.) для поминовения художника Горской (вероятно, убита, КГБ в 1970 году — прим. авт.), куда организаторы планируют пригласить лиц, известных своими националистическими настроениями…»
Запланированные диссидентами мероприятия состоялись. В частности, Симоменко упоминали в художественной мастерской Семыкиной, в связи с чем КГБ пришел в негодование, докладывая Компартии: «…она исключена из Союза художников за подписание коллективного письма в защиту лиц, осужденных за антисоветскую деятельность в 1968 году. Однако ей оставлена художественная мастерская, систематически используемая националистически настроенными элементами для всякого рода сборищ…»
Этой же докладной комитет информировал ЦК Компатрии Украины и о колядованиях, состоявшихся во Львове 31 декабря 1971 года:
«…их организатором была бывшая жена Вячеслава Чорновола — Елена Антонова. В колядках также приняли участие, известные органам КГБ своими националистическими настроениями Игорь Калинец, его жена Ирина, Михаил Горынь со своей женой Ольгой, а также их сообщники (друзья, знакомые, единомышленники — прим. авт.): Стефания Шабатура, Любомира Попадюк, Раиса Мороз, Оксана Осадчая и прибывший из Киева Василий Стус. Кроме них, в колядках приняли участие другие лица, в основном молодежь, всего около 50 человек.
Колядование проводились в ряде домов, среди которых была и квартира писателя Николая Петренко, где в то время присутствовали писатели Роман Иваничук и Роман Лубковский.
Львовские колядники собрали 250 рублей, которые были предназначены для оплаты адвокату в деле арестованной органами КГБ Нины Караванской-Пестрой…»
Резюмируя свой доклад, комитет писал:
«Один из участников колядок, состоявшихся в городе Киеве, заявил: „Сам процесс колядок очень ценен во всех смыслах, но то, что он проводится людьми, которые, собственно, не видят ничего хорошего в нашей действительности, составляет неприятное впечатление. Они все имеют вид живых мертвецов и нахождение в их обществе подавляет, попахивает церковью и одержимостью". Как видно из вышеизложенного, — продолжали кагэбисты, — подбор колядников в Киеве и Львове, а также отдельные лица, у которых происходило колядование, осуществляется в основном тенденциозно (предвзято) и используется националистически настроенными элементами во враждебных целях…
В отдельных вузах города Киева (университет, консерватория) по инициативе руководства и общественности традиционно ежегодно 31 декабря проводятся колядования, в которых принимают участие коллективы художественной самодеятельности… Колядники посещают профессоров и преподавателей своих вузов.
Вместе с тем, как можно увидеть, широкая пропаганда колядок не подкрепляется соответствующими организационными мерами, что используется националистическими элементами для собственных нужд.
Считаем целесообразным использовать обряд колядок в идеологически выгодном плане, для чего следует уделить отдельное внимание организационной стороне. Это исключало бы возможность использования колядок националистически настроенными лицами с враждебной целью».
«Идеологически правильными», с точки зрения чекистов, видимо, должны быть такие колядки и вертепы, которые были распространены в СССР в это время:
Щедрик, щедрик, щедровушки,
Потелились коровушки,
Да на ферме потелились,
Теляточки породились.
Будем растить этих теляток —
Для колхозников достаток.
Колхозная растет касса,
А народу — масло и мясо!
Или
Кто в этом доме живет-поживает,
Того с Новым годом поздравляем!
Чтобы хозяевам этого дома
Тысячу трудодней в году иметь!
Но факт колядования диссидентами в 1971-1972 годах не закончился только такими рекомендательными выводами. КГБ готовил одну из самых масштабных операций против диссидентов, и уже имел на руках все предпосылки и причины для ее проведения…
Дело «Блок»
С 29 декабря 1971 года по 2 января 1972 года в городе Киеве находился подданный бельгийского короля Бодуэна — Ярослав Добош. 24-летний турист, по происхождению украинец и студент Лювенского католического университета, попал в поле зрения КГБ, так как пытался установить контакт с фигурантами дела «Блок» — Иваном Светличным и Зиновией Франко.
После этой встречи Добош выехал во Львов, где провел несколько встреч, но за ним уже следили агенты КГБ. Бельгиец вынужден был покинуть советскую Украину поездом «Москва-Прага», но:
«…в связи с подозрением, что Добош может пытаться вывезти за границу материалы „самиздата" и сведения, содержащие информацию о военных объектах на территории города Львова, в связи с чем поступали заявления советских граждан, на станции Чоп был проведен детальный пограничный и таможенный досмотр багажа иностранца. В результате упомянутого обыска у Добоша была обнаружена и изъята нарисованная от руки схема улицы в районе Львовского областного госархива, на которой была написана фамилия объекта дела „Блок" Игоря Калинца и номер его служебного телефона».
Добоша сняли с поезда в Чопе 4 января 1972 года в 21.20 и поселили в гостинице «Украина». На следующий день по разрешению прокурора Львовской области иностранца обыскали. Добош передал кагэбэшникам металлическую коробку с фотопленками. На них обнаружили скопированный «словарь украинских рифм» под редакцией Святослава Караванского. Эту коробку Добош спрятал с помощью резинки под трусами.
На допросах он рассказал, что приезжал в СССР по заданию представителя иностранной части ОУН (запрещенная в России организация — прим. ред.) Емельяна Коваля, для проведения встреч с диссидентами, а затем планировал доставить в США материалы украинского «самиздата». Добоша арестовали, началось следствие.
Забегая наперед, стоит отметить, что впоследствии КГБ инициировал указ президиума ВС СССР от 2 июня 1972 года об освобождении Ярослава Добоша от уголовной ответственности и выдворении его за пределы СССР. Однако перед этим, он должен был выступить на пресс-конференции в Киеве с «покаянием».
Уже в Бельгии Добош рассказал о фабрикации уголовных дел против него и украинских диссидентов и отказался от своих прежних «показаний»… Визит в УССР этого бельгийского студента станет поводом и той «козырной картой» в руках КГБ для проведения обысков и арестов в кругах диссидентов, которые войдут в историю как «арестованная коляда» или «погром 1972 года».
В своих воспоминаниях Ирина Калинец писала о колядовании во Львове в 1972-м году:
«Дом на ул. Спокойной (имеется в виду дом бывшей жены Вячеслава Чорновола — Елены Антоновой — прим. авт.) был «точкой опоры», именно там готовились знаменитые колядки и вертепы 1971-1972 годов, именно в дом Елены возвращались люди из заключения и находили там не только материальную помощь (одежду, деньги, пищу), но и душевное тепло».
Отметим, что диссидентские вертепы несколько отличались от привычных современных, поскольку сочетали элементы рождественского вертепа с Маланкой (украинский народный и церковный праздник, вечер накануне «старого» Нового года — прим. перев) и Щедрым вечером.
В среду диссидентов КГБ засылал агентов «для разоблачения их антисоветской деятельности». Об этом свидетельствует сохранившееся письмо-признание Бориса Ковгара — работника музея народной архитектуры в Пирогове — майору КГБ Даниленко.
В письме говорится, что Ковгар получил указание войти в доверие к диссидентам во время подготовки новогодних вертепов, но со временем он сам к ним присоединился. КГБ отомстил ему за предательство и упрятал в психушку.
В декабре 1971 года во Львов приехал Василий Стус, который тогда лечился в моршинском санатории:
«Вместе ходили колядовать. Маленькую Звениславу (дочь супруги Калинец — прим. авт.) он просто очаровал. Мы показывали Василию музеи, церкви, кладбища. Его мучила язвенная боль, вплоть до обморока. А вечером у нас дома он очень артистично читал свои стихи. Его голос лился, как музыка. Это можно было сравнить с очищением.
Вечером 9 января, на Стефании, Василий возвращался в Киев, мы со Славиком Чорноволом провожали его в аэропорт. Едем мимо здания КГБ, а там все окна светятся, тогда мы решили — они что-то готовят».
Калинец не ошиблась. 13 января комитет докладывал ЦК Компартии Украины о масштабной операции, которую они провели за день до этого, во Львове и Киеве:
«…Комитет госбезопасности при СМ УССР 11 января этого года докладывал об аресте эмиссара заграничного националистического центра, подданного Бельгии — Ярослава Добоша, полученные от него показания о преступных контактах с националистически настроенными лицами по делу „Блок" и их связями в городе Киеве и запланированные мероприятия по проведению обысков у этих лиц с целью решения вопроса о привлечении их к уголовной ответственности.
Согласно плану, 12 января этого года операция по делу „Блок" была начата. Проведены обыски в городе Киеве у Светличного Ивана, Сверстюка Евгения, Антонюка Зиновия, Шумука Даниила, Селезенка Леонида, Стуса Василия, Светличной Надежды, Мешко Оксаны и ее сына Сергиенко Александра.
В этот же день были проведены обыски в городе Львове у Черновола Вячеслава, Стефании Шабатури, супругов Калинец, Геля Ивана, Григория Чубая, Осадчего Михаила, Гулик-Гнатенко Стефании, Попадюк Любомиры, Волыцкой Атены и у некоторых людей, с ними связанными.
Во время обысков в Киеве изъяли:
У Светличного: машинописный текст антисоветского документа „Рассказы о пережитом" на 376 листах, автором которого является Шумук, а также ряд политически вредных материалов, в том числе так называемые „самиздатовские" статьи и стихи; машинописные записи колядок националистического и клеветнического характера…
У Сверстюка: злобный антисоветский националистический документ программного характера под названием „Программа Украинской Коммунистической партии. Киев. 1971 год"… Черновик идейно вредного документа „Собор в лесах" и большое количество других материалов самиздата…
У Антонюка: нелегальный журнал „Украинский вестник" выпуски №1 и №5, антисоветские документы Мороза „Репортаж из заповедника им. Берия". „Хроника сопротивления", „Вместо последнего слова" и большое количество других враждебных и идейно вредных материалов…
Изъяты также различные националистические и политически вредные записи, рукописные, машинописные тексты у Селезенка, Стуса, Мешко и Сергиенко…
Светличный, Антонюк, Шумук, Селезенко, Стус задержаны. Сверстюк в связи с его болезнью не задерживался, но за ним ведется усиленное оперативное наблюдение.
Решается вопрос об аресте упомянутых лиц…»
Только в январе того года было арестовано около двадцати диссидентов, среди них самые известные и знаковые фигуры — Вячеслав Чорновол, Евгений Сверстюк, Иван Светличный, Василий Стус, Иван Гель, Ирина Калинец, Стефания Шабатура.
В целом в течение 1972 года арестовали около 100 диссидентов, 89 из них осуждены за антисоветскую деятельность.
Запрещенный хор «Гомон», Филарет и «позор Стельмаха»
20 декабря 1972 года КГБ докладывал первому секретарю ЦК Компартии Украины Владимиру Щербицкому об очередных планах колядников в Киеве:
«…получены оперативные данные о том, что по примеру предыдущих лет отдельные националистически настроенные лица, в основном из числа бывших участников хора „Гомон", организуют мероприятия для проведения так называемых „колядок" и „щедровок".
Известно, что националистические элементы в своей враждебной деятельности ранее использовали „колядки" и „щедровки" как одну из легальных форм привлечения новых участников к „украинскому движению" в интересах сбора так называемых общественных средств».
Комитет информировал, что инициатором создания одной из групп колядников был единомышленник арестованных по делу «Блок», уже упоминавшийся нами — Иван Русин («инженер-геодезист, ранее осужденный за антисоветскую деятельность»). Вместе с ним организацией колядок занималась архитектор Валентина Бирюкович, чья квартира стала местом для собраний колядников.
Как отмечал КГБ: «…„колядки" в основном религиозного и обрядового характера. В то же время, текст одной из них содержит фразу — „Боже, дай волю Украине"…».
Еще одну группу колядников, по данным КГБ, возглавлял Анатолий Соболев («в 1969 году исключен из рядов КПСС за националистические проявления, проживал в Конотопе, однако большинство свободного времени проводил у своих единомышленников в Киеве»).
Встречи были и на квартире студента вечернего отделения филологического факультета Киевского университета Николая Твердохлеба. Комитет докладывал: «…Твердохлеб ведет себя как националистически настроенное лицо и подозревается в хранении „самиздата"…»
Еще одним местом, которое колядники использовали для репетиций, была квартира инженера-технолога фабрики фотобумаги Людмилы Савченко. В этой же докладной КГБ зафиксировал данные, которые эхом переплетались со сведениями предыдущего года:
«…В каждую из групп входит по 15-20 человек, однако установочные данные на большинство из них, а также на всех лиц, которых они собираются посетить — пока неизвестны.
Выяснено, что участники группы Соболева намерены посетить квартиру писателя Михаила Стельмаха, который в прошлом году якобы не принял „колядников". Но на этот раз, в случае, если Стельмах сделает, то же самое, участники „группы" собирались повесить на дверях его квартиры табличку с надписью: „Позор!"
„Колядники" этой группы намерены также посетить экзарха Украины митрополита Филарета, который в прошлом году вручил им сто рублей…»
КГБ обладал информацией о мерах безопасности колядников, которые боялись повторения разгрома диссидентов в начале 1972-го года:
«… По оперативным данным, организаторы „колядок" используют меры безопасности, рекомендуют своим участникам не привлекать к себе внимания, не появляться группами, соблюдать „лояльную линию поведения" и не делать „маскарада", поскольку считают, что в костюмах и масках сотрудники КГБ смогут с легкостью их задержать в дни „колядок". В связи с этим высказываются мнения, что наиболее безопасно было бы колядовать только на окраине города…»
В архивных документах говорилось о том, что «о своем посещении колядники предварительно оповещали хозяев квартир по телефону, за исполнение колядок получали от них подарки в виде денег, спиртных напитков и продуктов….»
Антоненко-Давыдович сказал колядникам: «очень искренне благодарю, что пришли в мой дом. Я вот сидел и думал, придут ли щедровальники в этом году. Опасался, что не придут. И тем более я благодарен вам, мои дорогие друзья, патриоты, герои. Конечно, герои, потому что, чтобы осмелиться сделать это теперь, — надо быть действительно героем, иметь незаурядную смелость и мужество. И дальше предположил: если в этом невыносимом високосном году все-таки кто-то придет, то в дальнейшем следует ожидать облегчения…»
«Меня глубоко взволновал приход колядников — продолжал Антоненко-Давыдович — среди которых многие отсутствовали: в могилах лежат, а такие как Алла Горская, еще живы, но находятся далеко от нас, однако, я рад, что слово, душа и стойкость украинцев живут…»
Но милиция была не настолько рада колядникам, как писатель. Далее в докладной говорится:
«…Первого января этого года в двадцать часов с помощью милицейского наряда были задержаны и доставлены в Печерский райотдел внутренних дел города Киева восемь человек, которые организовали колядки у новогодней елки, установленной на площади имени Ленинского Комсомола (ныне — Европейская площадь — прим. авт.), и вели себя вызывающе…
Среди задержанных были участники бывшего хора „Гомон" и других сборищ националистических элементов: Николай Дикий (инженер завода Радиоприбор), Богдан Островский (аппаратчик завода Ленинская кузница), Анатолий Андрушко (механик автопредприятия 09674), Николай Решетник (конструктор института электросварки им. Патона) и Григорий Давидюк (арматурщик завода железобетонных конструкций №2).
Все они за нарушение общественного порядка будут привлечены к административной ответственности».
КГБ усиливает давление, но колядования продолжаются
28 декабря 1973 года КГБ в своей новой «рождественской» докладной Щербицкому сообщил о том, что к колядованию присоединился бывший глава Фастовского городского отделения ОУН (запрещенная в России организация — прим. ред.) Евгений Чередниченко, который отбывал двенадцать лет каторжных работ:
«…из числа организаторов и участников проведения колядок был выявлен объект дела „Блок" Чередниченко Евгений Романович, 1914 года рождения, учитель физкультуры в дарницкой средней школе №127.
Евгений Чередниченко, — по информации КГБ, — в 1941 году вступил в ОУН и возглавлял Фастовское городское отделение ОУН, в 1944 году военным трибуналом был приговорен к 15 годам каторжных работ, а в 1956 году был освобожден из заключения».
Кроме него и его жены, в группу колядников также входили уже известные Валентина Бирюкович, Николай Кравец и другие.
В этом году комитет готовился к колядованиям еще более серьезнее, чем обычно:
«С целью своевременного получения данных о возможных враждебных намерениях со стороны колядников за инициаторами сборищ было установлено оперативное наблюдение и организован контроль их телефонных разговоров. С Леопольдом Ященко и Адамом Рудчиком проведены профилактические беседы, в результате чего они от организации колядок отказались».
Чекисты перестраховались:
«В местах возможных сборов колядников и возле новогодней елки на площади Ленинского Комсомола выставлялись усиленные наряды милиции и дружинников».
«В результате принятых мер активные колядники отказались от организации больших сборищ и появления на улицах Киева в маскарадных костюмах».
Впрочем, отдельные группы все-таки «провели колядки небольшими группами по заранее подобранным адресам».
«31 декабря 1973 года с 19.30 до 23.00 часов две группы колядующих, численностью до 10 человек каждая, посетили квартиры писателя Антоненко-Давидовича Б. Д., доктора искусствоведения Логвина Г. Н., художницы Приймаченко М. Г., вдов Остапа Вишни и Бориса Гмыри, старшего консультанта общества охраны памятников истории и культуры Довгопятого Н. И., члена КПСС, и других лиц. После колядования группы разошлись по частным квартирам для встречи Нового года».
В праздновании Рождества так же принимал участие и Виктор Кукса, который вместе со своим приятелем Георгием Москаленко утром первого мая 1966 года перед майской демонстрацией над зданием Киевского института народного хозяйства (сейчас — Национальный экономический университет — прим. авт.) установил сине-желтый флаг.
«Монархические» колядки в лагерях
КГБ ситуативно одерживал победу в боях с диссидентами, но войны в конце концов не выиграл. Даже находясь в советских концлагерях, диссиденты помнили о колядках — об этой чудесной рождественской традиции.
Мирослав Маринович вспоминает интересный эпизод, произошедший в 1979 году во время его пребывания в лагере №36 в селе Кучино Пермской области РСФСР:
«С Евгением Сверстюком связана одна история — как я стал русским монархистом.
Как-то из зоны забрали Евгения Сверстюка и Евгения Пронюка и поместили их на карантин в тот самый домик ШИЗО (штрафной изолятор — прим. авт.) перед отправкой в ссылку.
Это было 6 января 1979 года, как раз на Сочельник. Я увидел, что форточка в их камере открыта и подумал, дай подойду ближе, насколько позволяет колючая проволока, и спою украинскую колядку — может, как раз услышат.
Начинаю петь, но, когда дежурный это услышал и вышел, я прекратил петь, чтобы не устраивать демонстрации с религиозными колядками, и пошел себе прочь.
На следующий день вызывает меня оперативный работник и говорит: „У меня здесь рапорт, что вы нарушали режим". Зачитывает: „… Пел монархические песни".
Мы удивленно смотрим друг на друга, и оба ничего не можем понять. По суду я официально проходил как „клеветник на советский режим", на самом же деле власть воспринимала меня как „украинского буржуазного националиста". А тут вдруг „монархические песни"…
Когда до меня доходит, в чем дело, я начинаю дико хохотать. Ведь дежурный вышел на улицу как раз в тот момент, когда я пел: „Ой ты, Царь, Царь, Небесный Государь…" из колядки „Новая радость стала". Ну, если поют о царе, то все ясно: „Маринович пел монархические песни"».
Вместо послесловия
Хотя КГБ и старался как можно сильнее «закручивать гайки» даже в таких, казалось бы, невинных традициях как колядование и щедрование, существовать ему, как и самому СССР, оставалось уже недолго.
С началом «горбачевской перестройки» традиции постепенно начнут возвращаться, а в 1989 году колядники и вертепы фактически заполонят улицы Львова.
Многие из колядников, о которых мы пишем, доживут до этих счастливых дней. Но, к сожалению, некоторые из них погибнут в концлагерях, в том числе и Василий Стус, перу которого принадлежат эти строки:
Звезда мне просияла нынче утром,
вонзенная в окно. И благодать —
такая ясная легла мне на душу
смиренную, что понял я блаженно:
что та звезда — лишь осколок боли,
что вечностью пронизан, как огнем.
Та звезда-вещунья твоего пути,
креста и доли, словно вечная мать,
возвышенная к небесам (от земли
на расстояние справедливости), прощает
тебе отчаяния минуты и дает
воодушевление веры, будто мир далекий
услышал слабый крик твой, отозвался
едва заметным чувством сострадания
и искрой высокого несогласия:
ведь жить — не преодоление границ,
а привыкание и самим собою-
наполнение. Лишь мать — умеет жить,
светясь, словно звезда.
